— Всего. Мнения людей, меня, своих тараканов. — У нее дома водятся тараканы?! — восклицаю в притворном ужасе, пытаясь свести разговор в шутку. Мне не по себе. Слишком опасная, скользкая тема. О чувствах с Егором я говорить точно не собираюсь. Впрочем, намек он понимает, бросает на меня довольно долгий внимательный взгляд, который может себе позволить, пока стоим на светофоре, затем возвращается к дороге. Рукава его рубашки, по обыкновению, закатаны почти до локтей, некоторое время я рассматриваю красивые часы на его запястье. Интересно, он сам их выбрал или подарок жены? Дарить часы — к разлуке, интересно, верит ли Озерский в приметы? Волоски на его руках кажутся темнее, чем на голове, но в точности такие, как на груди. Их много на предплечьях и в достатке на тыльной стороне ладоней, есть даже чуть-чуть на фалангах пальцев. Мужские большие, загорелые руки, так сильно отличающиеся от моих — светлых и гладких. Выглядят безумно сексуальными. Я немного краснею. Мой прошлый парень в этом плане походил на девчонку, тестостерона — едва ли, зато море необоснованной ревности и глупости! Таких мужчин, как Егор, в моей жизни еще не было. Внешне он совсем не похож на тонкокостного утонченного Велиара, мой демон — лучше. — О чем задумалась? — спрашивает Математик. О том, что ты красавчик. — Да так, сегодня тяжелый день, очень много грустной работы. * * * Некоторое время мы едем молча, я уж и забыла, о чем шла речь, поэтому не сразу отвечаю на его вопрос-просьбу: «Расскажешь?». За окном пробрасывает дождик, но это, к сожалению, никак не спасает от давящей духоты. С тоской провожаю взглядом мороженщика, торгующего на тротуаре. Егор включает дворники. — Эм, про работу? — спрашиваю и получаю в ответ кивок. — Нет, не хочу портить настроение. — Милая соседка, я в курсе, что люди умирают. Всех возрастов и национальностей. Вряд ли меня этим можно шокировать. Ты, между прочим, делаешь важное дело, зря смущаешься, — я кивнула, соглашаясь. Но ему этого, видимо, показалось мало. — Вероника, ты не виновата в том, что у людей случается беда, ты просто помогаешь им пережить тяжелое время. Представь, что таких фирм, как твоя, не было бы? Ритуалы нам необходимы, чтобы в пограничной ситуации сберечь рассудок. Я молчу. Понимаю, что нужно что-то ответить, но мне просто хочется продолжать его слушать. — Кроме того, я видел, как ты работаешь. Не грузишь людей лишней информацией, не путаешь и не заставляешь выбирать между миллионом вариантов, а я полистал каталоги в твоем офисе — вот это разнообразие! Ты быстро определяешь, что нужно в данной ситуации, кому- то скромный вариант, кому-то с шиком. «Все сделаем», — и действительно делаешь после этого. Люди тебе благодарны. — Я копирую дядю, стараюсь сохранить принципы его работы. Он всегда выглядел безукоризненно, но одинаково блекло, понимаешь? Без изюминки. Чтобы не бросаться в глаза, не вызывать эмоций. Наверное, на это перестроиться было сложнее всего. Тогда, сразу после школы, я ощущала себя яркой, во мне было столько энергии! Я мечтала ослеплять, привлекать внимание, выделяться. Пришлось учиться искусству быть незаметной. — В гребаную взрослую жизнь редко вступаешь без боя с самим собой. Но если хочешь мое мнение, то ты очень яркая. В том, что ты не ослепляешь с первого взгляда, а открываешься постепенно — есть своя изюминка. — Спасибо за комплимент, Егор. Согласна, что это детские страхи, но я никак не могу себя заставить даже потратить заработанные деньги! А их так много! Я никогда в жизни столько не получала, слишком крупные суммы для нас с мамой. Очень хочу купить новые сережки, у меня всего одни, и те — старые мамины, и я правда могу позволить себе красивые с бриллиантами, но каждый раз, как захожу в ювелирку, мне становится не по себе. Кажется, я наживаюсь на самом страшном. Я боюсь смерти до ужаса. Дяде дают какие-то несколько месяцев, у меня остается только мамуля, и при одной мысли… я начинаю реветь. А как не думать, когда вокруг одни венки? — Боже, вот чего я разнылась перед ним? Поспешно вытираю уголки глаз, пока не потекла тушь. Всхлипываю, принимая из его рук начатую минералку. — Получается, что живу в постоянном внутреннем конфликте. — Ты занимаешься бизнесом, — он не собирается со мной сюсюкаться или жалеть, слова звучат сухо, но не равнодушно. Он абсолютно серьезен. — Бизнес обязан приносить доход, иначе зачем он нужен? Да и… другой, будучи на твоем месте, драл бы больше денег, поверь. А ты поступаешь честно. Ты заняла нишу и трудишься в ее рамках, и ты имеешь право тратить каждую заработанную копейку так, как посчитаешь нужным. И получать от этого удовольствие. А родным твоим — крепкого здоровья и долгих лет жизни. Мы уже приехали и остановились напротив моего подъезда. Сидим в машине, смотрим друг на друга. — Знаешь, а я думала, ты сбежишь от меня, когда узнаешь. Творческий человек, зачем тебе негатив и такая подруга? Не ожидала, что поймешь. Еще и поддержишь. — Сундук с сюрпризами, а не я, — улыбается. — Ну что, до вечера, Вероника? Как обычно, курим в восемь на балконе? Я сжимаю ладони в умоляющем жесте, смотрю настолько жалобно, насколько только способна. Не успевшие просохнуть глаза дополняют образ страдалицы. — Ни за что, — отрезает он, в момент начиная злиться. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, один разочек! Я буду, как крошечная зайка, сидеть в уголочке и помалкивать. — Крошечная зайка? — переспрашивает он, против воли рассмеявшись. — Ну да, незаметный комочек с дли-и-инными ушками, — активно киваю, показывая уши ладонями. Его это смешит еще сильнее. — Я не могу упустить такой шанс. Я один из самых ярых фанатов сериальчиков. — Я не люблю, когда кто-то меня отвлекает. — Я не буду отвлекать. — Или дает советы. — Никаких советов. Боже упаси. — Или смотрит в упор. — Я буду смотреть исключительно на Галину Егоровну! — Фиг с тобой, — он жмет по газам, машина срывается с места, и через две минуты мы паркуемся в его дворе. А я сжимаю кулаки от предвкушения и пританцовываю, пока идем в подъезд и поднимаемся в лифте. Егор строит из себя цацу-недотрогу, стоит рядом с каменным лицом, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что не рад. Но по заднице меня шлепнуть не забывает, когда выхожу первой на лестничную площадку. И краем глаза я замечаю его улыбку. Пользуется моим смирением, подонок! Это магия. Волнительно вот так прикоснуться к созданию сериала, пусть даже его переозвучке. После кофе и сигареты Егор садится за стол и работает, а мы с Галкой, как я и обещала, прячемся за ширмой. Черепаха ползает по коврику, меня обязали приглядывать за ней, чтобы занять хоть каким-то делом, пока мэтр творит. Он смотрит серию в оригинале, читает перевод, настраивает технику. А потом начинается самое интересное! Передо мной по-прежнему Егор, но будто и не он вовсе. Пока Галка, ошалев от отсутствия стеклянных стен террариума, осматривается, я доползаю до края ширмы и осторожно выглядываю. Может, конечно, Озерский и правда фиговый актер, но когда он озвучивает героя в кино, его мимика полностью совпадает с мимикой мужчины на экране. Он будто переживает все те же события, находясь в шкуре персонажа. Очень необычно. У меня щеки пылают от волнения и удовольствия. Когда дело доходит до горячей эротической сцены и разговора во время и сразу после, Егор скидывает рубашку и… падает на пол. Он отжимается тридцать раз, садится за стол и продолжает говорить свои реплики, слегка запыхавшись. С первого дубля у него, видимо, не получается, поэтому он повторяет фокус. Частое поверхностное дыхание, пошлые словечки, а его канал допускает матерные выражения, полуулыбка… Я зажимаю ладонями рот, чтобы не произнести ни звука, не отвлечь. Выдаю себя только тогда, когда он заканчивает и оборачивается. — Все, отправляю озвучку, на сегодня свободен. — Это было поразительно! Никогда не задумывалась над тем, как все это происходит. — По идее, мы должны находиться в настоящей студии, но это слишком дорого. Осмелев от его улыбки, я подхожу ближе и обнимаю со спины. Егор берет меня за руку, тянет к себе, заставляя упасть на его колени. Я меняю положение, перекидываю ногу, и мы оказываемся лицом к лицу, я сверху, оседлав. — Счастливая, — говорит мне он, касаясь пальцем кончика моего носа. — Еще бы. Спасибо тебе за то, что сделал исключение. — Да не за что. Посредственная игра посредственного полуактера. Хобби. — Помню-помню, нужны монеты на сигареты. Я обнимаю его за шею, кладу голову на его плечо и долго вот так сижу, пока он на своем ноуте отправляет файлы, пишет какие-то письма или работает над очередным сценарием. Чем-то занят, в общем. Не прогоняет меня, не пристает, руками если и трогает, то машинально гладит по спине. Просто что-то делает, с серьезным выражением лица, а я и рада. Сижу с ним, на нем, слушаю дыхание, чувствую аромат кожи. Не нужно большего, мне просто очень хорошо вот так в тишине с ним вдвоем. Когда Егор мягко просит меня подняться: «Веро, все классно, но у меня немного затекли ноги», — и кладет ладони на мою талию, я будто просыпаюсь. Мы обнимались почти час. — Прости, я задумалась. Задремала, — поспешно соскакиваю с него, он встает следом и разминает ноги. — Знаю, не хотел тебя тревожить. Хорошо посидели, да? Я смотрю на монитор и по длине заголовка понимаю, что на экране — его книга. — А где черепаха? — его взгляд останавливается на пустом террариуме. Мы кидаемся на поиски и обнаруживаем беглянку на подходе к кухне. Веро Видеть Егора в квартире моего дяди более чем странно. Ситуация, которая началась как шутка, зачем-то превратилась в реальность, причем настолько неожиданно, что мы сами не поняли, как это случилось. Вот мы с Озерским спорим взахлеб, я привожу в пример тридцать три причины, почему не должна ехать с ним на кинофестиваль, он — каждую из них бьет аргументом. — У меня рабочие дни! — Ты босс, отпросись у себя. — У дяди. — Отпросись у дяди. — Нет, я не стану. Однажды пробовала, он дал понять, что не одобряет необоснованные прогулы. — Вот трусиха! — Сам такой. — Я? Да я тебя мигом отпрошу хоть у папы Римского. Поехали. И вот мы едем в его машине по указанному в навигаторе адресу. Вот мы паркуемся в дядином дворе. Математик — само спокойствие. Словно он не женатый гад, который хочет взять на юг без пяти минут любовницу. Идем к подъезду. Я — впереди, он не отстает. Когда доходим до подъезда, я оборачиваюсь, не зная, чего жажду больше — чтобы он сбежал или оказался на месте. Стоит. — Ну? Чего мнешься? Я уже думаю, что ты завралась и никакого дядя не существует. Я раздраженно прищуриваюсь и набираю номер квартиры. Римма Владимировна отвечает незамедлительно. — Это Вероника с другом, мы к дяде по делу. Не очень важному, если он занят — то мы приедем в другой раз. Мы в подъезде, потом в лифте. Егор непробиваем. Дядя не любит, когда к нему приходят без предупреждения, сейчас ему требуется достаточно много времени, чтобы встать с постели, расходиться, одеться, и подобные сюрпризы, разумеется, лишние. Но когда дядя выходит из спальни с улыбкой и весело приветствует нас, я только и способна, что хлопать ресницами. Бесстыжий Озерский ведет себя как ни в чем не бывало, он вежлив и улыбчив, немного рассказывает о себе, впрочем, не спешит ставить в известность о том, что женат. Он подлец, и мне стыдно, что я привела его к себе домой под влиянием магии часовых невинных обнимашек. — Мы с Вероникой — хорошие друзья, — говорит он. — Она оказалась рядом, когда все остальные меня возненавидели, и помогла пережить непростой период в жизни. Ничего не требуя взамен. Недавно я развелся с женой, которая привела в наш брак третьего. Не спросив у меня разрешения, — иронично шутит он, оставаясь при этом серьезным. Дядя понимающе кивает. — Не то чтобы я против экспериментов, но, понимаете, сюрпризы в данном вопросе — отстой полный. Приятными бывают не часто, — прикусывает губу. Выглядит абсолютно естественно. — И уж точно не прощаются. Редко какой развод проходит быстро и безболезненно. Разругались даже те, кто к нашему браку не имел прямого отношения. Столько грязи поднялось, сплетен, старых обид… Не верится, что все в прошлом.