Всхлипнув, Маша обнимает руками мою голову, и тоже становится настойчивой: кусает мои губы, провоцирует их даже тогда, когда перестаю давить на газ, предлагая ей проявить инициативу. Сжав зубы, глубоко дышу, пока осыпает поцелуями мой подбородок, углы рта, трется носом о щеку. — Еще секунда, — говорю ровно. — И я решу, что ты пришла сюда сегодня ради меня. Ткнувшись лбом в мое плечо, она рвано выдыхает. Я прижимаюсь носом к волосам у нее над ухом, вдыхая знакомые ароматы. — Почему бы и нет… — отвечает сдавленно. — Я же ненормальная. Втянув носом воздух, отстраняю ее от себя, не пытаясь искать слова, чтобы подсластить пилюлю. Мы можем говорить о чем угодно, только не о том, на что у меня нет ответов, а у нее - нет правильных вопросов, ведь она сама не до конца знает, чего хочет, иначе не искала бы со мной встречи таким витиеватым и спорным способом, который больше похож на тычок пальцем в небо. Откинувшись на спинку сиденья, расслабляется и произносит, глядя на свои колени: — Останься сегодня у меня… Прикрыв глаза, впитываю отзвуки высказанного предложения, понимая, что хочу этого на клеточном уровне. Что бы Маша в это предложение ни вкладывала, у нас не будет проблем с совместным времяпрепровождением, даже если она позволит мне просто отоспаться в своей постели. Глава 33 Кирилл Я углубляюсь в сеть городских дорожных развязок, взвешенно и неторопливо двигаясь в общем потоке машин, где соблюдаю дистанцию и скоростной режим, словно спешка за рулем — это для недоразвитых идиотов, и это особенно иронично, учитывая зуд и свербеж, с которыми я передвигался по городу буквально вчера. Маша роется в сумке, извлекая оттуда звонящий телефон, на котором быстро убирает звук, решая не отвечать. Сворачивая на светофоре, замечаю, как мазнув по экрану пальцем, она телефон отключает и возвращает его в сумку, после чего роняет ту на коврик у своих ног и закрывает глаза, сжимая лежащие на коленях ладони в кулаки. Решаю, что ее выбор — отличная идея, на десять из десяти баллов созвучная мне самому, поэтому, достав из внутреннего кармана пальто свой телефон, тоже его отключаю и кладу на место, продолжая планомерно прокладывать дорогу к Машиному дому, и эта дорога проходит в обоюдной тишине, что меня полностью устраивает. Я никогда не заставлял женщину догадываться о том, чего хочу. Молчать и заставлять кого-то догадываться — не мой набор инструментов, я всегда считал его идиотизмом, и не только с женщинами. Но, войдя в знакомую квартиру, я не делаю ничего: не касаюсь Маши так, как того бы хотел, не говорю ей, чего хочу. Закрыв за собой дверь, я жду того, о чем не хочу просить: что сегодня она сама найдет ко мне чертов ключ, потому что сегодня я не хочу решать за нас двоих, как все будет в данную минуту. Мне нужно, чтобы это сделала она. Это не игра, не наказание, твою мать. Я просто хочу еще раз убедиться в том, что нужен ей сейчас не меньше, чем она нужна мне. Плевать, когда это стало важным, возможно, час назад. Если это тупой каприз, мне тоже плевать. Плевать даже, если этот каприз — результат моего дерьмового настроения, по крайней мере, я еще в машине дал понять, какое оно у меня. Убрав в шкаф свое пальто, Маша сбрасывает с ног сапоги, перемещаясь по прихожей, как нечто невесомое, но из ее рук падают то ключи, то шарф, который кладет мимо комода. Играю желваками, наблюдая почти бесшумную суету, будто снова вернулся в тот день, когда попал в эту квартиру впервые, но сейчас все абсолютно другое. Сейчас, подойдя ко мне, Маша не медлит, прежде чем дотронуться — положить мне на грудь ладони и поднять глаза. Они чистейшего голубого цвета, прекрасные, блять. И в них пожирающая меня буря эмоций — упрямство, желание и страх, помощи с которым она не просит, она ведь не умеет ее просить, но я нужен ей достаточно сильно, чтобы мы оказались здесь. Пробравшиеся под пальто ладони стаскивают его вниз с моих плеч, и я позволяю беспрепятственно избавить себя от верхней одежды. Оставив пальто на банкетке, Маша снова возникает передо мной. На ее щеках румянец. Чтобы не коснуться его, сжимаю опущенные вдоль тела руки в кулаки. Свои руки Маша снова кладет мне на грудь и ведет ими вниз, к животу. В какой-то период жизни даже порно стало для меня скучным, я не смотрю его лет с двадцати двух, оно мне не нужно, но вот это непорочное соблазнение отдается реакциями во всех моих нервных окончаниях, и начинается эта цепная реакция в моей голове. Маша чувствует каждое звено этой цепи. Дышит чаще, кусает губы. Я не тороплю. Не делаю ни черта. Я хочу, чтобы она сделала это сама. Соблазнила меня. Мы перешли тот рубеж, за которым тормозить ее могло бы стеснение или неуверенность в себе, но ее отношение к моему телу, как к чему-то неизученному и таинственному, убивало раньше и убивает сейчас. Все эти прикосновения, цель которых ловить мои реакции и заводиться от них — стирают мой предыдущий сексуальный опыт, где свое тело я воспринимал как очень простой и примитивный механизм. Очень простой и очень примитивный. Все мои партнерши знали это, как азбуку. В моем теле нет ни хрена таинственного, но только не для Маши. Когда смотрит в мои глаза, я отчетливо вижу, что взять мое тело она хочет вместе с моими мозгами. Всего меня целиком, а не просто тупую механику моего тела. Это плохая задумка, очень плохая, но так оно и будет, я не сопротивляюсь. Я хочу этого. Хочу ее башкой! Не давая разогнаться дыханию, принимаю касания Машиных губ на шее и подбородке, пока ее руки обнимают мои плечи, а тело вытягивается вдоль меня струной. Отвечая на короткие рваные поцелуи, наблюдаю за ней: за ее лицом с густыми светлыми бровями и потяжелевшими веками. И я переоценил свою стабильность, потому что, когда Маша тянет к себе мою голову, качнувшись, впечатываю женские бедра своими в комод. Он вздрагивает, сбрасывая на пол какую-то декоративную статуэтку, а я упираюсь в него ладонями вокруг Маши, пока железяка с грохотом скачет по напольной плитке. Я возбужден, но уверен, Маша знала это и до того, как втромбовал свою ширинку в ее живот. Оставив между нами пространство в пол-ладони, отстраняюсь. Столкнувшись глазами на расстоянии, с которого слышу ее дыхание, присоединяюсь к паузе, которую Маша берет, сводя меня с ума мелкой дрожью своего тела. — Что тебе нравится? — выпаливает, перебирая пальцами волосы на моем затылке. — Так? — прижимается носом к моей шее и кусает. — Так нравится? — скользнув рукой вниз, пробегает пальцами по груди и проводит костяшками по ширинке. — А так? Мой член достаточно чувствительный, чтобы отозваться даже через джинсы, но осторожная ладонь убегает слишком быстро, дабы это оценить. Прикрыв глаза, опускаю лицо. — Нравится, — отвечаю на вопрос. — Что еще? — спрашивает дрожащим голосом. — То же, что и другим. Не больше, не меньше. — Я хочу знать, что нравится тебе. — Реши сама. Это и провокация, и нет. Скорее нет, я просто хочу того, что озвучил. Я не думаю о своем удовольствии, мне на него плевать, я получу его в любом случае, а она… Маша выдыхает с шумом, смотрит на меня волком и, обвив руками мою шею, набрасывается на губы с мягкой требовательностью, которая вышибает из меня воздух. Подаюсь бедрами вперед, снова заставляя комод удариться о стену. Это единственное, что себе позволяю, кажется, у меня тоже есть психологический барьер, ведь я боюсь сделать что-то, что может напугать эту женщину, или ввести в тот транс, из которого понятия не имею, как ее вытаскивать. Будто чувствуя мою нерешительность, Маша прижимается плотнее, и мои собственные страхи превращаются в игру, ведь я чувствую, что она до всхлипов и дрожи хочет, чтобы я перестал стоять гребаным бревном. — Кир… — шепчет, прижавшись влажными раскрытыми губами к щеке. Я дико возбужден, но красная сигнальная лампочка в голове все еще не заткнулась. Она не заткнется, даже если вокруг моего члена сомкнется горячее женское тело. Я не могу пустить все на самотек, это мой психологический барьер, когда Маша рядом! Я слушаю ее дыхание, вдохнув сам, опускаю вниз руки и сжимаю ими упругие округлые ягодицы через толстую шерстяную ткань клетчатой юбки. — О-о-х… — сладкий стон заполняет уши. Ладони зудят от желания сжать их сильнее. Впервые касаться так, как велит мне мое примитивное мужское нутро, но и здесь я боюсь перегнуть, потираясь ширинкой о Машин живот. Она дает мне зеленый свет своими поцелуями. Я сминаю ее рот в ответ и сжимаю ягодицы через юбку так, что должен сделать немного больно. Снова стоны, которые делают меня болезненно твердым, и одной из самых необходимых вещей для меня сейчас является потребность расстегнуть, блять, штаны. Маша выпутывается из моих рук и, пошатываясь, пятится назад. Ее прическа съехала на бок. Упала блестящим узлом волос на плечо, губы влажные, как и глаза, которыми поедает мое тело, не моргая. Запустив руки в волосы, не двигаюсь с места и дышу с шипением, как послушный мальчик, зная свое место. Дневной свет в окнах серый, но Маша решает, что этого освещения нам достаточно. Схватившись пальцами за пуговицу своего пиджака, Маша расстегивает его и снимает, роняя на пол, оставаясь в белой рубашке, которая насквозь просвечивает голубой кружевной лифчик. Вытащив из волос пару шпилек, распускает окончательно и, подняв руку, манит меня пальцами, с хрипом шепча: — Иди ко мне… — Ты помнишь стоп-слово? — не отрываю от нее глаз. — Я хочу тебя. Мне оно не нужно. — Ты хочешь меня все время. — Не будь засранцем… — Скажи стоп-слово, — повторяю настойчиво. — Мы без него не продолжим. — Корица! — выкрикивает. — Хорошо… Загнав пальцы в волосы, она встряхивает их у корней, горящими глазами наблюдая за тем, как, наступив носками кроссовок на пятки, я разуваюсь. Глава 34 Кирилл Потянувшись к молнии сбоку на юбке, Маша дергает замок и расстегивает, продолжая пятиться вдоль стены в коридор, который, как уже знаю, ведет в ее спальню. Я медленно двигаюсь следом, перешагивая через юбку, оставленную на полу, и с прищуром оценивая то, что под краем длинной рубашки видно кружево чулок с подвязками, которые по всем законам, должны крепиться к поясу. У нее потрясающе стройные ноги, и вся эта картина потрясающе сексуальная, настолько, что я следую за Машей, как теленок на веревке. Наличие стоп-слова развязывает руки, я сокращаю расстояние в три широких шага, уже в дверях спальни подходя вплотную, на что Маша отвечает тем, что просовывает пальцы за ремень моих джинсов и тянет за собой, спиной двигаясь к кровати, на которую падаю вслед за ней.