— Переключись на кого-то другого. Ребенка своего. Будь хорошей девочкой, не обостряй. Я и так сделал для тебя много. Больше, чем кто бы то ни был другой на моем месте. * * * Леся спрашивает в вотсаппе, какого хрена я творю. В Ксюшином инстаграме фотки, где мы вместе обедаем с хештегами «папочка_вывел_мамочку_покушать_сладкого», «отмечаем_первую_репетицию_родов», «а_вы_родили_с_первого_захода?». И сотни лайков. Ненадолго забегаю на работу — нужно переговорить с режиссером по некоторым моментам следующего сезона «Денечков», а затем направляюсь по знакомому маршруту к бюро. Паркуюсь неподалеку и, прикупив пару кофе, захожу в здание. Вероника, как обычно, серьезная и сосредоточенная в своем похоронном костюме в громадном кресле работает за компьютером. Хмурится. Тут прохладно и тихо. Всегда очень тихо. Идеально. — О, кофе! Ты лучший! — восклицает, увидев меня. — Сдохнуть хочу, — говорю ей с порога. — Вдохновения нет. Вокруг одни идиоты. Три серии нужно озвучить до утра, а в горле першит. Че делать? Она моргает. — Ложись поспи, — кивает на один из гробов, стоящих на полу. Утром планировался крупный привоз, видимо, не все вошли на склад. — Этот уже продан? — спрашиваю с интересом. Серенький такой, но симпатичный. — He-а. Еще даже не расценили, — она подходит ближе, встает на цыпочки и целует меня в щеку, обманом забирает оба стаканчика, пробует кофе из каждого, почему-то кривится, решительно выбирает один из двух одинаковых, второй возвращает мне. Делаю жест — поставить на стол. — Тогда примерю, — пожимаю плечами и укладываюсь полежать в ящичек. Ощущения — скажем так… странные. Но отрезвляющие. Тесно. И будто холоднее, но это скорее мозг бастует. Вероника закрывает дверь на ключ, подходит ко мне. Присаживается на корточки рядом. — Что-то случилось? Или просто творческий кризис? — У друга беда, потом расскажу. Не сейчас. — Ясно. Хочешь отвлеку? Сегодня весь день просидела на черепашьем форуме, ты знал, что мы Галочку не тем кормим? В общем, заказала я самый лучший корм, теперь у нее не будет болеть животик. — С чего ты взяла, что у нее живот болел? — Так глазки слезились. Ну, в смысле, нерадостными были. Неважно. И еще, Егор, нам неправильно сказали в магазине, малышей черепашек нужно кормить утром, а не днем. Утром им полезнее. — Ты покормила, кстати? — Конечно! Кстати, нужно ключи тебе отдать, пока не забыла. — Оставь, я на днях в Питер смотаюсь на пару дней, присмотришь за ребенком? — Конечно, мог бы не спрашивать. — А сиськи покажешь? — Галке-то? — Я соскучился, — говорю умоляюще, не реагируя на шутку. — Да запросто, жалко, что ли, — она задирает одной рукой топ, под ним белый кружевной. Я выпучиваю глаза, вытягиваю вперед руки и рывком сажусь, будто зомби. Поворачиваю корпус в ее сторону «Сиськ-и-и, я иду-у-у». Вероника заливисто хохочет: — Боже, вся моя жизнь с тобой — сплошной фильм ужасов. — Порнофильм ужасов, — улыбаюсь ей, облокотившись на руки. — Долго он раскачивается, твой порнофильм, не боишься потерять аудиторию? — она проводит рукой по моей щеке, хитро прищуривается, вглядываясь в мои глаза. Рядом с ней даже в гробу лежать прикольно. Нужно будет включить подобную сцену в сериал. Интересно, как отредактирует режиссер? Открываю рот, чтобы сказать что-то пошлое и романтическое одновременно, как она добавляет серьезным тоном: — Егор, дяде стало хуже, он хочет повидать детей. Ехать придется в другой город, потом покажу на карте. И я решила его сопровождать. Одного даже с Риммой Владимировной не отпущу. — Помощь нужна? — Да. Если правда готов помочь. Не обещай попусту. — Окей, говори, что нужно. — Ладно. У нас одни женщины, а он тяжелый. Ехать на машине часов восемь. На электричке примерно столько же. Пока маршрут в процессе обдумывания. — Понял, свозим. — Спасибо. Для меня это важно. И, кстати, меня тут снова позвали на свидание. Представь! Вообще в последнее время будто сезон охоты открыли, обострение у мужиков, хотя осень на носу. Когда за рулем еду — подмигивают, жестами просят номер телефона, в столовой знакомятся. Даже на улице оглядываются, догоняют! А сегодня, сразу после того, как ты мне написал о своих серьезных намерениях, — она подмигивает мне, — мужчина с маминой работы — я его знаю — кинул смс, что мечтает со мной встретиться. Открой секрет, вас заводит, когда женщина не свободна? Каким местом вы это чувствуете? На каком-то инстинктивном уровне? Просыпается азарт — увести у другого самца? Почему раньше хоть бы кто-то подошел, блин! — Не понял, кто позвал? Какой еще мужчина с маминой работы? — выбираю из потока слов главное. — Ты его не знаешь. Так что мне сказать, Егор? — Что тебе будет неудобно надевать платье, когда одна рука в гипсе, — беру ее руку и не больно сжимаю, она смеется. — А если серьезно? Меня немного нервирует, что моя жизнь зависит от биологических часов ребенка Ксюши. Я все понимаю, но изначально уговор был — что если, — она делает упор на это слово, — у меня никто не появится, мы позажигаем. — Назначаю вас, — говорю торжественно, с интонациями ее любимого Велиара, Вероника в момент розовеет от удовольствия. С большим трудом борю улыбку, — назначаю вас, Вероника Павловна, официальной своей любовницей. Другими словами, сходишь налево — башку откручу. — Любовницей от слова «любить»? — Как филолог заявляю — слова абсолютно точно однокоренные, — подмигиваю ей. — Не многовато ли у вас женщин, Егор Дмитриевич? — улыбается она. — Не жирно ли и жену иметь, и любовницу? И мелку не натрешь? — Ой, бл*ть, — тяну. — И жена, и любовница, а толку ноль от обеих. Дальше мы хохочем вдвоем. Я, наконец, вылезаю из гроба, настроение становится не в пример лучше. Сажаю Веронику на стол, обнимаю ее. Она облизывает губы. От минетов и безудержного секса всяко и всюду нас отделяет каких-то несколько недель. Я глажу ее волосы, будто она маленькая девочка. Они гладкие и блестящие, мне нравятся. Бывает любовь с первого взгляда, а бывает так, что пульс рядом с человеком держится стабильно шестьдесят ударов на протяжении недели, двух, месяца. Даже когда человек спит рядом, особо не напрягаешься. А потом раз — и она просто сидит в полуметре в строгом костюме, а в груди ноет, сердце на разрыв аорты колотится. Глаза у нее большие, в них плещется огонек желания. Пристойное поведение, сдержанность учат нас ценить простые вещи. Прижимаю ее ладонь к своей груди, посасываю мочку ее уха, жадно ласкаю шею, перехожу на плечо: — Плевать, как наши отношения выглядят со стороны, какие ярлыки на нас повесят. Я буду с тобой. — Нас сожгут на костре, Егор. — Пока будут жечь, я буду тебя отчаянно трахать. В этом самом гребаном костре. Полагаю, это несколько скрасит процесс сожжения. — Вот чокнутый. Ну конечно же, скрасит! — она обнимает меня руками и ногами. Нежно гладит по лопаткам, шее, зарывается пальчиками в мои волосы. — Я такая дрянь, что, думая об этом, возбуждаюсь еще сильнее. — С ума свела. Не верю, что еще полгода назад тупо хотел сдохнуть. Как хорошо, что не преуспел в этом желании. — Ты полчаса назад хотел сдохнуть, примеряя на себя один из моих гробов. — Это была шутка. Вероника, если серьезно, то я не буду, разумеется, ломать тебе руки. Я даже скандалы не стану устраивать, не стоит испытывать меня на прочность. Я не приемлю измен, меня не возбуждает ревность. Узнаю, что будешь с кем-то еще — я просто все оборву. Обстоятельств не существует. Никогда не поверю ни в единое. Я не стану мстить, не бойся. Пример у тебя перед глазами. Но меня ты потеряешь сразу. — Хитрый какой. Сам женат, а требуешь полной верности? — шутит, но не реагирую на ее слова. Полностью серьезен, смотрю в ее глаза. Она часто дышит, немного дрожит. Улыбка спадает с ее лица. Вероника сжимает губы, а потом крепко-крепко меня обнимает. — Даже не сомневайся, — говорит мне. — Уж я не упущу свой… — замолкает, оборвав себя. — Шанс? — переспрашиваю, с улыбкой. — Заткнись, — отвечает мне резким тоном. Вероника На свадьбу Полины мы с Ксюшей Озерской обе являемся без пары — наш мужчина очень вовремя свинтил в срочную командировку, избавив себя от трудности выбора и множества пикантных ситуаций, которые вполне могли бы произойти, добавив празднику элементы скандала, слезных истерик и грязных разборок. А в том, что троица Ксюша-Егор-Вероника могла бы сделать торжество незабываемым в худшем смысле этого слова, я даже не сомневаюсь — напряжение между мной и Математиком, по ощущениям, достигло апогея: он на меня так смотрит что я сама не своя. Одновременно мрачно и с огоньком, отчего сердце каждый раз сладостно сжимается в предвкушении. Ожидание его бесит. Струна натягивается. Каждый день я готовлюсь к тому, что он сорвется и накинется на меня. А я… понятия не имею, чего жажду больше. Мы оба на взводе, каждый может потерять тормоза в любой момент времени. Вот ведь дрянная женская натура! Чем больше получаешь, тем сильнее растет аппетит. Если изначально я мечтала просто надеть чертовы лаковые туфли на шпильке, которые из-за колена навеки теперь под запретом, и пошалить с ним, не думая о последствиях, то сейчас мне обязательно нужны отношения. И чувства. И вообще он весь целиком каждый день. Нам никогда никто не поверит. Не планировали мы влюбляться, он просто пережидал время в более приятной компании, чем губительные для организма алкоголь и наркотики, а я боролась с собой за чистоту совести. Проиграли оба. Несмотря на то, что мы пока не спим, дураку понятно — я его любовница, его женщина. Господи, как он на меня смотрит, как трогает! Я всякий стыд теряю. А эти поцелуи… мучительно сладкие, тягучие, чтобы не разогнаться мгновенно, как могли бы, но и оторваться невозможно. Все его внимание — мое. И делиться с кем-то я больше не намерена.