Мы отмечали весь вечер и всю ночь его награду, проматывали отрывки сериалов на ноутбуке, он травил байки со съемочной площадки, рассказывал о ругани с режиссером, делился хитростями, на которые шел, чтобы сохранить сюжет неизменным. Упомянул алкоголизм Ксюшиного отца… Я тоже говорила о себе и своей жизни. Нашлось время и погрустить, и повеселиться. Одни же! Прямо на улице! Тепло, красиво вокруг: природа, фонарики. Комаров нет, интернет прекрасный, куча еды, мягкий газон под ногами и одеяла. Мы даже успели покувыркаться по траве, Егор пытался ходить на руках, я выдала ему безупречное «колесо», затем опустилась на мостик, но дало о себе знать колено, и пришлось повременить с акробатикой. Мы сходили с ума, курили травку и хохотали. И целовались. Он вел себя безупречно, не оставляя мне ни малейшего шанса продолжать обижаться. Безумие — находиться рядом с ним. Безумие — так долго сопротивляться влечению. Я прижалась к нему всем телом, прикрыла глаза и поцеловала в плечо. — Представь. что мы в будущем. Оно наступит. зуб даю. — Не хочу возвращаться. В будущем хорошо. Вот бы остаться здесь… — Мы ненадолго. Ни одной лишней минуты в настоящем не задержимся. Мистер Математик Привет, блог Хоть моя профессия и записана в трудовой книжке синонимом слова писатель, в наличии на данный момент имеется явно недостаточно слов, чтобы передать происходящее. Словарный запас рассыпался по кровати, спросонья нащупать удалось лишь: «Бл*ть», а телу жарко. Рядом со мной пожар разгорается. Не в прямом, конечно, смысле. Все намного хуже. Эта женщина меня с ума сводит. То доверчивая и будто беззащитная перед жесткими реалиями этого мира, без макияжа, в спортивном костюме, со связанными в хвост за спиной волосами; то точно знающая, чего хочет от жизни, уверенная искусительница. Многие женщины совмещают в себе эти, казалось бы, противоположные качества. Вчера я понял, что именно расщепило Веронику. Так сложилось, что начиная с отца, брата-психопата и заканчивая любовниками — ей встречались не лучшие представители нашего рода. Ее дядя — святой человек, нужно будет сделать для него что-то хорошее. Он сохранил нам Веронику. Утро обрушилось внезапно, прошлым вечером я не был готов к очередной проверке, которые мы, не уставая, устраиваем друг другу. Одну за одной. Не зная жалости. — Я так боюсь, что у нас ничего не получится. В смысле… мы переспим, ты вернешься к жене, а я буду жить с этим. Меня это раздавит. — То, что между нами сейчас — куда важнее, чем секс. — Разговор по душам простить легче, чем секс. Да и секс бывает разным. Ты ведь понимаешь, о чем я? Наш секс подарит такое удовольствие, которое простить невозможно. Не знаю, как у мужчин, но женщине забыть измену любимого намного легче, если та для него ничего не значит, если подробностей он даже не помнит. А вот жить и подозревать, что на стороне он словил экстаз… догадка закопает заживо. Экстаз с другим человеком простить невозможно в принципе, это никогда не забудется. Всегда будешь сравнивать себя с ней. Теперь я знаю — любовницы живут лишь пониманием, что с ними мужчине лучше. Иначе не справиться. Сдохнуть можно иначе. Трэш. Не шевелюсь, растягивая агонию, а она, сучка, приносит боль во всем теле. Я не знал, что можно вот так хотеть женщину. Хотеть бесконтрольно. Знать ее досконально, уважать, и жаждать каждой клеткой своего тела. Умная такая Вероника, принципиальная, прижать бы ее к кровати и взять. Я бы не сдерживал себя. Сразу сделал бы это жестко, и ей бы понравилось. Ей именно так и хотелось бы. Трэш. Слушаю, ощущаю, наблюдаю сквозь ресницы. Наше обожание друг друга не оставляет шанса на сопротивление. Это выдержать невозможно. Видит Бог, мы пытались. Но природа ломает, требует своего. Видимо, Веронике тоже больно, иначе она бы не… Длительная, растянутая на целые недели прелюдия. Нужна разрядка. Вероника лежит рядом со мной и ласкает себя, пока я, перевернувшись на спину, делаю вид, что сплю. Не знаю, как она на это решилась, как долго это продолжается, я почувствовал движения и проснулся, но, будучи все же больше чудаком именно на букву «м», не прерываю. Вчерашний вечер прошел отлично, мы гуляли по санаторию, наслаждаясь тишиной и удовольствием, когда ступали босыми ногами по густому зеленому газону, еще влажному после вечерней поливки. Чуть позже отыскали сухую лужайку и валялись прямо на траве, пили красное вино из пластиковых фужеров, разбавляя его льдом из сумки-холодильника, курили и бесконечно долго говорили на личные темы. Иногда обнимались, несколько раз я ее целовал, но почему-то без страсти, а просто в удовольствие. Без намека на продолжение. Губы сладкие, манящие, на языке вкус вина, почему бы не целовать? Под кайфом Вероника казалась мне такой хрупкой и нуждающейся в защите, что я и мысли не допускал стянуть с нее трусики. Она ведь не для этого со мной поехала, она давала мне намного больше. Если бы на фестивале я потерпел фиаско, наверное, она единственная, кого бы мне хотелось видеть. А одному в этом санатории свихнуться можно. Я просто знаю, что она меня поддержит. И я хочу сделать что-то особенное для нее. Не трахать — увы, в этом заключается главное и самое сложное к выполнению требование. Все выходные мы баловались, измывались друг над другом то в купальниках, то в белье или в парадной одежде, мы довели себя до такого, что… сейчас я притворяюсь спящим, боясь спугнуть ее удовольствие. Еще немного — и мое сердце разорвется. Вероника смотрит опьяневшими от возбуждения глазами, совсем рядышком прижалась, вплотную, но я чувствую ее нетерпеливые движения. Она жадно вдыхает мой запах, возможно, это показалось бы странно в любой другой момент, но сейчас принимается как естественная потребность. Я тоже нуждаюсь в аромате ее кожи и ее возбуждения, во вкусе ее тела. Я адски хочу лежащую рядом женщину. Хочу целиком, до упора. Целовать, терзать, трогать везде, чтобы не смела помешать мне. Хочу рассмотреть ее, будучи спереди и сзади, хочу, чтобы она вспотела, стонала и кричала. Я хочу, чтобы она со мной кричала. Вероника осыпает невесомыми поцелуями мое плечо. Я чувствую прикосновение влажного язычка, и его вкус мгновенно всплывает в голове. Я помню ее губы и будто чувствую их на своих пересохших. Влажный след тянется по груди, поцелуи касаются соска. На моем месте сейчас не проснулся бы только мертвый. Но я притворяюсь для нее. Я хочу, чтобы она кончила. Мне нужна ее разрядка. Не знаю, никогда не испытывал подобного, я жажду увидеть женский оргазм, не находясь внутри и не планируя оказаться внутри секундой позже. Моя порочная красавица думает сейчас обо мне, сминая свою грудь. Я пытаюсь сглатывать слюни незаметно. Одна ее рука опускается ниже по ее телу, я чувствую движения ее бедер, черт, самому бы автоматом не начать толкаться. Боже, как же нам это нужно. Одно мое движение — накрыть ее своим телом. Еще одно движение — направить и толкнуться. Где горячо, влажно. От запахов кружится голова, мой стояк — каменный и болезненный, его уже невозможно не заметить, но Вероника слишком занята собой. Мы не так часто ночуем вместе, но, возможно, она это делает не впервые рядышком? Почему-то эта мысль возбуждает еще сильнее. Она, видимо, решила, что прошлым вечером я упился вусмерть и не чувствую ничего вообще, проводит рукой по моей груди, слегка царапает ноготочками. Касается пальчиками моих губ, потом снова опускает руку. Переворачивается на спину, раздвигает ножки. Давай, девочка, для меня. Она все еще очень близко, полжизни бы отдал, чтобы узнать, что именно себе фантазирует. Смелая. Безбашенная. Хочет и делает это. Она прекрасна. Просто без ума от нее. Она очень часто дышит. У нее изумительные маленькие темные сосочки, похожие сейчас на узелки. Я больше не прячусь, пялюсь во все глаза, но ее веки опущены, не замечает свидетеля. Кровь пульсирует в висках, когда движения ее пальчиков становятся быстрее и ритмичнее. Я смотрю зачарованно, не в силах оставаться в стороне, по какой-то причине неспособный вмешаться. А когда она выдыхает «Егор», у меня перед глазами красная дымка. Рывком приподнимаюсь и кидаюсь на нее. Жадно целую в губы. Я убираю ее руку, заменяя своей. Она пугается, пытается остановить, но я хватаю ее пальцы и сую себе в рот — единственный способ занять как-то. Пальчики свободной руки впиваются в кожу на моей шее. Если я сейчас войду в нее, наш секс будет длиться половину секунды. Сделайте скидку, у меня воздержание несколько недель! Сразу двумя пальцами проникаю в нее, ладонью кверху, технику я знаю. Вероника отпускает себя. Обе ее ладони на моих плечах, а губы приоткрыты. Поцелуи. Опять поцелуи. Ей так нужно, что она сжимает меня до боли. Сильнее, малышка, мне нужно прийти в себя. Отвлеки меня от себя хотя бы на секунду. Жалеть ее не собираюсь, я ведь чувствую, какая она… готовая. Несколько движений, сразу быстрый темп, который она сама себе никогда бы не смогла позволить. Мой темп. Со мной всегда будет так, как сейчас. Она напрягается всем телом и кончает, выгнувшись, застонав, приоткрыв рот. У меня голова кружится, перед глазами темнеет. Я ее целую, сразу углубляясь языком, хотя бы это могу себе позволить. — Боже… — стонет она пораженно. — Ты позвала меня, я точно слышал. Я… сейчас приду… просто я не в состоянии это сдержать… — хочу успеть до ванной. — Стой, — она задерживает меня за руку. Быстро приспускает мои трусы, наклоняется, приоткрыв губы. Но минета не следует. Едва ее ладонь крепко обхватывает ствол, язык касается головки, представление феерически заканчивается. Чувствуя себя ошеломленным и вымотавшимся, я падаю на подушки и прикрываю глаза. Вероника забирается на меня сверху, и я ее обнимаю. Хорошо, что не уходит в душ или куда-то еще. Рядышком. — Что теперь будет? — спрашивает она шепотом. — Ш-ш-ш. Представь, что мы в будущем. Оно наступит, зуб даю. Захотели сильно и оказались в осени. За окном дождь, слышишь? Осенью всегда идет дождь, — там и вправду льет, небо упало на землю, как бы говоря: «ну, неужели?» — Не хочу возвращаться обратно. В будущем хорошо. Вот бы здесь остаться… Что нам в настоящем делать? Ждать, сомневаться, да и только. — Мы ненадолго. Ни одной лишней минуты не задержимся. Сделаем все необходимое и сразу сюда. — Давно ты не спишь? — спрашивает Вероника через некоторое время. — Давненько, — отвечаю хрипло. Надо бы попить, но кто знает, где взять воду? Осталось ли что- то в мини-баре? — Боже, как стыдно. — Все прекрасно, — я целую ее пальчики, и, почувствовав особый вкус на них, снова облизываю. Вероника прячет лицо на моей груди. — Спасибо. За финал. Это намного лучше, чем забрызгать тут все в попытке добежать до душа. — Финал был безупречно красивым и вкусным, — она целует меня в грудь. — Но, Егор, я сама тебя спровоцировала, нужно было продолжить по-нормальному. Моя вина, я бы не стала тебя прерывать и предъявлять что-то после. — Знаю, но так будет лучше. Я сам хочу сделать все правильно. Я тебе пообещал и сдержу свое слово. — Вчера мы так хорошо поговорили по душам, я все испортила, да? — Мы просто заглянули в будущее, помнишь? Да и, поверь, это совсем не то, что бы я хотел с тобой сделать. Просто помогли друг другу разрядиться, подумаешь. Она устраивается поудобнее, закидывает на меня ножку. — Если бы мы встречались и ты помог так разрядиться какой-то другой бабе… — говорит возмущенно, я поглаживаю ее по волосам, тяну «ш-ш-ш», и девушка замолкает. А через несколько минут, проведенных в тишине, — и вовсе спит. Наш самолет только вечером, поэтому я тоже не собираюсь бороться с усталостью. Кстати, если после секса спать хочется только вам, а ваша женщина полна сил и энергии, пересчитайте мысленно ее оргазмы, возможно, сто процентов из них — имитированные. Тщательно отлюбленная девочка спит, как убитая. Она как минимум румяная, вялая и довольная. Сон не идет. Мне мало, никак не могу успокоиться. Нужно подумать о чем-то малоприятном. О, у меня же на такие случаи всегда есть недоразвалившийся брак. Боже, дай мне сил сдержать с Вероникой свое обещание. Не так долго осталось — Ксюша вчера звонила, сказала, что по УЗИ плод созрел, крупный, роды могут начаться чуть ли не на месяц раньше, и врачи не видят к этому препятствий. Наоборот, советуют сильно не тянуть, учитывая обстоятельства. Я тоже родился раньше почти на месяц с весом в три с половиной килограмма, так что Ксюша полна энтузиазма в ближайшие две недели подарить мне наследника. Две-три недели плюс месяц на развод… Надо терпеть. Вероника рассказывала вчера, как над ней издевался один ушлепок — сын ее папаши, сколько крови выпил в детстве и юности. Жалко ее. И больше мне не хочется использовать Веронику как бы то ни было. Пусть после нашего романа у нее останутся высокая самооценка и приятные воспоминания. Мне нравится делать ее счастливой. Мысль приходит внезапно, и выглядит в данной ситуации ожидаемой и закономерной для любого другого человека, но только не для меня. Дежавю тут же закручивает в водоворот. Я не хочу повторения. Ни за что на свете. Чувство самосохранения кричит немедленно вставать и бежать отсюда. Что же я делаю? Заменяю один эшафот другим? Голова проясняется, и я осознаю, что произошло на самом деле. Не по себе от этого. Осторожно перекладываю Веро на подушку, укрываю простыней и, натянув брюки, выхожу покурить на балкон. Кажется, это первое утро за много лет, которое я начал не с мысли о Ксюше. Сначала они, мысли о ней, просто были. Я прокручивал в голове ее короткие фразы, намеки, вспоминал улыбки, пытаясь отыскать в них надежду. Обдумывал ее проблемы в бизнесе… В общем, лишь бы крутиться около Санниковой. Потом, когда она стала моей, я радовался по утрам, что она все еще моя. Еще один день — удержал. Уже ставшую привычной радость внезапной новостью сменила утренняя злость, через некоторое время уступившая место тоске. Долго злиться я не умею. А вот тосковать — напротив, способен сколько угодно. Как-то все не так у нас было с Ксюшей. Излишне идеально, что ли? Я прекрасно знал, что делает ее веселой и счастливой, и делал для этого необходимое, а она снова и снова удивлялась, что друг ее младшего брата, наконец, к двадцати пяти годам вырос и превратился в интересного мужчину. Когда успел только? Как она не замечала раньше? Женитьба стала важным этапом в моей жизни. Не только Ксюша признала, что я вырос. Окружающие также пришли к данному выводу. Беда-беда. Весь мой брак — словно глупейшая попытка осуществить детскую абсурдную мечту стать космонавтом тогда, когда самое время отказаться от полетов в космос с теплой улыбкой, положить пластмассовый скафандр в шкаф, рядом с деревянными мечами и модельками машин. Некоторые мечты должны оставаться мечтами, иначе — претворившись в тошнотворную реальность — они перечеркивают все годы, подчиненные этой самой мечте. Регина, моя сестра, просила одуматься, она сколько угодно могла перечислять причины «против» этого брака. А может, мы с Ксюшей должны были пройти через него, чтобы чему-то научиться? У нее скоро будет малыш, Маленькая Санни сама на себя не похожа: домашняя, мягкая, от нее в буквальном смысле пахнет уютом — пирожками и свежестью. Но какие же непростые уроки раздает жизнь! Опасные! Слишком много месяцев каждый мой день начинался паршиво, первое желание — совершить что-нибудь, хоть что, лишь бы стереть из памяти свой грандиозный фейл. Помните про жизнь-восхождение в гору? Есть вершины, до которых не дотянуться. И беременная от другого человека родная жена — ежедневное визуальное тому подтверждение. А сегодня я о ней не вспомнил. Вообще. Пока ассоциативный ряд не привел к разводу (поскорее бы!)