– Кто это? Говорите! Очень осторожно кладу трубку. Наверное, мистер Джонни сегодня тоже не пошел на работу. Не представляю, как он там сейчас дома. Но точно знаю, что даже в собственный выходной день не могу избавиться от страха перед этим мужчиной. Осталось одиннадцать дней. Через одиннадцать дней все закончится. Прошел день – и все растаяло. Когда я прихожу, мисс Селия уже не в постели. Сидит за кухонным столом, пялится в окно с таким выражением на лице, будто у нее не жизнь, а сущий ад. Глаз не сводит с мимозы. Дерево сильно пострадало ото льда. Половина веток сломалась, листья коричневые и пожухлые. – Доброе утро, Минни, – говорит она, не глядя на меня. Но я только молча киваю. Мне нечего ей сказать после того, как она обошлась со мной позавчера. – Наконец-то мы можем срубить эту мерзость, – говорит мисс Селия. – Валяйте. Вырубите все под корень. Как меня, уничтожьте без всякого повода. Мисс Селия поднимается, подходит к раковине, где я вожусь. Берет меня за руку: – Простите, что наорала на вас… – А у самой слезы стоят в глазах. – Хммм. – Я плохо себя чувствовала, понимаю, что это не оправдание, но мне правда было очень худо… – И тут она начинает рыдать, будто наорать на прислугу – самое страшное, что она в жизни сделала. – Да ладно вам, – бурчу я. – Не о чем тут убиваться. А потом она вдруг крепко меня обнимает, и мне приходится похлопать ее по спине и даже погладить. – Давайте-ка присядем, – говорю. – Я приготовлю вам кофе. Что уж там, когда со здоровьем непорядок, мы все становимся раздражительными. К утру понедельника листья на мимозе почернели, будто их обожгло, а не заморозило. Захожу в кухню с намерением напомнить, сколько дней осталось, но мисс Селия, как и в прошлый раз, не отрываясь смотрит на несчастное дерево – с той же ненавистью, с какой глядит обычно на плиту. Бледная, просто жуть, да еще есть отказывается. Весь день, вместо того чтоб валяться в кровати, украшает рождественскую елку в холле, превращая мою жизнь в пылесосный ад из-за бесконечных иголок повсюду. Потом выходит во двор, начинает обрезать розовые кусты и сажать луковицы тюльпанов. Ни разу не видела, чтоб она так много двигалась. А потом является на свой кулинарный урок, даже не вычистив грязюку из-под ногтей, но все так же без улыбки. – Осталось шесть дней до того, как вы расскажете мистеру Джонни, – напоминаю я. Она сначала молчит, а потом говорит, голосом ровным, как сковородка: – Вы уверены, что это необходимо? Я подумала, что мы могли бы немного подождать. Замираю, и пахта капает с моих пальцев. – Даже не представляете, насколько уверена. – Ну хорошо, хорошо. – И обратно на улицу, чтобы заняться своим любимым делом – пялиться на мимозу. Еще и топор прихватила. Но никак ее не срубит. Вечером в среду я способна думать только о том, что осталось девяносто шесть часов. При мысли, что после Рождества могу остаться без работы, внутри все сжимается. Тогда придется беспокоиться о куче вещей, а не только о том, что меня могут пристрелить на месте. Мисс Селия должна рассказать ему в канун Рождества, после того, как я уйду, но до того, как они отправятся в гости к матери мистера Джонни. Но мисс Селия ведет себя так странно, что я волнуюсь, решится ли она. Нет уж, мэм, твержу себе день напролет, не отстану, прилипну к ней, как жвачка к волосам. Но утром в четверг мисс Селии вообще нет дома. Надо же, сумела выбраться на люди. Присаживаюсь за стол, наливаю себе чашечку кофе. Выглядываю в окошко. Светло и солнечно. Черное дерево мимозы и вправду выглядит жутко. Почему бы мистеру Джонни не срубить эту штуку, и дело с концом. Наклоняюсь пониже к подоконнику: – Ну-ка, посмотрим… – В самом низу осталось несколько зеленых побегов, чуть оживших на солнышке. – Да это дерево просто прикидывается мертвым. Достаю из сумочки блокнот, где записан список дел. Не для мисс Селии, нет, мои собственные покупки, подарки к Рождеству, всякие разности для детей. Астма Бенни чуть получше, но, когда Лерой вчера вечером явился домой, от него опять несло виски. Он так толкнул меня, что я отлетела и ударилась бедром об стол. Если он и сегодня заявится в таком виде, на ужин получит по зубам. Я вздыхаю. Еще семьдесят два часа – и я свободная женщина. Может, меня уволят, а может, Лерой прибьет, когда обо всем узнает, но зато я буду свободна. Надо сосредоточиться на делах. Завтра придется много готовить, в субботу вечером церковный ужин, а в воскресенье – служба. Когда же прибраться в собственном доме? Постирать детские вещички? Моей старшей, Шуге, шестнадцать, и она аккуратная девочка, следит за домом, но по праздникам хочется освободить ее от хлопот – моя мама никогда мне не помогала. И еще Эйбилин. Вчера вечером она опять звонила, спрашивала, не надумала ли я помочь ей и мисс Скитер с книжкой. Я люблю Эйбилин, правда. Но, думаю, она делает огромную ошибку, доверяясь белой леди. Я ей так и сказала. Она рискует и работой, и безопасностью. Не говоря уж о том, зачем вообще помогать подружке мисс Хилли. Ладно, пора заняться делом. Смазываю окорок глазурью, украшаю ананасом и ставлю в духовку. Потом протираю полки в охотничьей комнате, чищу пылесосом медведя, а он глядит на меня, как на закуску. – Мы с тобой сегодня вдвоем, – говорю медведю. Он, как обычно, неразговорчив. С тряпкой и моющим средством иду наверх, по дороге полирую каждую балясину на перилах лестницы. Захожу в спальню номер один. Примерно с час я прибираюсь наверху. Здесь холодно и неуютно – ни одной живой души, чтоб согреть пустые комнаты. Я знай себе вожу руками туда-сюда, туда-сюда по каждой деревяшке, что попадается на пути. Между второй и третьей спальнями спускаюсь в комнату мисс Селии, пока та не вернулась. Что-то мне не по себе в пустом доме. Куда она подевалась? За все время, что я здесь работаю, она уходила всего три раза, и каждый раз говорила, куда, на сколько и зачем уходит, будто меня это касается. А сейчас ее ну как корова языком слизнула. Мне бы радоваться, что она сгинула с глаз моих, но одна в этом огромном доме я чувствую себя самозванкой. Бросаю взгляд на розовый коврик, прикрывающий кровавое пятно перед ванной. Попробую сегодня еще раз вывести его. Волна холодного воздуха проносится по комнате, будто призрак пролетел. Я вздрагиваю. Может, и не стоит сегодня заниматься этой кровищей. Одеяла, как всегда, разбросаны. Простыни скручены-перекручены. Ну точно на кровати борцовскую схватку устраивали. Я уже и не удивляюсь. Поначалу вам интересно, чем люди занимаются в спальне, а потом понимаете, что ни к чему лезть в чужие дела. Снимаю наволочку. Она вся в угольно-черных пятнах – тушь у мисс Селии больно стойкая. Заталкиваю в наволочку барахло, разбросанное по полу, чтоб легче было тащить. Заодно беру и аккуратно сложенные на желтом диване брюки мистера Джонни. Ну как, скажите на милость, я должна понять, чистые они или грязные? Ладно, все равно заталкиваю в мешок. Мой девиз: если сомневаешься – стирай. Перетаскиваю узел поближе к комоду. Ушиб на бедре ноет, когда я наклоняюсь за парой шелковых чулок мисс Селии. – Вы кто! Чулки выпадают у меня из рук. Медленно-медленно отступаю, пока не упираюсь спиной в комод. Он стоит в дверях, глаза прищурены. Очень медленно перевожу взгляд на топор в его руке. Боже. Спрятаться в ванной? Нет, он слишком близко, запросто меня поймает. И в дверь мне не выскочить – для этого надо с ним драться, а он мужчина, да к тому же с топором. Я в такой панике, что вся буквально горю. Все. Меня загнали в угол. Мистер Джонни смотрит на меня, поигрывая топором. Улыбается, чуть склонив голову. Я делаю единственное, что в моих силах. Скорчив грозную рожу и выпятив губы, ору изо всех сил: – Эй, ты, убирайся с дороги со своим топором! Мистер Джонни смотрит на топор, как будто позабыл о нем. Потом опять на меня. Не отрываясь, глядим друг на друга. Не двигаюсь, не дышу. Он косится на узел, хочет посмотреть, что же я украла. Сверху торчат его штаны. – Послушайте, – не выдерживаю я, и слезы сами собой брызжут из глаз. – Мистер Джонни, я просила мисс Селию рассказать вам про меня. Я ее тысячу раз просила… А он хохочет в ответ. И качает головой. Думает, поди, как забавно будет изрубить меня на кусочки. – Ну послушайте меня! Я говорила ей… – Успокойтесь, милая. – А сам продолжает лыбиться. – Я не собираюсь на вас нападать. Просто вы меня удивили, только и всего. Я потихонечку подвигаюсь к ванной. Топор-то у него все еще в руке. – Как вас зовут? – Минни, – шепчу я. Осталось целых пять футов. – Как давно вы здесь работаете, Минни? – Не так давно, – качаю головой. – Как давно? – Несколько… недель, – отвечаю я и тут же закусываю губу. Три месяца. – Думаю, – сомневается он, – что гораздо дольше. Поглядываю на дверь ванной. Что толку там прятаться, если дверь все равно не запирается? – Клянусь вам, я не сержусь, – говорит он. – А как же топор? – осторожно спрашиваю я. Он закатывает глаза, потом опускает топор на пол, отодвигает ногой подальше.