Он улыбается. Первая реакция, неконтролируемая эмоция, — улыбка. Искренняя. Он рад тому, что видит. Получил именно тот результат, на который рассчитывал. Без сюрпризов. Я прижимаю ладони к стеклу. Касаюсь прохладной стены лбом. Позади шаги, в коридор заходят еще люди, голоса которых кажутся знакомыми, но я не могу отвести глаз от лица Егора. Непонятно почему, но ни единой секунды не сомневаюсь — он не отец. И рад этому. Мужчина с диагнозом «бесплодие» радуется тому, что ребенок не его, чему может быть только одна причина. И толпящиеся позади люди называют ее вслух: — Вероника? Привет! — удивляется Санни. — А что ты здесь делаешь? Я быстро оглядываюсь: вся семья Санниковых в сборе. Взволнованная Леся, которая смотрит на меня, затаив дыхание, сам Коля с воспаленными глазами и бледными розовыми пятнами на лице, а также его родители. Егор тоже замечает движение. Теперь он смотрит на нас, сдержанно улыбается и быстрым движением показывает мне большой палец. Кивает подождать его. Вежливо со всеми здороваюсь и отступаю к выходу. Егор вновь дает знак — ждать. Он отстраняет от себя Ксюшу, подмигивает ей, произносит какие-то слова поддержки. Касается пальцем ее носа, кажется, просит держать его выше. Она сейчас расплачется, но послушно кивает. Он совсем на нее не злится, эта женщина больше не вызывает у него абсолютно никаких эмоций. Этот этап в его жизни закончился вместе с последней строчкой его потрясающей книги, но… дальше следует вовсе не смерть, а еще один этап. Новый. Если Гриша (зачеркнуто) Егор захочет, конечно, стать счастливым. Переход в будущее — это пара предложений, которые Озерскому только предстоит дописать. Я тоже улыбаюсь, но почему-то сквозь слезы. Напоследок Егор еще раз крепко обнимает Ксюшу, даже приподнимает ее от земли, прощается, машет младенцу за стеклом и направляется к нам. Ксюша испуганно наблюдает за тем, как Егор сообщает ее родителям результат анализов, говорит, что он не отец, поэтому с этого момента снимает с себя любую ответственность за будущее этой женщины и ее потомства. Сообщает, что готов остаться в хороших отношениях, зла не держит, — именно так. Он считает себя стороной уязвленной, но великодушно простившей, сообщает это уверенно и четко, дабы ни у кого не осталось сомнений. Леся сцепляет пальцы, она впивается взглядом в свекра, и тревожность девушки невольно передается мне. Леся хорошо знает эту семью, у меня нет поводов не доверять ей. Санни просто в шоке, он то открывает рот, то закрывает. Не верит, что происходящее — правда. Санников-старший багровеет от гнева, он рычит на весь коридор: «убью суку!» и бросается в сторону дочери, которая расторопно соскакивает с места, забегает за стеклянную дверь к малышу, которая защелкивается на замок. Снаружи открыть ее может только врач с помощью электронного ключа. Он орет: — А ну вернись! Я лишу тебя наследства! Здоровьем клянусь, ни копейки больше не получишь! Доченька, называется! Позор на всю семью! Да я… — и так далее в том же роде. — Спасай ее, Коля, — тихо командует Егор. Санни смотрит на него со злостью, обидой, непониманием, но мгновением позже кидается за отцом. У спортсмена достаточно сил защитить сестру от отца. Мама Ксюши снова и снова перечитывает анализ, не веря своим глазам. Она не понимает, как такое может быть. Ксюша всем заморочила голову, только что на моих глазах у ангела отвалились крылья. — Мне жаль. Извините, если что не так. Мой адвокат свяжется с Ксюшей в самое ближайшее время. Надеюсь, мы решим вопрос полюбовно. Квартиру я ей оставлю, знаю, сколько сил и времени она в нее вложила, но, разумеется, только в том случае, если Ксюша не станет препятствовать разводу, — бесстрастным голосом говорит бывшей теще Озерский. Забирает бумагу, медленно кивает Лесе с каким-то известным только им двоим смыслом, та отвечает согласием. Затем направляется в мою сторону, берет за руку и тянет на себя так неожиданно, что едва удается устоять на ногах. Обнимает за плечи и ведет к лестнице, так как ни у кого из нас не осталось сил находиться на одном этаже с Санниковыми, даже в ожидании лифта. Санников-старший орет такие страшные, неприятные слова, что даже мне становится жаль его дочь. Мой отец, конечно, тот еще козел, но таких грубостей я от него не слышала. Хотя довольно спорно, что лучше: забота и мат, или полное безразличие по всем направлениям? Как бы там ни было, Ксюша теперь мать, ее нужно оставить в покое и дать возможность спокойно заниматься младенцем. Молча спускаемся на первый этаж, идем к выходу, а затем на парковку. На полпути к машине Егор достает телефон и начинает кому-то звонить. — Ничего, что я приехала? — спрашиваю. — Не ожидал, но хорошо, что ты здесь, — кивает он. А затем в трубку: — Привет. Ага, у меня бумага. Теперь ход за тобой. Отлично, жду новостей. Спасибо, брат, — он заканчивает разговор, расправляет бумагу с ДНК-результатом на капоте машины, фотографирует и отправляет, по-видимому, своему адвокату. После чего говорит мне: — Матвеев слово дает, что до Нового года избавит меня от любых обязательств перед Ксюшей. Он хороший адвокат, не сомневаюсь, что так и будет, — и выглядит при этом довольным, но невероятно вымотавшимся. А еще… каким-то хитрым. — Поздравляю, — скромно опускаю глаза. Что же он теперь мне скажет? Таким свободным, как сейчас, он еще ни разу не был с начала нашего знакомства. — Не верится, что все позади. Да? Столько страхов было, переживаний. Ты оказался прав в итоге. — Еще не позади, — настроение у Егора приподнятое. — Мы домой или ты продолжаешь выпендриваться и делать вид, что давно забыла меня, и оказалась сегодня в роддоме совершенно случайно: там варят на первом этаже отличный кофе, и ты решила срезать через четвертый? — Ох, — выдыхаю на его браваду. — Отличная отмазка, но, кажется, все-таки едем домой. Только при одном условии, — понимаю, что с него на этой неделе уже хватит, но боюсь упустить момент. Я все еще под диким впечатлением от «Ягненочка». Эта книга выпотрошила меня, вынула бедную, неподготовленную душу, нашинковала ее как следует, а затем так и бросила. Мне нужно, чтобы получившийся из моей души винегрет запихали обратно в мое же тело. Я обязана заставить его дописать роман. — Это определенно точно лучше, чем все, что ты говорила мне с начала нашей ссоры. Внимательно слушаю, — он подходит ближе, смотрит на меня, выглядит уставшим. Обнимаю его легонько. — Ты как себя чувствуешь? Может, хочешь побыть один после новости? Все же думаю, что в глубине души ты допускал, что малыш твой. Он вздыхает: — Я совсем не удивлен результату, Вероника. Никаких сюрпризов не произошло. Я… лгал тебе. На самом деле, я не могу иметь детей. И это не изменится. Мы сейчас поедем в наш район, а ты подумай, надо ли тебе это. Нужен ли я тебе такой. Бракованный. Нет, не спорь, молчи, — он прижимает палец к моим губам. — Потому что между нами все серьезнее некуда, и расходиться потом будет сложнее. Сразу скажу, не строй надежд — моя ситуация не операбельная. Мой врач категорически отказался браться. Можно найти посговорчивее за хорошие деньги, но огромный риск того, что сделают намного хуже. Сделают инвалидом. Я не стану испытывать судьбу. Это осознанное решение. — Да знаю я уже, — делаю шаг навстречу и обнимаю крепче, глажу по спине. Рубашка на его груди влажная от слез его почти бывшей жены. — Может, тебе стоит задуматься о том, что тебя любят просто так, а не за какие-то конкретные качества: будь то деньги, внешность, секс или способность к размножению? Любят такого, какой ты есть, даже если косяков у тебя до ’опы. Он тихо смеется. Мне тоже смешно. И очень уютно вот так с ним обниматься у всех на виду на улице. Теперь можно. Отныне нам все можно. — Тогда выходи за меня, — ошарашивает Озерский. Ого. — Тебе, кажется, пока рано делать подобные громкие предложения… — бормочу, растерявшись. — Пообещай тогда. Признаюсь — мне плевать на штамп, но меня слегка беспокоит, что раз тебе — нет, ты будешь продолжать искать чуваков посговорчивее. Я хочу застолбить место. — Да ладно тебе, не переживай. В очередь народ особо не ломится. — Ага, видел я тебя на пляже в Сочи в стрингах. Не очень-то хочется в ближайшие недели тратить время еще и на то, чтобы отпугивать от тебя кавалеров. Этой хватило. — Ладно, Озер, считай, что застолбил, но я еще не озвучила условие. Приехала-то я не просто так. Нам нужно очень серьезно поговорить. — О чем? — О твоем «Ягненочке». Только что я дочитала рукопись и просто в бешенстве! — Блин. Чувствуется подача сеструхи, — он закатывает глаза, слегка напрягается. Ощетинивается. — Или ты дописываешь нормальную концовку, или… — я округляю глаза и пытаюсь быстро подобрать угрозу пострашнее, как он вновь перебивает меня: — Да похрену. Давай допишу что-нибудь, чтобы вы обе от меня отстали, в конце концов! Сдалась вам эта концовка, она вообще не имеет большого значения. Сами бы скооперировались и доделали давно, раз такие умные! Он будто бы ворчит, а я молчу, чтобы не спугнуть настрой. Пока он уставший, можно успевать веревки вить. Ему же во благо. Отчего-то мне кажется, что упущу момент, а завтра он передумает. Мы забираемся в «Порше», он достает телефон и минут пять что-то печатает, иногда прерываясь, чтобы обдумать мысль или подобрать нужное слово. Смотрит при этом вдаль и одновременно перед собой. Ушел в себя, а я не мешаю. После этого Егор заводит двигатель и выруливает на дорогу. Некоторое время молчит, потом все же решает нарушить тишину первым. Я по-прежнему в легком шоке от напряжения последних суток и от того, что случилось в течение этого часа. Слушаю внимательно: — Я обещаю, что буду стараться. Но… ты видела Санникова? Его канал яро поддерживает правящую партию не просто так, у мужика связей дохрена. Там все завязано на больших деньгах. Но… Веро, ты ничего не бойся, хорошо? Санников мгновенно вспыхивает, и так же легко отходит, со временем все образуется. Просто так они меня, конечно, в покое не оставят, поэтому… что бы ты обо мне ни узнала и что бы ни случилось, просто верь, что я хочу быть с тобой. Киваю ему, наши пальцы переплетаются. Через минуту сотовый пиликает о входящем письме от Регины Озерской: «Спасибо. Ты прелесть. Я действую». Часть V Мистер Математик Жить и спать надо с тем, кого любишь. Не усложняйте. Привет, блог. Соскучились? Тогда слушайте последние горячие новости из самого очага просыпающегося вулкана. Нам страшно повезло, ибо застали процесс извержения в самом начале. Но обо всем по порядку. В отличие от весьма жарких событий в моей личной жизни, погода за окном в последнее время совершенно испортилась: то дождь ледяной пробрасывает, то ветер шапки срывает. Иногда это происходит одновременно, тогда у прохожих зонтики ломаются, выворачиваются на внутреннюю сторону, но это еще полбеды. А вот когда зонты, словно парашюты, тащат за собой хозяев, кто послабее да полегче, причем по лужам, грязи, клумбам, — становится одновременно и смешно, и страшно! Лишь бы не на дорогу, опасно ведь. Я наблюдаю за привычными для этого времени года мучениями прохожих из окна кухни, попивая горячий черный кофе, прислушиваясь к звукам из ванной комнаты. Вероника долго и упорно сушит волосы, собирается на работу, я тоже сегодня поеду, но немного позже, не хочу вставать в утренние пробки. Четыре дня прошло с рождения Платона, пора бы появиться у Санникова на ковре и наконец узнать, есть ли у меня по-прежнему работа. Результат анализа ДНК событием для меня не стал, я ведь взрослый человек, в чудеса не верю. Без шансов, помните? Брак не заводской, но восстановлению и ремонту не подлежит. Органы половые, как не раз отмечали девушки, привлекательные и даже весьма впечатляющие в боевой позиции, но вот если оценивать их исключительно по основной, главной функции — то тут, боюсь, ноль из десяти. Ничего с тех пор не поменялось. Так вот, результат меня не огорчил, а вот собственное поведение при его получении — удивило. После всех номеров, что Ксюха отмачивала, — одна связь с Тренером чего стоит, не говоря уже об ее попытках начать войну с Вероникой, - ожидал, что натыкаю дрянь носом в бумажку, как вшивого кота. Выскажу хоть что- нибудь из наболевшего за все эти месяцы, отыграюсь, но… во-первых, не так давно я отвел душу на брате Веро, а во-вторых, Ксюха извинилась, и я вдруг заверил, что не держу зла. А потом подумал и тоже извинился, ведь дураку понятно, сама идея на ней пожениться — была глупейшей авантюрой, какую только можно придумать. Какая из нас пара? На потеху публике. В итоге ведь в этом браке выигрышной стороной именно я оказался: избавился от навязчивого чувства, которое не давало спокойно жить многие годы. Сейчас кажется, что и не любил ее никогда. Как же не любил? Еще как! Помню ведь, как с ума сходил от ревности или восторга, когда просто виделись. А прошло — и словно не было. Освободился. Знаете, поверить, конечно, трудно, но любой разрыв пережить можно; даже чувства, которым едва ли не два десятилетия, проходят, правда, не без следа в душе. Борозды поначалу кровоточили так, что спятить немудрено, а потом взяли и зарубцевались. Никуда не пропали. Свои новые отношения я буду строить не с нуля, а на этих самых рытвинах, на обломках прошлого. И знаете что? Теперь я точно уверен: отношения, возведенные на таком вот непривлекательном с виду фундаменте, — нередко крепче и надежнее первых и чистеньких. Вторыми шансами разбрасываются только полные идиоты. Что раньше казалось непременно важным, уходит на второй план. А такие, как я, и вовсе начинают ценить, только наделав ошибок. Проблем сейчас только две — этот сорт кофе мне совсем не по вкусу, нужно купить новый сегодня же и… Вероника мне больше не доверяет. Я наблюдаю за ней последние четыре дня. Думал, что раз она приехала в роддом, значит, я ей небезразличен. Логично ведь, да? Она ведь за мной приехала. Облегчение испытал колоссальное, когда увидел напуганную собственными наглостью и смелостью девушку. Но идут дни, а она по-прежнему держит на расстоянии. Были мысли, что вот приедем мы домой, и все как раньше станет, до ссоры. Даже еще лучше, ведь теперь ее не должны мучить угрызения совести. — Что-то не так? Все хорошо? — спрашиваю у нее, когда заходит на кухню. Вероника не понимает о чем речь, даже задумывается на секунду, затем пожимает плечами: — Да вроде бы нормально. В бюро собираюсь, настроение не огонь, сам понимаешь. — Кофе невкусный. — Сам ты невкусный, а кофе отличный, мне проверенный продавец посоветовал. Положи сахара побольше, — она берет чистую чашку, наливает туда напиток из турки, делает глоток, затем морщится, но решает держать марку до последнего и тянет с удовольствием: — м-м-м. Вкуснота-а. Закатываю глаза и пододвигаю к ней ближе сахарницу. Кладет сразу три ложки и принимается неистово размешивать. — Ты сегодня поедешь в офис или решил все-таки завтра? — поддерживает разговор.