Все случилось внезапно. Я продала бизнес, распределила деньги, после чего мы с Математиком улетели на съемки «Ягненочка», где он сутками пропадал на площадке, а мы с Региной гуляли по городу, общались, загорали и вообще отлично проводили время. Мне очень понравилось в Америке, но возможно, отдыхать с деньгами хорошо практически в любой стране? А потом, по возвращении в Россию, у меня случилась задержка. Первая за всю мою жизнь. Поначалу я решила, что цикл шалит, все же перелет через океан — шутка, что ли? Боялась делать тест. Надежда ведь… надежда бередила душу. Что если… получилось? Вдруг… мы заслужили чудо? Неделю ходила загадочная и напуганная. Боялась. Страшилась узнать, что это всего лишь сбой в организме, вызванный акклиматизацией. Записалась к врачу. А потом, за несколько часов до приема, рано утром не выдержала, поднялась пораньше и полетела в круглосуточную аптеку. Затем, закрывшись в туалете ближайшей кафешки, сделала тест. Прижала ладонь к губам и шептала «спасибо, спасибо, Господи», пока недовольные посетители периодически дергали дверь. Мысленно извинялась, что занимаю кабинку, просто это важно. Очень сильно важно для меня и моего мужчины. Вышла, вытирая слезы, сжимая кулаки, проговаривая про себя по очереди все известные молитвы снова и снова. Беззвучно шептала губами. Хотела сразу написать Егору, но позвонила дядина сиделка и сообщила, что тот впервые за неделю пришел в себя. Я бросила дела и поехала к нему. Дядя действительно был в сознании, когда я забежала в его спальню. Открыл глаза. Так вышло, что я умудрилась прибыть первой — до мамы и прочих родственников. Присела на кровать, стиснула его худую руку и погладила по осунувшемуся лицу. Вздохнула, запрещая себе плакать. Мы всегда знали, что этим закончится, нужно быть сильной. Держаться до последнего. Он сам просил об этом. Я наклонилась пониже и прошептала ему на ухо: «Дядя, я скажу тебе первому. Еще никто не знает. Это большой секрет. Дядя, я жду ребенка от любимого мужчины. От Егора. Представь, он еще понятия не имеет. Пока никто не в курсе, только мы с тобой. Дядя, он обрадуется. Он положит мир к моим ногам». В ответ мою руку сжали крепко-крепко. Дядя кивнул и улыбнулся. Где-то через час прибыл Егор, следом отец привез маму, но благоразумно остался сидеть в машине у подъезда. Не оставил себя ждать и дядин старший сын, который не так давно перебрался в Москву. В течение трех часов подтянулись остальные дальние родственники и немногочисленные друзья. Дяди не стало к обеду. Это был тихий уход в окружении родных и близких — спустя год после постановки диагноза и прогноза врачей «от недели до месяца». Через несколько наполненных молитвами и робкими мечтами недель УЗИ подтверждает факт здоровой беременности, и я позволяю себе радоваться по- настоящему. Передо мной тут же открываются два пути. Первый — огорошить бесплодного мужа новостью и, вглядываясь в его глаза, искать тень сомнения в своей верности, найти ее, смертельно обидеться и уйти, хлопнув дверью, обвинив в недоверии и в том, что он совсем не изменился. Но я ведь не об этом мечтаю. Все эти месяцы мы жили просто прекрасно, говорили по душам на самые разные темы, обсуждали важнейшие для нас обоих вещи. Доверяли друг другу, как никому ранее. Шутили. Вместе путешествовали. Занимались любовью. Битые жизнью и знающие, как плохо может быть, мы крепко держались друг за дружку, и разрушить эти драгоценные отношения счастливой новостью было бы верхом несправедливости и тупости. Поэтому я включаю мозги. Первым делом, конечно, гуглю. Затем еду в одну передовую лабораторию, где узнаю все доступные нам варианты. Оказывается, тест на отцовство можно провести по крови беременной женщины без прокола живота, но не ранее, чем срок беременности перевалит за девять недель. О, как я жду эти недели! Считаю дни, мысленно зачеркивая их в своем выдуманном календарике. У моего малыша уже целый месяц бьется сердечко, а его папа ни о чем не догадывается. Но он простит мне эту крошечную ложь. Впереди у нас достаточно времени, чтобы сполна насладиться общим счастьем. Я молчу, как долбанный партизан. Мама, подруги, свекровь — никому ни единого слова. К счастью, ни токсикоза, ни каких-либо заметных изменений в своем теле на первых порах не замечаю. Малыш будто чувствует риски, сидит тихо. Мой муж будет самым лучшим отцом, но нужно сделать все правильно, ведь… он достался нам с малышом после первой больной на всю башку жены. Егор работает, занимается спортом, совершенно ни о чем не подозревает. С Санни не общается совсем, даже тренажерку сменил, чтобы не пересечься случайно. Меня это беспокоит, но решаю не вмешиваться. Понятия не имею, какая тень легла между парнями, но судя по всему, их дружба не прошла очередную проверку. И у меня подозрение, что инициатором холодности являлся именно Егор. Однажды я задала Математику вопрос, но муж заверил, что я там ни при чем. Этим чудесным утром я, настроившись, красиво одевшись и накрасившись, бужу Егора пораньше и, пообещав сюрприз, прошу поехать со мной в одно тайное место. Поначалу он ведет себя беспечно, выглядит заинтригованным, но затем, когда мы останавливаемся около частного медицинского учреждения, слегка напрягается. Перевожу дух и выдаю на одном дыхании, что нахожусь в положении, и раскрываю цель нашего визита в лабораторию. Озерский в шоке. В первые секунды он полностью дезориентирован новостью, причем не злится и не радуется. Понятия не имею, о чем думает. Просто спрашивает: — Ты уверена? — На сто процентов, — подтверждаю кивком. Егор молчит, и я начинаю объяснять, что благодаря современным технологиям можно сделать тест по моей крови без единого риска для малыша. Ждать, правда, целых десять дней, но зато всю оставшуюся беременность душа Егора будет спокойна. Он отрицательно качает головой. — Не-не. Мы не будем этого делать, — говорит категорично. Улыбается. Но видно, что все еще растерян. — Я просто… не могу сразу поверить, — улыбается смелее, шире. — Дай мне пару минут. Ты меня огорошила. Я… вау, детка, — он треплет свои волосы, откидывается на сиденье, закрывает глаза и шумно выдыхает. — Кажется, мы с тобой натворили чудес. Мы, блин… волшебники, да? — всплескивает руками. — Ага, Гарри Поттер и Джинни, — он не плачет, но трет глаза. А я не могу удержать эмоции. Я счастлива. Думала, он отреагирует хуже. Он молодец. — Поздравляю. — И я тебя, Вероника, — наконец-то мы обнимаемся и целуемся. — Спасибо. Это просто фантастика. Черт, — он трет лоб. — Ты посмотри, у меня мурашки по телу, покалывает аж, — поспешно закатывает рукава кофты, демонстрируя загорелые руки, на которых действительно волоски дыбом. Я улыбаюсь, проводя по ним пальцами. Как ежик. — Я хочу маме позвонить. Можно? — Можно, конечно. Но, Егор… — решаю, что пора вернуться к наболевшей теме. — Давай сначала сдадим тест. Мне скрывать нечего. Я обещаю, что не обижусь. — Мы не будем маяться фигней. Я никогда не унижу тебя так сильно. Не унижу нас обоих. Малышка, я не просто так на тебе женился. Нам не нужен этот тест. Но мне надо привыкнуть к новости. Дети ведь… всегда являлись для меня непростой темой, я привык к мысли, что достанутся они мне очень тяжело. Придется привлечь донора, решиться на операцию или побегать с бумажками для детского дома. А тут… такая халява. Я… в шоке просто. Я разве заслужил? Так просто? — Заслужил, конечно, — улыбаюсь я. Беру его руку, зажимаю между ладоней. Наступает моя очередь просить, чтобы смотрел мне в глаза. — Я все узнала и обо всем договорилась. Меня такое тестирование не обидит. Ты справился с моими демонами, позволь мне добить твоих. Я сама хочу сделать этот тест. Хочу увидеть твои глаза, когда тебе вручат результат. Егор, я мечтала об этом моменте с тех пор, как узнала о твоей травме. Я не боюсь. Я клянусь тебе, что не боюсь и понимаю. Столько лет ты давил в себе надежду, тебе трудно принять новость. Но я тебе помогу. Мы сделаем этот тест сейчас, а через десять дней убедимся, что малыш твой, и впереди нас будут ждать совершенно спокойные недели, — я улыбаюсь искренней, широчайшей улыбкой, чтобы у него и тени сомнения не возникло. Егор тянется за сигаретами, затем смотрит на меня, на пачку, после чего убирает ее в карман. — А какой срок? — Почти десять недель. Малыш сделан в США, — киваю ему. — Видимо, перелеты через океан благоприятно влияют на твои травмированные яички, — посмеиваюсь. — Ух ты. Это что получается, за вторым тоже лететь придется? — начинает шутить, что, безусловно, хороший знак. — Пойдем, — я глушу двигатель, — обещаю, что не обижусь. Просто есть вещи, которые нужно сделать. Если бы мы друг другу достались сразу, лет в шестнадцать, я бы при упоминании о подобной проверке оскорбилась до глубины души. Сейчас я настаиваю сама. — Вероника, поехали лучше отмечать мою крутость, — с энтузиазмом. — Я тебе верю. Не бойся, все будет хорошо. Я просто в восторге сейчас. — Я знаю. Но… наверное, этот тест нужен даже больше мне самой. В том плане, что мне будет спокойнее, если я буду уверена, что ты не сомневаешься. Я, правда, немного опасаюсь, что ты можешь затупить в какой-то момент. Беременные заскоки, — кручу у виска. Чувствую, что начинаю нервничать, спешить, съедать окончания. Эмоции нахлынули, я так рада, что больше не нужно скрывать новость. И еще больше — что Егор верит мне, но одновременно с этим боюсь, что сдамся его категоричности, и об этом придется пожалеть в будущем. — Разве ты хочешь трепать нервы беременной женщине? Я гормонально нестабильна. Егор, ты ведь знаешь, что я могу додумывать и накручивать себя до бесконечности! — он на секунду округляет глаза, услышав первый за почти год намек на мой поступок в прошлом. — А так у меня будет бумага о том, что ты не сомневаешься в силе своих крутых яичек. Некоторое время он раздумывает, но затем уступает моей настойчивости. — Ладно-ладно, — поднимает руки, сдаваясь. — Мне пофигу. Фух, — снова притягивает меня к себе и целует уже по-взрослому. Верит мне. И, кажется, начинает позволять себе радоваться. Мы сдаем анализы и едем отмечать к его родителям. Заваливаемся к ним с кучей шариков, шампанским и тортом в десять утра и кричим, что скоро они станут бабушкой и дедушкой! А те, кажется, ликуют еще больше нас! Следом я звоню своей маме, которая так же очень поддерживает. Егор перестает при мне курить, и вообще старается по максимуму оградить от табачного дыма. Заботится. Спрашивает много чего — как я себя чувствую, все ли хорошо проходит? Рассматривает фотографию с УЗИ. Будто боится позволить себе верить. Все эти десять дней выглядит беспечным, но анализирует последние месяцы, делая какие-то свои выводы: «А, так вот почему ты настаиваешь, чтобы я был максимально нежным. А я уже расстроился и почти смирился, что теперь у нас всегда будет такая скукота в постели», или «значит, ты поэтому отказалась в прошлый раз есть роллы, а не потому, что выпендривалась» и все в таком роде. Мыслительный процесс не остановить. Через десять дней мы снова в клинике, Егор смотрит на бумагу с результатом и пожимает плечами. Он снова не удивлен, хоть и ответ на этот раз — противоположный предыдущему. — Только имей в виду, заслуги твоей здесь немного, — говорю ему предельно серьезно. — В каком смысле? Вот щас не понял, — он снова сморит на результат, и мне становится смешно. — Дело во мне. Это я молодец. У меня супер-яйцеклетки, знаешь, уж они своего не упустят. Я тебе раньше не рассказывала, чтобы не обнадеживать раньше времени, но теперь можно — у меня очень хорошая репродуктивная система. И уже если кому-то и суждено забеременеть в твоей ситуации, то только мне, — показываю на себя двумя большими пальцами. Он крепко обнимает и целует меня. А я плачу от радости, потому что сейчас, уверена, ни у его мамы, ни у кого-то еще не возникнет даже мысли, что он несчастлив со мной. Беременность проходит легко и беззаботно. Все анализы, проверки — как по учебнику. Чувствую себя свежей и прекрасной, лишь животик растет, да грудь наливается. Но роды на тридцать седьмой неделе застают врасплох. Утром я, как обычно, чувствую себя превосходно, но в обед внезапно отходят воды, а Егор, как назло, в Питере по работе. Мы с Лесей и Сашей у меня дома, собираемся ехать по магазинам. Леся тут же звонит Санни, который ее привез и еще не успел далеко отъехать, тот незамедлительно возвращается и на всех парах мчит нас в роддом. Все происходит стремительно, не давая мне возможности осознать происходящее. Схватки идут одна за другой, сохранять нет ни малейшей возможности, врачи едва успевают померить мне давление, как отправляют на кресло. Пока идут потуги, вокруг, по ощущениям, скапливается половина врачебного коллектива больницы. Все серьезные, хмурые, переговариваются, и мне от этого становится страшно. Мальчик идет быстро, по разговорам понимаю, что делаю что-то не то, стараюсь изо всех сил, а затем его достают и плюхают мне на живот. Теплого, родного, но совершенно крошечного. — Крепенький, не реви, — говорит мне акушерка, хлопая по плечу и подбадривая. Его пеленают, прикладывают к груди, дают поцеловать, а затем уносят. Пишу Егору рост и вес, а сама реву без остановки, не понимая, почему все сложилось именно так, стараясь разобраться, где допустила ошибку, спровоцировавшую ранние роды. Он такой худенький, маленький, беззащитный. Я просто не могу остановиться. Первой в роддом приезжает свекровь, причем звонит мне, что на месте, буквально через полчаса, как я отправила смс Егору. И когда меня переводят в палату, она сразу же приходит навестить. Медсестра спрашивает, устала ли я, хочу ли поспать, но я не понимаю, когда могла бы успеть устать, все случилось так быстро. Я просто в шоке. В последние недели так много читала про роды и о том, как себя нужно вести во время процесса, но когда началось — ничего не смогла вспомнить из усвоенного материала. — Поздравляю, Вероника! — говорит мне свекровь, крепко обнимая. — Я его уже видела. Красавчик, глаз не отвести. Очень крепкий мальчик! — Ма-а-аленький, — реву я навзрыд, опасаясь, вдруг она начнет ругать меня. — Ну и что? Догонит! Давай, возьми себя в руки. Ты молодец. Девочка моя, ну чего ты плачешь? Вспомни Егора, он родился еще меньше, а потом каким вымахал, а? — Вы уверены? — я всхлипываю. — Я — уверена, — заверяет она меня с улыбкой. И ее уверенность действует фантастически успокаивающе. — Ну вот такие все Озерские — вечно торопятся. Что Дима, что Егор, что Регина. И мальчик наш той же породы. Ну все, деточка, успокаивайся и настраивайся на счастливое материнство. Понимаю, что для тебя все произошло неожиданно, но лично я — вообще не удивлена. С Региной так же корила себя, как и ты сейчас. С Егором уже была абсолютно спокойна. Вот и молодец, дочка. Вытирай слезы. У тебя сейчас начинается совсем другая жизнь, нет времени раскисать, — я улыбаюсь, и она продолжает меня подбадривать. Стопроцентная, безусловная поддержка свекрови насыщает силами. Она тараторит без остановки: — Вот представь, каково мне было, когда Егор занимался этим жутким спортом! Сижу на соревнованиях, глаза руками закрыть хочется, но смотрю, потому что прятаться не положено — парни вокруг здоровые, удары у них по силе — невероятные. Он дерется. То его бьют, то он в нокаут отправляет. Смотрю на него и думаю, как такой мужик мог вырасти из такого крошечки? — я уже смеюсь. Смеюсь сквозь слезы. — Вот и слава Богу. Я тебе из дома фотографию бирки Егоркиной пришлю. И фото его самого в роддоме. Сравним как раз. — Спасибо вам огромное. — Да не за что. Егор очень волнуется, услышал по голосу, что ты плачешь, попросил присмотреть. Я ни на секунду не сомневаюсь, что все будет прекрасно. А сейчас отдыхай, поспи немного. Егор отзвонился, что уже взял билет и приедет ночью, а навестит вас уже рано утром. — Он написал, что любит меня. — А ты поздравь его. Прямо сейчас. Это нужно сделать, дочка. Я с ним уже поговорила, чтобы не волновался сверх меры. Вы большие молодцы! Выписка проходит просто потрясающе. Столько людей приехало… Со стороны Егора — так и вовсе человек тридцать, в том числе Леся с Санни. Последний, правда, выглядит смущенным, первым подходит к Озерскому поздравить, и тот протягивает ему руку. А потом парни быстро, но крепко обнимаются. Нет только Колиной сестры и ее родителей, но никто, если честно, не расстраивается. Мой отец тоже присутствует, но держится, как обычно, в стороне. Если с мамой мы помирились, то на наши с Павлом отношения вряд ли что-то повлияет и изменит их в лучшую сторону. Тем не менее, мне приятно, что он видит меня такой. Счастливой. На своем месте, которое обожаю. Его заслуги в этом нет. Скорее, я стала счастливой вопреки. Мальчик хорошо кушает и быстро растет. Перед выпиской врачи провели все необходимые тесты и, помимо мелочевки, не нашли к чему придраться, поэтому у меня нет ни единой причины грустить. Егор же все последние дни выглядит перманентно польщенным. Домой едем втроем. Математик за рулем, мы с малышом позади. — Ничего не могу поделать, — говорит Егор, поглядывая в зеркало заднего вида, — меня до сих пор потряхивает. За премьеру «МейнМембер» так не переживаю. — А что за нее переживать, если после предварительного показа все критики в восторге? — подмигиваю ему. — Вот. Егор, посмотри только: везем домой результат наших переглядываний с балконов. Такой красивый ребеночек получился. — Ну, скажем, не только переглядываний… — заводит он свою привычную пошлую шарманку. — Эй! Ты и вправду нервничаешь. — Ага. У меня в голове не укладывается, что у меня есть ребенок, и нам без проблем разрешили его забрать домой. Так просто. Никто не препятствовал. Мне становится смешно. И одновременно с этим — очень спокойно. — Когда летим за вторым? Мне понравилось, — с переднего сиденья Егор дотягивается до моей руки и сжимает ее. — Дай только дух перевести, — смеюсь в ответ, а сама думаю: с тобой — хоть на край света. «Впервые за много месяцев оставшись наедине с собой, я осознал, что у меня нет совершенно никакого выбора. Вообще, выбор, если по-честному, — это иллюзия. Какую бы дорогу ни предпочел, точка назначения не изменится. Чтобы доказать свою любовь, я должен умереть. Это ее условие. Наша игра «на слабо», наконец, достигла финиша. Прекратить наши отношения, зависимость, которая для меня — воздух, — также подобно смерти. У меня нет выбора. Двадцать семь лет — идеальный возраст для того, чтобы оборвать существование. Нужно только докурить эту пачку сигарет. Зря, что ли, покупал?