Определенно точно: с этим подонком мы составляем недурную пару, понимаем друг друга так, что позавидовать можно, более того — сами это осознаем. Но сколько же дров наломали, сколько гадостей совершили оба! Можно ли спать с женатиком и чувствовать себя при этом чистенькой и достойной счастья? Кто-то, возможно, может. Я — нет. Меня это тяготит. Нас обоих это тяготит. Мамин доктор так и не явился, поэтому я расплачиваюсь по счету, забираю куртку в гардеробе и выхожу на парковку. Озерский следует тенью, молча забирается на пассажирское сиденье «Гелика», и я везу нас домой. — Я знал, что не все там просто. В той истории, — говорит мне сразу после того, как заглушила двигатель. Настало время прощаться. — В следующий раз доверяй интуиции, — улыбаюсь ему. Его сотовый пиликает. Егор достает трубку из кармана, читает сообщение и говорит: — О, Ксюша родила. — Да ладно! — не верю собственным ушам. Неужели случилось? Иногда мне казалось, что Озерская пожизненно в статусе беременной ходить будет! — Как все прошло?! — Написала, что прекрасно, началось внезапно, в итоге родила всего за два часа. Врачи были в шоке. Хорошо, что в роддоме находилась. Мальчик четыре двести. — Какой богатырь! Поздравляю. — Спасибо. Жаль, сегодня я уже бухой. Пойду просплюсь и утром поеду сдавать ДНК. — Удачи тебе. — И тебе, — он тянется и целует меня в губы. Без языка. Просто нежное касание. Потом несколько раз в щеку, ухо, в лоб. — Не делай глупостей. Я позвоню. — Договорились. Мы выходим из машины, он ждет, пока я зайду в подъезд. Попав в квартиру, по привычке сразу следую на балкон. Стоит под окнами, ждет знака, что я в порядке, после чего разворачивается и бредет к себе. Я тоже жду, когда зажжется свет в окнах напротив. Мало ли что может случиться. Полночи ворочаюсь, сон никак не приходит. То в жар бросает от воспоминаний о жарких ласках в непонятном переулке, то ужас леденящий охватывает при мысли, что сейчас окажется, что ребенок от него, и на этом наши дурацкие отношения закончатся. А как жить-то дальше без них? Да, осадок остается, но ведь как я радуюсь каждый раз, увидев новый плакат, который он рисует для меня! Как жду эти его навязчивые знаки внимания! Как мне льстит, когда он снова и снова доказывает, как сильно я ему нужна. Пусть самыми идиотскими способами, но уж как умеет. Знала ведь, на кого западаю. Все знала, сознательно влюблялась. А если ребеночек все же его? Учитывая, что у него с этим проблемы — а я практически не сомневаюсь теперь, что Егору поставили бесплодие — он ведь… ради родного малыша может простить Ксюше все. Что если Ксюша подарит ему чудо, ради которого он останется в семье? Что же мне делать? Помогать ли ему вернуться в семью, если случится такое? Молча отойти в сторону, не мешая, или бороться за нас? Без сна проворочалась до самого рассвета, проснулась с первыми лучами от того, что вспомнила о письме Регины под девичьей фамилией Озерской. Соскочила с кровати и бросилась к ноутбуку, включила его, открыла почтовик и внимательно прочитала письмо два раза. Регина написала приветливое и очень теплое письмо, в котором сообщала, что заочно через Вику и Лесю успела хорошо со мной познакомиться. Она счастлива, что Егор нашел человека, которому не безразличен, и просила, чтобы я дала ему новый шанс. Он пока еще не научился ценить любовь, но обязательно научится, как только прочувствует ее вкус как следует. А еще она говорила, что он совсем не безнадежный, просто… иногда его нужно немного направлять, поддерживать, как и любую творческую личность. Тогда он достигнет многого. Затем Регина подошла к главной цели своего письма: оказывается, у нее осталась последняя надежда спасти книгу Егора — попросить у меня помощи. Никто не в состоянии повлиять на этого упертого барана и заставить поменять концовку. Оказывается, Егор сознательно топит свое лучшее творение. Регина заверила, что его произведение изменит представление о литературе начала двадцать первого века. Разумеется, если он доработает его как следует. Она попросила меня самолично убедиться в правдивости ее слов, приложив к письму рукопись, которую так долго и упорно скрывал от меня Егор. Дрожащими руками я открываю файл и погружаюсь в чтение. Часть VI Книга довольно объемная, сложная, но настолько интересная, что, не отрываясь, читаю три часа подряд, после чего впервые отвожу мокрые глаза от монитора. Начало далось непросто: Озерский, не жалея читателей, с первого абзаца рубил правду-матку о современной безответственной, бессмысленной жизни, в которую так легко вляпаться впечатлительному подростку, заболеть отвратительным цинизмом в нежные восемнадцать лет, а дальше… а дальше так сложно остановиться и разглядеть нечто действительно настоящее. Искушение подталкивает к пропасти, а пропасть в его книге — это смерть. От болячки, наркотиков, нелепых драк или суицида, когда депрессия выводит страдания на какой-то новый уровень, где даже с незначительными промахами невозможно смириться. Люди отталкивают людей. Они больше не пытаются созидать. В этом всем герой по имени Гриша пытается забыть единственную, по его мнению, подходящую ему женщину. Герой много рассуждает о смысле жизни. Мальчишкам вообще очень он нужен, этот самый смысл. Без цели их существование становится бесполезным, а внутри бушует столько сил и энергии, что осознать и принять сей прискорбный факт — крайне тяжело. Стимул непременно должен быть, иначе возникает протест, и одному Богу известно, куда он может привести. Егор пишет, что в определенном возрасте понемножку протестуют все, это нормально, потому что является демонстрацией характера. Позже приходит осознание, против чего протестовать действительно стоит, а что — туфта полная, не стоящая секунды внимания. Принять верное решение помогает опыт, правда, не всем к двадцати годам удается скопить его в необходимом количестве. У Гриши есть сводная сестра, о которой он заботится и которую любит втайне ото всех, понимая, что никогда не получит взаимности. Запрещено. Табу. Чуть позже Гриша узнает, что не может иметь детей, и решает посвятить всего себя заботе о девушке. Ничего лучшего — более стоящего — он попросту придумать не может. А вот сестренке его присутствие скорее в тягость, но со временем их странные отношения приобретают болезненный оттенок зависимости. Герои попросту не могут прекратить играть в начатую когда-то в детстве игру. Они встречаются с другими, пытаются что-то строить, но от этого страдают лишь сильнее. Снова и снова рушат отношения, провоцируя друг друга иногда на опасные поступки. Уму непостижимо то, через что проходит Гриша, следуя за мечтой. В то же время, осознав бесконечную власть, его пассия с каждым новым разом пытается все изощреннее уничтожить своего преданного поклонника, иногда в прямом смысле — убить. После чего снова дает надежду, сама ищет встречи, ласкает, не способная отпустить человека, которого любит и ненавидит одновременно. Егор здесь в каждой строчке. В каждом слове. Да, неидеальный, странный, местами невыносимый, но одновременно с этим — настоящий и поражающий своей искренностью. Ничего более откровенного и трогающего душу я не читала с детства. Иногда «глотать» текст было настолько больно и жутко, что я закрывала глаза ладонями. Ведь… наверное, мой мужчина действительно знает, о чем пишет. Открываю файл на планшете и не отрываюсь от текста, пока варю кофе. В какой-то момент понимаю, что осушила чашку и даже не заметила этого. Обожгла небо. Нового плаката на балконе напротив нет. Озеру в данный момент не до глупостей. Иду на работу пешком, а сама читаю. Пару раз натыкаюсь на ветви деревьев и встречных прохожих. Спотыкаюсь о бордюры, двигаясь по маршруту на автопилоте. «Девушка, осторожнее!» — кричат вслед, а мне все равно. Перед моими глазами откровение. Так много личного. Так много близкого каждому современному человеку. Боже, хороший мой, как же ты живешь, ежеминутно чувствуя вот это все. Талантливые люди не могут писать острыми, как бритва, словами о самом важном, да так, что у читателя внутренности в тугой узел стягиваются, а затем, в конце дня, закрывать ноутбук и радоваться мелочам. Ложиться спать с беззаботной улыбкой на устах, и всю ночь видеть во сне радугу. До того, как их пальцы касаются клавиатуры, — они чувствуют то, о чем вскоре напишут; после того, как откладывают компьютер, они продолжают вариться в сюжете. Ад не оставляет их ни на минуту. Им нужны поблажки. Любить творческого человека непросто. Думаю, у многих просто не хватило бы ни сил, ни нервов. Но… возможно, оно того стоит? Закрываю глаза и представляю себе самый знакомый и любимый балкон, расположенный напротив моего. Наверное, Егор еще там, за стеной, собирается. Удалось ли сомкнуть глаза этой ночью? Егор сильный, такой же, как его Гриша, у которого своя дорога, своя собственная история, практически ничего общего не имеющая с историей самого Озера, но если для Гриши темы ревности и бесплодия настолько важны, что он творит все вот это… остается задаваться вопросом, что же пережил его создатель, когда любимая женщина забеременела от другого? Мужчины не говорят о чувствах. С детства их учат, что эмоции — проявление слабости, исключительно женская прерогатива. С ранних лет мальчики учатся забивать в себе страдания, чтобы никто, не дай Боже, не заметил, что им не все равно. Но глубоко внутри, на том уровне, где спрятана душа, по-прежнему продолжают чувствовать. Читаю в перерывах от работы и в конце рабочего дня за запертой дверью кабинета. Даже отменяю собеседование, чтобы не отвлекаться. Потом, завтра! А потом получаю сообщение от Егора: «Еду в роддом, результат готов». Так быстро?! О нет! И радуюсь одновременно, и до дрожи напугана. Смотрю в зеркало — бледная, как снег. Почему-то казалось, на анализ уйдет неделя. Хотя бы сутки! Хватаю куртку и вылетаю из бюро, несусь к метро, прижимая к груди планшет. Сердце колотится так сильно, что задыхаюсь. Сказывается бессонная ночь и кофе. Да, непременно дело в кофе. Надо было ограничиться двумя чашками. Как на иголках. А вагоны, будто назло, едва ползут. И остановки уж слишком какие- то долгие… Я должна быть там, когда он узнает правду. Мне необходимо увидеть его лицо в ту секунду, как его взгляд мазнет по странице с результатом, — тогда я пойму, как поступать дальше. Тогда я точно буду знать: отталкивать его или вцепиться намертво. Вне зависимости от того, что будет сказано в этом судьбоносном конверте. В метро я рыдаю навзрыд, дочитывая концовку. И нет, вовсе не потому, что там нет хэппи-энда. Иногда книги для того и пишутся, чтобы закончиться плохо. Но «Ягненочек» — совершенно не тот случай. Книга прекрасна даже без финальных нескольких страниц. Которые, кстати, как раз таки и вызывают недоумение и смазывают впечатление. Регина написала: «Вероника, умоляю, заклинаю, любым способом заставь его дописать послесловие. Хотя бы пару предложений! Несколько слов. Они поменяют все. Пусть Гриша увидит другую девушку. Пусть он просто ее «увидит», тогда все изменится. Тогда эта книга порвет продажи». Да, Грише необходимо понять, что существуют иные женщины, что ему необязательно даже ехать за тысячи километров, чтобы найти своего человека. Возможно, в квартире напротив живет та, что подарит ему новую цель. Лаской, нежностью, Боже… да одним своим присутствием побудит снова захотеть жить! Спрашиваю в регистратуре, в какой палате лежит Ксения Озерская, после чего поднимаюсь на четвертый этаж. Разумеется, в саму палату меня не пускают, да я и не попрусь туда ни за какие коврижки! Между мной и отделением не менее двух дверей, что более чем устраивает. Благодаря тому, что практически все стены на этаже стеклянные, я прекрасно вижу происходящее в следующем коридоре, где ждут встречи родственники рожениц. Присаживаюсь на самую дальнюю лавочку, во все глаза смотрю на Егора. Он на две двери ближе к палате Ксюши. Сидит на такой же лавке, что и я, голову опустил, ждет. Вместе с ним ждем. Озлобленный идеалист, до чего же сложный мужчина. Но мне кажется, каким-то непостижимым образом я начинаю понимать его. Руки дрожат, меня трясет от того, что еще немного, и мы узнаем настоящую цену тому, что натворили. Вдруг становится страшно. Хочется бежать, скрываться, прятаться, продлить агонию, точнее, мечту, что эта женщина родила сына не ему, а какому-то другому мужчине. Что еще немного, и у нее больше не останется причин портить нам жизнь. Егор, родной, о чем же думаешь ты? На какой исход надеешься? Я рада, что он не знает о моем присутствии. Не хочу сбивать его, навязывать свои страхи и надежды. Но если понадоблюсь… то тут я, в нескольких метрах. Готова поддерживать. Проходит не менее получаса, прежде чем за еще одной стеклянной дверью происходит движение. Ксюша подходит к стеклу, катит перед собой тележку- кроватку с младенцем. Ребеночка отсюда не видно, но сама Ксюша выглядит взволнованной и возбужденной, и вместе с тем безумно уставшей. Волосы кажутся жидкими, связаны в простой хвостик за спиной, ни грамма косметики, а под глазами круги от недосыпа. Она в бесформенном халате, и по размеру живота кажется, что ребенка ей еще только предстоит родить, но все это не имеет никакого значения, как только я вижу, с какой лаской и любовью она смотрит на сына. Вот бы однажды, когда-нибудь… и мне так же… быть уставшей, но довольной. Со своим малышом рядышком. Я радуюсь за нее. Сердце сжимается от умиления, когда смотрю на Ксюшу в роли молодой мамы. От всей души желаю им крепкого здоровья. Очень надеюсь, что в материнстве эта женщина, наконец, найдет себя, ей больше не понадобится завоевывать десятки мужчин, чтобы чувствовать себя полноценной. Она меня не замечает, смотрит исключительно на Егора. Окликает его, он вздрагивает, словно пробудившись ото сна, поднимается с лавки и подходит к прозрачной стене, разделяющей его и малыша с Ксюшей. Он задорно улыбается, рассматривая мальчика, машет ему, говорит что-то, не разобрать с моего расстояния. Если ребенок окажется его, и он этому обрадуется, я встану и уйду, и больше ни разу не заговорю с ним. Возможно, моя роль заключалась в том, чтобы не дать ему спятить за время ожидания. Моя совесть в этом плане чиста, потому что справилась с ней. Впиваюсь ногтями в ладони. Я ведь люблю его по-настоящему, и как бы сильно ни хотела находиться рядом, сделаю все, чтобы он был счастлив. Главное — не умереть от разрыва сердца… Ксюша светится от осознания собственной значимости. Малыша она оставляет в кроватке, а сама выходит к Егору. Он что-то говорит ей — по-видимому, поздравляет, после чего они обнимаются. По-дружески. Он треплет ее по макушке, посмеивается. Рад за нее. Может, мне хочется так думать, но сейчас передо мной Егор-хороший-Ксюшин-друг. Она что-то ему рассказывает, жалуется, он смеется и одновременно с этим — жалеет ее. А потом к ним выходит женщина в белом костюме с бейджем и показывает конверт. Они оба в замешательстве, в первую секунду никто не решается протянуть руку за результатом. Врач смеется, прячет его за спиной, и могу предположить, что говорит: может, не нужно? Ксюша кивает и соглашается с ней, жестом просит уходить, но Егор отрицательно качает головой. Он не злится, но становится серьезнее. Просит отдать ему бумагу. Не в силах справиться с эмоциями, я поднимаюсь и делаю несколько шагов в их направлении. Беспокоюсь, как бы меня не заметили, но ничего не могу поделать. Мне нужно увидеть его реакцию. Ксюша обнимает его. Она такая маленькая ростом, оказывается. Прячет лицо у него на груди. Он ее тоже обнимает одной рукой, пока разворачивает конверт и пробегает глазами результат. О Боже.