Ладно, не подходит — и хорошо. Самое главное для меня. Держусь ближе к дороге, чтобы не пропустить такси. Переминаюсь с ноги на ногу — хоть и без каблуков, но все равно устала. Где же мои кроссовочки? С грустью смотрю на клатч, в который они никогда бы не поместились, а жаль. Не по себе мне. Вот знаю, что смотрит на меня. Нутром чую. Зачем только? Что от меня ему еще нужно? Сам окрестил дрянью, и сам уже второй раз ищет встречи. — Давай подвезу? — говорит слева от меня. Вздрагиваю. Подошел, не побоялся. — Привет, потрясающе выглядишь, — смотрит пристально, но не так, как Санни, эмоции которого очевидны. Этот же — нет, крученый. Гребаная медийная личность, не понять, чего хочет. Да и сам, наверное, не знает. Озлобленный идеалист! Угораздило же выбрать из толпы, а? — Не переживай, твой друг ко мне не приставал, — говорю ему. — Хорошо. Я слежу за этим. — Что? — Переживаю за тебя. Послушай, я… очень сильно соскучился, — он сводит брови вместе. Жду еще пару секунд, но, видимо, это вся извинительная речь, которую он подготовил. — Отвали, — отвечаю дерзко, не сдержавшись. — Егор, прошу, просто от***ись от меня. Нет меня больше. Считай, что нет. Урок я усвоила. Всё. Исчезни. В память о всем хорошем смени квартиру, сделаешь одолжение. Его глаза расширяются — кажется, не ожидал. — И я усвоил урок. Веро, тот день, — он начинает жестикулировать, заметно, что пошел экспромт: — он был каким-то… безумным, бешеным… я сильно подрался, разозлился, среагировал жестоко. Если бы вернуть время, я бы поступил совершенно по-другому. Я пытаюсь найти подходящий момент, чтобы сказать все это, но никак не получается. Мне так стыдно перед тобой, но, прости, я не могу тебя оставить в покое. Я все время о тебе думаю, я… каждую минуту думаю. — Что тебе, Егор, от меня нужно? — озвучиваю свой главный вопрос. Делаю все для того, чтобы голос звучал уставшим. Он вздыхает: — Я очень сильно по тебе скучаю. — Это пройдет. У меня уже прошло. — Лжешь. У нас ведь… по любви все было, помнишь? Сама говорила, — его голос становится мягче, у меня дыхание перехватывает от того, как он произносит слова, как смотрит. Настолько интимно, открыто. В его интонациях совсем нет Велиара, он не пользуется запрещенным приемом. Передо мной Егор такой, какой есть. — По-особенному, раз по любви. У меня так не было никогда раньше. Я не пробовал, а сейчас… еще хочу. — Повторить? Серьезно? Как ты мне сказал? «Для такой, как я — переспать не проблема», и ты явился, чтобы…после всего… — я теряюсь от такой наглости, он начинает паниковать. — Нет, нет, ты не о том подумала. Да нет же! Веро! Ну, ляпнул сгоряча, ты тоже тогда мне наговорила дохрена комплиментов! Я так не думаю. И я сейчас вообще не про секс. — Ну почему же. Я сразу тебе сказала, что мне от тебя нужен только он самый. Согласна, отлично потрахались. Давай повторим, как-нибудь. Не сегодня. У меня месячные. — Вероника, пожалуйста, это… какая-то хрень происходит! Ты так не думаешь, я так не думаю, нам нужно просто поговорить начистоту. — Думаешь, проблема? Да нифига. Доказать? — вокруг люди, боюсь, что за нами уже наблюдают. Наши взгляды острые, не отрываем их друг от друга, звереем. Я — от желания отомстить ему, причинить ту же боль, что и он мне, он бесится по каким-то своим причинам. А потом он берет себя в руки, опускает плечи и улыбается мне, все еще готовой разорвать его на части. — Окей, поехали, — говорит и кивает. Не могу понять, что веселого, я тут на грани топчусь, между прочим! — Не сердись так сильно на меня. Хочешь, новости расскажу? Не поверишь, что любовь со мной творит. Вероничка, вообрази только, с прошлого раза у меня член на сантиметр вырос, — а сам показывает пальцами отрезок не меньше пяти. — Представь, как все круто будет! — Чего? — хмурюсь, не понимая, что он вообще несет. Смена темы дезориентирует. — Сам в шоке! Бывает же. Пошли покажу, рассмотришь как раз хорошенько. Я знаю ракурс, с которого тебе будет отлично видно, — и подмигивает. Остолбенев, я беспомощно хватаю ртом воздух. Пытаюсь разозлиться сильнее, но проблема в том, что Егор — единственный человек в мире, способный произнести настолько пошлое предложение каким-то таким особым образом, чтобы никого не обидеть. Он не пытается меня унизить, он вообще не из тех, кому нравится унижать людей. Я слишком хорошо его знаю, чтобы не раскусить — этот дурак пытается меня рассмешить. Как умеет. Но… тем не менее.. Озерский охренел! Не представляю: кричать на него или смеяться в голос. Дурацкая шутка, дурацкий тон, с которой он ее произнес, умоляющий взгляд и нелепая улыбка, выдающая, как сильно ему неуютно сейчас. Все это так знакомо, потому что родом из нашего прошлого. Где было много вот таких подколок, которые даже пересказать кому-то стыдно, и в то же время кажущихся лично мне безумно смешными. Целых две секунды я борюсь с желанием расхохотаться в голос, планируя послать его куда подальше и придумывая что-то остроумное про размер его пениса. Сужаю расстояние между его пальцами с пяти сантиметров до одного, уже открываю рот, чтобы высказаться, что теперь есть крохотный шанс хоть у кого-то хоть что-то почувствовать, как слышу за спиной: — Вероника, ты в порядке? Молодой человек, вы что себе позволяете? Как с девушкой разговариваете? Где уважение?! Помощь пришла, откуда не ждали. Отец мой тут как тут. Один, без дружков и подружек. Подслушивал? Да неужели? Егор тут же ощетинивается, словно почувствовал угрозу. Он не знает, что перед ним несостоявшийся тесть. Думает, что я познакомилась в клубе с мужчиной хорошо под пятьдесят. Не могу больше сдерживать смех. Ага, какой-то старпер защищает меня от Математика. Вот это да! Озерский в бешенстве, понимая, какую роль играет. Меня спасают от него! Смотрю то на первого, то на второго, и ни одного из них не жалко. Где же мое такси? — Я крайне уважительно отношусь к своей девушке, никогда не забываю подушку под колени подложить, чтобы мягко было, — выдает Озерский ни секунды не колеблясь, делает шаг вперед. Теперь он серьезен. Встает так, чтобы я оказалась слегка у него за спиной. У папы ступор. Не ожидал. Надо же, вспомнил о моем существовании и тут же полез честь защищать. Я настолько пьяна, что не могу успокоиться и задавить шальную улыбку! Ничего не могу с собой поделать. — Не ссорьтесь только, — хватаю Егора за руку. — Хорошо, пойдем. Егор, пошли-и-и, — тяну его в сторону. — Покажешь… — смеюсь, — что там наросло. — Вероника, ну-ка вернись! Он не посмеет… никто не посмеет… — начинает возмущаться отец. — Не, погоди, тут какой-то хрен влез, — тормозит меня Озерский. — Егор, это мой папа, — произношу я, опасаясь, что комедия в любой момент может превратиться в драму. Озерский моментально меняется в лице, на котором теперь отражается невероятное любопытство. Он оглядывает бывшего соперника с головы до ног, слегка улыбается уголком губ. — Что, серьезно? Отец? Как давно я мечтал с вами познакомиться, — и протягивает руку. Тот, растерявшись, пожимает. — А вы вообще кто? — хмурится папа. — Вы меня не знаете, но я вас — очень хорошо. Вот, значит, кому я обязан за все свои проблемы. — Егор, — тяну его в сторону. — пошли. — Ага, — кивает он. — Но я вас запомнил. — Вероника, куда ты пошла? Не позволяй ему так с тобой разговаривать! Дочка! — А ты ему морду набей, — улыбаюсь. — У меня, папа, травма детства, залипаю из-за тебя на козлов. Он богат и женат, между прочим, — говорю я. — Ага, — безэмоционально отвечает Егор, теперь уже он тянет меня в сторону, но я вошла во вкус. — Удивлен? А как ты хотел? Буду тебя сейчас позорить, хорошо, хоть фамилия у меня мамина! Ха, еще и не такое себе позволяю! Ты себе даже не представляешь, как я живу! Во грехе! Тебе благодаря! Озерский утаскивает меня в сторону своей машины, запихивает на переднее сиденье и увозит подальше от этого клуба. — Не надо было тебе так с ним, — говорит он через некоторое время. Печку включил, словно почувствовал, как сильно я замерзла. В чулках ведь выпендривалась, хотя на улице довольно прохладно. — И извини, что я сморозил лишнего. Не хотел тебя подставить. Просто подумал, что шутка про маленькие пенисы всегда поднимает настроение девушкам. Не знаю, просто хотел дать тебе возможность оскорбить меня, может, тебе бы легче стало. Смягчить ситуацию. Ты так ругалась, я запаниковал. Блин, Веро, я стараюсь! — ударяет ладонями по рулю. — Да нет, все хорошо. Я так устала доказывать всем, что девушка приличная, что хочется уже расслабиться и плыть по течению. Как тебе, кстати, фотки? — Какие фотки? — спрашивает он. — Как какие? Которые Ксюша выкупила или вымолила, уж не знаю, у Стаса, моего братца. Генка после разрыва несколько фоток Стасу продал, думать не хочу, что тот с ними делал. И знать не хочу. — А что на них? — А ты не видел? О, так скоро увидишь! Я там сплю полуголая. Стас угрожал, что если я не буду выполнять его приказания, — выделяю голосом, — он эти фотки в сеть выложит. Ну, я спросила у подруги-юриста, что можно сделать, скинула ему ее ответ со ссылками на статью и предложила выкладывать поскорее. Почему-то сразу расхотел публиковать. — Не, я ничего не видел. — Ясно. — Вероника, черт, мне так… Мне очень жаль. — Мне тоже жаль. — Мир? Я поднимаю брови и смотрю на него недоуменно: — Чего? — Прости мне этот поступок. Я бы хотел вернуть все, как было, — он останавливает машину возле своего подъезда. — Я не тут живу, — отрезаю. — Давай просто поговорим. Поругаемся. Выскажи мне все, что думаешь. Только не гони снова. — Поняла. Ничего, дойду ногами, — открываю дверь. — Да стой же! — он перехватывает мои руки и захлопывает дверь. — Сейчас довезу, погоди. Через две минуты он паркуется напротив моего подъезда. Причем таким образом, что, никаких сомнений, намерен долго оставаться на одном месте. Машина никому не мешает. Егор выглядит вполне искренним, но то, что он сделал — не прощается. Он сыграл на моих чувствах, забрал все, что только могла дать, после чего выставил на посмешище, еще и наговорил вслед «хорошего». Я тоже наговорила, но готова ответить за каждое свое слово. — Скучаю, — упорно повторяет он. — Я… не думал, что буду по кому-то так скучать, — он поджимает губы и отворачивается. Смотрит то на руль, то вдаль через лобовое. Нервничает. Я всхлипываю, но продолжаю держать себя в руках: