— Ничего подобного я больше не напишу, — говорит мне однажды. — Поэтому из опыта, подаренного «Ягненочком», просто обязан выжать все, что только возможно. Санников прекратил на меня охоту, поэтому я хочу вновь заняться сериалами. Вернусь в Россию уже опытным чуваком с крутым резюме, — посмеивается. — Их канал без тебя загнется, — я действительно так думаю. Критик Тереза Веленски уже написала у себя на странице, что без Озерского «Денечки», безусловно, станут лучше, но лично она их смотреть не собирается. — Сначала ты ушел, затем твой отец… он, кстати, точно уверен в принятом решении? — Ага. Новость о съемках «Ягненочка» потрясла его. Отец едва не лопнул от гордости и уже официально объявил, что заканчивает сезон и не будет продлевать контракт. Я тоже чувствую… знаешь, что вырос из «Выходного». — Куда там! Мистер Голливуд! — округляю глаза, он смеется. Обнимает меня и прижимает к себе, склоняет голову и укладывает ее мне на плечо. Я тут же принимаюсь гладить его. — Как ты выносишь мое ежедневное нытье? Сколько нервов, блин! Надо курить. — Я обожаю твое нытье. И тебя всего обожаю. И даже твою долбанную книгу, которую немного ненавижу, так как она посвящена другой женщине. — Но последний-то абзац тебе. — Самый маленький. — Но зато какой важный, — Егор перестал настаивать, что концовка попсовая. Он целует меня в плечо, и от удовольствия я прикрываю глаза. Больше недели, как мы помирились, а я все не могу справиться с эмоциями во время его ласк и просто касаний. Тот период… начиная с нашей первой близости и заканчивая моей попыткой сбежать — словно не про нас был. Мы ведь когда начинали встречаться… мечтали именно о том, что происходит сейчас. Об обычной жизни под одной крышей, бесконечных разговорах по душам и поцелуях, за которые не стыдно. Огромное количество поцелуев, самых разных: нежных и глубоких, долгих и чувственных, страстных, прерываемых лишь рваными нетерпеливыми вздохами, и просто вот таких, как только что, — случайных, которые могут перерасти в нечто большее, а могут просто остаться на коже и греть, потому что оставлены по любви. — Я хочу тебя, — шепчет Егор, и я улыбаюсь, понимая, что именно этот поцелуй — лишь начало вечера. Время летит быстро, и день его отлета застает врасплох. Утро наполнено одновременно предвкушением нового витка в его карьере и грустью от предстоящей разлуки. Далее следует целый месяц непрерывных переписок, звонков через «скайп», заверений в том, что соскучились. Ловлю себя на мысли, что удивлена тому, как сильно повзрослела. И хотя я понимаю, что столь длительное расставание сейчас, когда мы только-только снова помирились — жестокая проверка нашим чувствам, ни разу не впадаю в тоску и не придумываю обиды. Урок я усвоила хорошо. А Егор уж точно никогда не будет с женщиной, в которой разочаровался. Порвать со мной сейчас было бы элементарно просто — единственным словом в смс'ке. Но вместо этого он шлет пошлые смайлы и требует откровенные фотографии. Иногда он просто присылает «скучаю» среди ночи. У меня-то день, учитывая разницу во времени. Читаю сообщение и понимаю, что опять лежит без сна. Ему там нелегко справляться, в том числе учитывая далеко не идеальный английский. Регина, конечно, помогает очень сильно. Без нее бы осуществить задуманную авантюру было бы попросту невозможно. Егор пишет, что под впечатлением от работы коллег, ему не терпится перенять кое-какой удачный опыт, принести его в Россию. Мы оба стараемся. Наверное, с этого должны начинаться любые отношения: двое хотят быть вместе и стараются все сделать для этого. А время покажет. Не хочу забегать вперед. Однажды мы встречаемся с Ксюшей. То ли по ее инициативе, то ли совершенно случайно, но уж точно не по моему желанию. После работы я заезжаю за Лесей, у нас запланировано совместное посещение бассейна, и паркуюсь возле подъезда, приготовившись ждать подругу. Ксюша останавливает свой автомобиль напротив моего. Минуту медлит, а затем подходит ко мне, все еще сидящей за рулем и, попросив опустить окно, спрашивает, как я поживаю. Эта женщина точно без тормозов. Впрочем, больше она не кажется мне героиней ни романа, ни жизни Егора, скорее антагонистом, которого победили и который больше никому не интересен. — Просто прекрасно. А ты? — отвечаю, оглядывая ее с головы до ног. Ксюша неплохо выглядит. Не блестяще, скорее уставшей и замотанной, но явно лучше, чем я бы мечтала еще недавно. — Спасибо, помаленьку. Егор все еще в Штатах? — Да. Скоро уже вернется. — Ясно. Я бы хотела поблагодарить его… вас с ним за то, как сильно он помог Санни. И я хочу, чтобы ты знала — я не буду больше ему писать или звонить. Обещаю, — едва удерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза. — Вы меня не увидите. После прошлой с ним встречи… в общем, я не хочу больше раздражать его своим вниманием, но, пожалуйста, передай от меня благодарность. Я наломала дров и подвергла жизнь брата опасности. Я… постоянно об этом думаю. Мне кошмары снятся. Я хочу извиниться и сказать спасибо. Ого, кого-то мучает совесть? — Хорошо, я передам. Спасибо. — Ты меня, наверное, ненавидишь. — Да. Если честно — ненавижу. Ксюша, мы не будем дружить семьями, даже после твоих извинений. Я понимаю, что многие пары умудряются сохранить приятельские отношения даже после развода, но это не наш случай. Вы не будете общаться ни с Егором, ни с его родителями. — Тебе досталась очень хорошая семья, Вероника. Я скучаю по ним всем. Особенно по Марии Петровне. Она хорошая и добрая. Береги уж их, хорошо? — Непременно. Даже не сомневайся. Она уже поворачивается уходить, как я окликаю: — Ксюш, постой. На минутку, — я улыбаюсь, когда выхожу из машины. — А кто отец-то, скажешь? — показываю знаком, что сохраню секрет. Она подносит ладонь к лицу, сама расплываясь в улыбке. — Правда интересно. Санникова прижимает палец к губам и тянет: «тс-с-с». — Больше никогда не спрашивай. А то не сдержусь и признаюсь, — подмигивает и уходит. Интриганка до мозга костей! Садится за руль, заводит двигатель, а затем отъезжает. А у меня такое чувство, что либо она сама не в курсе, либо стыдно признаться. Видимо, отец таков, что безопаснее растить ребеночка самой, чем в полной семье. — Это что, Ксюха приезжала? — хмурится Леся, забираясь на пассажирское сиденье рядом. — Да, спрашивала, как у меня дела. Извинялась, прикинь? — Не верь. — Да никогда на свете! Жаль только, что вскоре она, не сомневаюсь, найдет новых друзей-жертв, которые будут ее слушать и поддерживать. Умеет манипулировать. Прикинется ангелочком и прилепится к невинным овечкам, будет сосать их кровушку. Хоть баннеры по в городе устанавливай с фотографией и подписью: «Не верьте этой женщине!» — мы смеемся. — Кстати, вы так и не общаетесь? — Пф! Еще чего! — а потом, через время, добавляет: — Понимаю, что когда-то придется помириться. Санни не может избегать сестру вечно. Да и по Платоше скучает. Но я уж постараюсь оттянуть момент воссоединения как можно дальше. Я ее предупредила, что в следующий раз, когда за ней придут, — она проводит пальцем по горлу, — я подмешаю Санни снотворного, но не пущу. Но вроде бы в этот раз она сама струхнула. В делах и новых заботах мы с Математиком не замечаем, как переступаем черту сомнений и недомолвок. Не виделись несколько недель, но встретив его в Шереметьево — измотанного длительным перелетом, уставшего — я с разбегу бросаюсь ему на шею и чувствую, как крепко он обнимает в ответ. — Вот наконец-то! — он тихо рычит, впиваясь в мою шею поцелуем, с ходу оставляя на ней засос, и я хохочу над его реакцией. Просто увидела его улыбку, обращенную ко мне, и поняла, что он чертовски рад меня видеть. И побежала. Полетела. Обнимала, зацеловывала, пока он под пуховиком щипал мою задницу. Пусть у нас не будет детей, тех двух недель без Озерского мне пожизненно хватило для того, чтобы осознать — вот мое счастье. Мой мужчина. Невероятно талантливый. Умный. Умеющий чувствовать чуть больше, чем остальные. Даже не представляю, что начнется, когда выйдет фильм по его книге. Но определенно точно — все негативные рецензии мы будем читать вместе. Уж я найду слова поддержки, пусть никто даже не сомневается. — Слушай, — говорит Егор, когда мы, держась за руки, подходим к нашему подъезду, — как у тебя настроение вообще? — Отличное, а что? — настораживаюсь. — Так может, это… поженимся? Вроде решили, что будем, но дату не назначили. — Да, — немного теряюсь. С корабля на бал, значит? — Конечно. Я только за. Сама хотела напомнить, но стеснялась. — Вопрос о детях решим, обещаю. Я думал об этом. Просто, когда захочешь, честно скажи мне, ладно? Пойдем в больничку, подумаем над вариантами. Я не против совершенно. Главное, не молчи на эту тему. Я знаю, что это важно, и обещаю, что не буду категоричным. — Договорились. Больше никаких тайных переживаний. Если гормоны скрутят меня и поставят перед фактом, что без детей больше жить невозможно, ты узнаешь об этом первым. — Прекрасно. Это и хотел услышать. Не просто так Озерскому пришлось задержаться в Штатах на целый месяц, он помогал работать над сценарием — ради эксперимента его все же взяли в команду, ведущую проект. Кроме того, он много общался с актером, приглашенным на роль Гриши. Тот успевал почерпнуть как можно больше из поведения Егора — какую-то мимику, движения, интонации… В фильме мы увидим не Егора и даже не пародию на него, но я морально готовлюсь к тому, чтобы в некоторых моментах не пугаться, узнавая в герое драмы своего Математика. Родители Егора тоже собираются слетать на несколько недель в Штаты к дочери, как только закончатся съемки Дмитрия Вепря. Проверятся, отдохнут после недавних стрессов в новой обстановке. После колоссального успеха Егора его отец больше не чувствует себя зависимым от Санниковых и их влияния. Такое ощущение, что они все… выдохнули. И хотя продюсер по-прежнему пытается влезть, убеждая, что в Голливуде переиначат сюжет, испортят задумку, снимут без души, и радоваться как бы рано, — его никто не слушает. Многолетняя дружба дала трещину, а затем рухнула, вот только Озерские выстояли. Радоваться их ссоре не стоит, но и, признаюсь честно, лично я особо не грущу. О Ксюше все говорят крайне редко и мало. Ее будто больше не существует. Она жива, здорова и даже вроде как… прощена, но знаете… в этом прощении уж слишком много снисходительности. И раздражения, вроде как… Бог отвел от такой родственницы. Больше ее никто не воспринимает всерьез, мама Егора, после того, как я ей кое-что рассказала (а что такого? Я же не лгала), пожалела, что удержалась от пощечины. Она действительно весьма эмоциональная женщина, когда общается с кем-то из своих. С чужими же — ледяная глыба. Мы поговорили с Марией Петровной по душам, и я поведала ей чуть больше о роли бывшей невестки в проблемах Егора. Оказывается, она ничего не знала. Я рассказала, как начинались наши отношения с Математиком, умолчала только о наркотиках. И пусть Ксюша снова выпуталась, но огонь ненависти в глазах Марии Петровны стал мне утешением. Я ничего не преувеличила и не выставила себя спасительницей. Призналась честно, что была любовницей — пусть судят, если поднимется рука. Но я сделала все для того, чтобы его родные никогда не пожалели, что первый брак их сына распался. Озерским всегда казалось, что они полностью зависят от Санниковых: в материальном плане, да и Егор ради Ксюши и Санни был готов на безумные подвиги. На деле же выяснилось, что Санниковы потеряли ничуть не меньше. Они лишились доверия по-настоящему близких друзей, людей, которые остались бы на их стороне при любых обстоятельствах, никогда бы не бросили. Мало кому из людей в принципе удается узнать, что такое настоящая дружба. Эти же… своими ногами ее растоптали. Все случилось именно так, как Егор и предсказывал изначально — семьи рассорились окончательно, вот только он ошибся в исходе. Егор и представить не мог, что в итоге именно он и его родители останутся в плюсе. Лев Семенович пьет и каждые выходные звонит с сумбурными речами Дмитрию Вепрю. Довольно жалкое зрелище. Кстати, мои бывшие подруги — Поля и Василиса, узнав о том, что Ксюшин ребенок не Егора, как-то резко охладели к ней. И даже попытались наладить отношения со мной, но вряд ли мы когда-то станем дружить как прежде. Однажды они предали меня, не вижу ни единой причины, почему бы в будущем им не поступить так же. — Представь, с «БК» пишут — прознали о проекте про подростков, над которым я работал летом для «Выходного»», помнишь? — говорит Егор, сидя в кресле с ноутом. После его возвращения из США прошло два месяца, но случилось так много всего, что и не упомнишь. И основная наша проблема сейчас — это жилищный вопрос. В моей однушке просто невероятно тесно, учитывая, что Егору как минимум нужен отдельный кабинет для озвучки сериалов. Я думала, он, как и все последние дни, просматривает предложения по недвижимости, а оказывается, параллельно переписывается с представителем канала, который однажды отказал ему в работе. — Конечно, помню. Что они хотят? — Чтобы я подготовил для них подобный сериал, но со своей изюминкой. Что-то совершенно другое, но также про детей и их неустойчивую психику. — Тут есть где разгуляться. А ты? — В принципе, я готов. Помнишь блиц-опрос, который я тебе устраивал? Я где-то сохранил те бумаги, надо поискать только. Мы можем взять противоположные ответы, переиначить декорации. Сделать нечто непохожее на «Молодежку» «Выходного», но не менее интересное. Но я смогу взяться не раньше лета. Как только мы вернемся со съемок «Ягненка». Это приятно слышать. Я рада, что Егор планирует жизнь в России. Немного боялась, что ему понравится в Штатах, и он захочет там остаться. Конечно, я бы поехала с ним, и думаю, нас бы там ждало много всего хорошего, но… Он же писатель. Человек, который должен жить в России, писать на русском языке о реалиях своей страны, атмосферу которой чувствует интуитивно. Ему для выживания необходимо, чтобы его творения помогали людям. Несмотря на то, что его первая книга выходит на английском языке, Регина уверена, что если он попытается искать себя за бугром — зачахнет. Он должен жить там, где сможет реализоваться по максимуму. А в Штатах ему что делать? Учить английский? Кроме того, книги масштаба «Ягненочка» пишутся единожды в жизни. Не дай Боже нам еще таких «приключений», которые бы вдохновили Егора написать нечто столь же пограничное. — У тебя уже есть идеи? — я заканчиваю растяжку, подхожу к нему и забираюсь на колени, как только он откладывает ноутбук. — Да. Хочу написать про секту. Не ситком. Нечто драматичное, но пронизанное надеждой. Если «БК» даст добро и денег, точно займусь. К тому времени, как знать, возможно, какое-нибудь наше издательство выкупит права на «Ягненочка» у босса Регины и переведет книгу на русский, — смеется он. Анекдот года просто, мы частенько шутим на эту тему. Практически вся выручка с похоронки уходит на новые экспериментальные лекарства для дяди. Благодаря науке нам удается вырвать у болезни целый год более-менее нормальной жизни! И это настоящая победа. Егор практически всегда сопровождает меня во время визитов к дяде. А однажды, через несколько дней после того, как мы расписываемся в ЗАГСе, едет и вовсе один. По словам агента под прикрытием — сиделки — они долго о чем-то разговаривают, после чего дядя вызывает меня к себе и благословляет на продажу бюро. Просит только не дешевить, а полученную сумму поровну разделить между его детьми и мной. И мамой, если к тому времени она одумается и расстанется с отцом. Дядя по- прежнему его не признает и не собирается мириться с таким расширением семьи. И мне трудно с ним не согласиться. Никто из дядиных детей не в состоянии заниматься бизнесом, у Егора другие заботы, а я… вроде бы втянулась, но все же не до конца. Возможно, мне пока не хватает возраста. Но скоро год, как я веду бизнес, и все еще не привыкла. Каждое утро иду на работу через силу. Заставляю себя. Дядя говорит все это с улыбкой. Благословляет меня. Вдруг он начинает плакать, но при этом по-прежнему улыбается. Дядя рассказывает, что переживал за меня с момента моего рождения. Именно он забирал нас с мамой из роддома. Полюбил племянницу, как собственного ребенка. Такую крошечную, беззащитную и уже брошенную одним из родителей. Говорит, что жалко было меня — до слез. Он давал маме денег и поддерживал морально в минуты ее отчаяния и одиночества. Он человек непростой, довольно жесткий, не буду скрывать — у него мало друзей и есть враги. До болезни он был совершенно не сентиментальным, но, тем не менее, дядя заменил мне отца. Может, родитель из него не самый лучший, но другого я не знаю и не представляю, как бы пережила юность, кем бы стала без его безусловной поддержки. Он заверил, что счастлив, потому что сумел дать мне старт. Самое главное для него — уйти с пониманием, что у меня теперь все будет хорошо. Что я не какая- нибудь нищая голодранка-бесприданница, которая бы унижалась перед мужчинами ради денег, позволяла бы себя использовать. Что благодаря ему никто не посмеет обозвать меня приживалкой или нахлебницей. И я достойна намного большего, чем быть пожизненной любовницей. У дяди простая логика, он верит в то, что именно деньги правят миром. Но учитывая ту жизнь, что он вел, да и сам факт того, что он единственный, кто из нашей семьи зарабатывал и кормил нас всех, — не мне с ним спорить. Теперь я замужем за человеком по большой взаимной любви. И, что по мнению дяди, намного важнее — за человеком, которого одобрил он сам. После беседы с Озерским у него легко на сердце. Мы обнимаемся и плачем. Я шепчу: «Спасибо. Если бы не ты, я бы сломалась». Он кивает мне, моя благодарность для него очень важна. Мои слова дяде — истинная правда, я действительно его люблю, как должна была бы — родного отца, и безмерно уважаю. Поэтому через три месяца именно дяде первому я рассказываю о своей беременности. Потом Егор обязательно поймет, почему я не сказала ему первому. А пока новость останется нашей с дядей маленькой тайной.