– Пойдём, – снова позвал её он. – Я тебя никогда не обижу, ты ведь это знаешь? Конечно, Ива знала: что бы ни случилось между ними в прошлом, всё-таки это был Мэтт – тот самый Маттео Росси, её друг детства. Тропинка петляла между кривых коротеньких сосен, составлявших довольно жиденький лесок, в котором, впрочем, так сильно пахло хвоей, как ни в одном дремучем канадском лесу. Иногда заросли расступались, и с обрыва открывался поистине завораживающий вид на просыпающееся море и розовеющий горизонт над ним. Вскоре тропинка перестала быть ровной, устремилась к подножию склона, и, чтобы спускаться, приходилось прыгать с камня на камень, хватаясь то за ветки сосен, то за торчащие кусты. – Тебе помочь? – то и дело спрашивал Мэтт. – Нет, я в порядке, – всегда отвечала Ива. Однако, в конце концов, они дошли до такого места, где без помощи спуститься было действительно тяжело. Мэтт сделал это первым, уцепившись обеими руками за свисающие ветки плюща, затем протянул Иве обе руки. – Обопрись, я помогу! – предложил он. Плечи Мэтта были не просто красивыми: любой женщине захотелось бы положить на них ладони и опереться. А потом прижаться к груди. Да что там, всё его тело словно обещало защиту, покой и… удовольствие. Иве категорически не понравилось то, что она почувствовала. Кому как не ей знать об обманчивости таких обещаний? Ива приноровилась и спрыгнула сама. Мэтт на мгновение так и остался стоять с протянутыми руками. Ситуация была отвратительно неловкой, болезненной, даже какой-то постыдной. Мэтт снова взял себя в руки, засунул ладони в карманы и направился дальше. Вскоре вдоль леса потянулись красные кирпичные крыши домов, находящиеся на уровень ниже чем сама тропинка. – Это старинная рыбацкая деревня, – пояснил Мэтт. – Я бы хотел на минутку заглянуть к одной знакомой, если ты не против. – Конечно, – ответила Ива. – Если это ненадолго. – Мы постараемся, – усмехнулся Мэтт. Обойдя деревню сбоку, Мэтт нажал на кнопку звонка у самой крайней калитки, ведущей во двор, утопающий в саду вокруг маленького домика. Очень скоро послышались шаркающие шаги и дверцу открыла дородная, улыбающиеся до ушей женщина в цветастом платье и аккуратном переднике. – Matteo! Mio bravo ragazzo! Come sono felice di vederti! (Маттео! Мой хороший мальчик! Как же я рада тебя видеть!) – Это Розарио, – представил женщину Мэтт. – E questa è Eva! – Я Ива, – напомнила ему Ива. Женщина заулыбалась ещё радостнее и принялась трещать что-то на своем, то похлопывая Мэтта по плечу, то обнимая его. Энергия била из этой дамочки ключом и наполняла всё вокруг радостным оптимизмом. – Что она говорит? – спросила Ива. – Благодарит, что я привел к ней и показал своего ангела. – Ангела? – Ну да. Ты ей понравилась, – подмигнул Мэтт. Он вновь что-то сказал Розарио, после чего та поспешила в дом. – Не знала, что ты говоришь по-испански, – заметила Ива. – Ты ещё многого обо мне не знаешь, – заверил её Мэтт. – Но это не испанский, Розарио итальянка, просто она вышла замуж за испанца и всю свою жизнь живёт здесь. Розарио – просто потрясающий пекарь, она печёт самые восхитительные миндальные круассаны на всём побережье. Сейчас увидишь. Ива вначале замерла, а потом и вовсе оторопела: миндальные круассаны – это самая любимая из всех возможных на белом свете выпечка. Особенно те, которые делают с марципановой начинкой. Все её упорядоченные мысли внезапно разбежались кто-куда. Розарио и впрямь вскоре появилась в дверях своего домика, неся в руках коробку. – Хорошенько накорми свою девочку! – приказала она Мэтту на итальянском. – И поверь, она обязательно сделает своего любимого мальчика счастливым! – В этом я даже не сомневаюсь, – усмехнулся Мэтт. – Главное, чтобы этим мальчиком оказался я. Как только он достал бумажник и попытался заплатить за выпечку, Розарио разозлилась на него. – Чтобы я брала деньги с моего мальчика! Когда никто из родни не помог, никто не протянул руку, и только мой мальчик Маттео! В эту минуту Мэтт был рад, что Ива не понимает итальянского. Вся его скромная заслуга заключалась лишь в том, что он купил никому не нужный и коммерчески неудачно расположенный дом по цене средней виллы, потому что сын Розарио попал в сложную ситуацию и тому срочно требовались деньги. Мэтт не был добрым самаритянином, он всего лишь верил в то, что рано или поздно дом у моря всё-таки вырастет в цене и он своё вернёт. Мэтт, конечно, не прогадал, но Розарио вот уже годы считала его спасителем и причисляла к лику святых. В чём-то она напоминала ему мать, и вполне возможно, именно это сходство когда-то и повлияло на его решение купить дом, а вовсе не расчёт извлечь выгоду. В этом старинном, расположенном у чёрта на горе доме он теперь и жил чаще всего. Розарио кинулась обнимать Мэтта и даже пустила слезу, чем немного разозлила его – уж очень давно она этого не делала. – Милочка, – внезапно обратилась она к Иве, вытирая пухлым натруженным кулаком скулу, – это самый лучший парень на свете! Не вздумай крутить ему мозги, иначе будешь иметь дело со мной! Ива надела самую доброжелательную улыбку из всех, какие у неё были, и поинтересовалась у Мэтта: – Что она говорит? – Что мне ужасно повезло повстречать такую хорошую девушку, и настоятельно советует тебе сходить со мной на свидание. – Это уж вряд ли, – не переставая улыбаться, процедила Ива сквозь зубы. Розарио и Мэтт перекинулись ещё парочкой фраз после чего немного расстроенная хозяйка убежала в дом. – Она хотела угостить нас кофе в своём саду, но я отказался, потому что отсюда не видно моря, а у меня есть на примете другое местечко. Розарио предложила дать нам термос с собой. – Я против! – возмутилась Ива, хотя из коробки исходил просто немыслимый аромат. – Мы же… Это же… Пробежка! Кто пьёт кофе на пробежке? – Кофе с миндальными круассанами, – поправил её Мэтт. – Я пью. Составишь компанию? – Нет! – Да брось. Когда ещё ты позавтракаешь домашней выпечкой от Розарио с видом на прекрасное Средиземное море? – Балеарское… – Не важно, Гермиона. – Что? – Прости, я говорю, что Балеарское, конечно же, спасибо, что поправила. Вручив Иве металлический термос с четырьмя порциями капучино, Розанна выдала длинное напутствие, похожее на трель какой-нибудь тропической птицы, и переведённое Мэттом как: «Такой красивой девушки я ещё не видала». – Мне кажется, она сказала что-то ещё, – недоверчиво заметила Ива, когда они уже шагали по тропинке к месту, о котором говорил Мэтт. – Да, что тебе необходимо минимум трижды сходить со мной на свидание, – ответил он. Скалистый выступ был местом уединённым, уютным и сценически панорамным. – Скорее, садись рядом, а то пропустим! – возбуждённо предложил Иве Мэтт. И впрямь, как только Ива опустилась на сухую траву примерно в метре от него, над кромкой моря загорелись первые оранжевые лучи. Почти сразу вслед за ними показался и краешек огненного шара. Солнце поднималось быстро, прямо на глазах вырастая из спокойной глади моря. Зрелище было даже не столько красивым, сколько жизнеутверждающим: тишина, хвойный аромат, бескрайняя морская даль и неумолимое рождение нового дня. Ива задумалась и откусила кусочек от круассана, который каким-то непостижимым образом оказался в её руках. – О боже! – не удержавшись, воскликнула она. – Неужели! Марципановая начинка? – Конечно, – подтвердил довольный Мэтт. Это был маленький момент счастья для него. Вот ради этого выражения лица Ивы, ради её опустившихся от удовольствия век, всё и затевалось! Всё было не зря, хоть и пошло абсолютно не по плану и заставило Мэтта психовать все последние дни. Ива не знала, что и думать. Круассан действительно был божественным. Она съела его целиком, но уже под конец совсем перестала ощущать вкус – все её мысли лихорадочно плясали вокруг вопроса: «Что происходит?». Она напряглась ещё сильнее, чем прежде. Чтобы спуститься к морю, потребовалось ещё добрых полчаса. Тропинка всё время вела вниз, но была извилистой и следовала вдоль побережья. Виды открывались не просто красивые, а исключительно средиземноморские – Британская Колумбия недаром зовётся Прекрасной, но таких энергетически тёплых, спокойных и дружелюбных лазурных бухт дома всё-таки нет. Ива была бы в восторге, если бы не непроходящая встревоженность. Едва их ноги ступили на песочный пляж, Мэтт предложил: – Искупаемся? – Спасибо, я пасс, – решительно отказалась Ива, хотя солнце уже успело подняться довольно высоко, и вся спина Ивы покрылась испариной то ли от непростого пути сюда, то ли от напряжения. Мэтт довольно быстро избавился от кроссовок, скинул футболку и остался в одних шортах. Пока он шёл к воде, пока позволял ступням привыкнуть к ней, Ива не могла оторвать от него глаз. Она знала от матери, что Мэтт давно не работает моделью, примерно с тех пор как они виделись в последний раз на свадьбе у Бена, однако ей подумалось, что Мэтт мог бы неплохо зарабатывать в модельном бизнесе и теперь; ей прямо виделась реклама каких-нибудь дорогих часов или автомобилей. Кожа у Мэтта на спине была золотистой от загара и ровной без единого изъяна, а в утреннем свете даже как-то по-особенному светилась. Ива почувствовала, как что-то горячее и будоражащие разливается внизу её живота, заставляет сердце биться чаще. Красивый, подумала Ива. Красивый и жестокий, бесчеловечный.