- Ничего плохого, правда. Обещаю тебе понравится, - он трется своим членом о мою промежность и стонет. Впивается в мои губы, толкается языком, не забывая кусать и облизывать мои губы. Одним движением он срывает с меня трусики, я кричу ему в губы, а он нагло и уверенно спускает руку вниз, трогает меня “там”, нежно гладит меня “там”, потом чуть входит, срывая с моих губ громкий крик со стоном. - А ты мокренькая, - довольно улыбается, - тшш мелкая, расслабся, раздвинь ножки, - он отрывается от моих губ, и я кричу что есть силы. - Помогите! Кто-нибудь пожалуйста! Помогите! Мурад опять припадает к моим губам, заставляя замолчать. - Замолчи! - кусает губы так, что я чувствую привкус металла во рту. Слез уже нету, я не могу плакать, лишь послушно открываю рот, чтобы он не кусал и не делал мне больно, не подозревая, какая боль ждет меня позже. - Что тут происходит? - перед нами возвышается мужское тело. Я радуюсь, сильней дергаюсь, Мурад отпускает мои руки, смотрит на подоспевшего Алика, нашего обшего друга. Который тоже с города, приехал на лето домой. - Не видишь, черт бы тебя побрал! - недовольно кричит Мурад, - какого хуя ты сюда приперся? - Алик, - говорю молящим голосом, - забери меня .. - А какого черта, ты не можешь ей рот закрыть? - спрашивает Алик и спускается к нам, - какого черта, ты такую птичку хочешь отыметь один? - ухмыляется, я набираю в легкие больше воздуха и кричу что есть силы. Просто кричу. И тогда Алик перехватывает мои руки, которыми я калачу Мурада, устраивается у моего изголовья. Мурад никак не реагирует на мои удары, твердо лежит на мне сверху, продолжая тереться о мою промежность членом. Алик преподает к моим губам жестким поцелуем. Если я поцелуями Мурада не брезговала, а терпела, то от влажных губ Алика меня просто воротит. К горлу внезапно подступает приступ тошноты, Алик отступает, но всего лишь на миг. - Давай уже всунь ей, пока я держу ее руки и губы! - требует Алик. Через мгновенье я чувствую резкую, режущую, адскую боль в промежности. Мурад спускается к моей груди, зверски их терзает и начинает двигатся. - Мамочки! - кричу, когда Алик оставляет мои губы в покое, - что ты делаешь, Мурад!? - Люблю тебя, очень,- говорит Мурад не останавливаясь толкается все глубже и чаще. - Ненавижу тебя! - единственное, что удается сказать, прежде чем Алик впивается в мои губы. Это так ужасно больно, то что делает со мной Мурад. Меня как-будто разрезали пополам. И я сейчас не о физической боли. До меня постепенно доходит происходящее. Руки болят, от того насколько жестко их зажимает Алик. Искусанные губы кровоточат и болят, глаза режут, я теряю счет времени, перед глазами расстилается туман, в глазах будто пелена. В промежности адски горит, жжет, и разрывается с каждым движением Мурада. Он же в свою очередь удовлетворенно кричит, стонет, не сдерживается, когда входит глубоко, сильней жмет мои ягодицы, оставляя следы, я уверена, что останутся синяки. Он рычит как зверь, посасывая и кусая мои соски. Тянет их, всасывает и кусает. Мне не хватает воздуха. То что делают эти двое со мной, мне не снилось даже в кошмарных снах. Да я даже думать не смела, у меня никогда подобных мыслей не было. А тут .. Мурад не стесняясь присутствия другого человека, насилует меня, громко стонет, поднимает мои ноги, ставит к себе на плечи, еще глубже входит. Из-за Алика, терзающего мои губы, я не вижу лица Мурада, лишь слышу громкое рычание. Он делает несколько глубоких толчков, кричит, громко стонет, кусает мою грудь, не отпускает, когда дрожит и изливается в меня, падает своим тяжелым телом на меня. Алик отпускает мои руки и губы. Я наконец дышу. Правда ничего не вижу, в глазах пелена, только мрак и пустота. Я как пластилин развалилась под тяжелым телом, и мне сейчас даже не стыдно, что два человека видят мое голое тело. -Детка! Ты супер девочка моя, такая узкая! - говорит сорванным голосом Мурад. Я закрываю глаза, вижу лишь темноту. - Отойди! - требует Алик, - теперь моя очередь! Я пока смотрел на вас, чуть не кончил! Мурад поднимается с меня, я слышу звук расстегивающегося ремня. Ужасаюсь. Открываю глаза, прикрываю груди, но слово выговорить не могу, лишь смотрю на удовлетворенного Мурада умоляющими глазами. Он молча кивает, встает с меня, прикрывая меня остатком платья, заправляет свое достоинство в джинсы. - Пошел нахуй отсюда! - кричит на друга Мурад. - Я не понял, ты чего?! - говорит Алик, отступая на шаг назад, с каждым приближающимся к себе Мурадом. - А ты чего, как ублюдок себя ведёшь, целуешь мою девушку, это как понять? - рычит Мурад на Алика, будто до него только дошло. -Да ладно тебе, чего разбушевался? - говорит трусливый Алик, - вон смотри, она выглядит, как труп. - Не твое дело, свалил отсюда! - кричит мой насильник, - Кому говорю? - я ничего не вижу, закрываю глаза и впадаю в темноту. Глава 3 Дуновение теплого августовского ветра щекочет ноздри и я просыпаюсь. Не знаю сколько я тут пролежала, но когда просыпаюсь все еще темно и слышен стрекот сверчков. Смотрю на звезды и понимаю где я, тут же сажусь на месте. Осознание произошедшего доходит не сразу. Только когда смотрю на остатки разорванного платья. Паника окутывает с ног до головы. Я начинаю дрожать, то ли от холода, то ли от страха. Я всегда боялась темноты, но сейчас это последнее, что меня волнует. Внизу живота простреливает острой болью, заставляя согнутся пополам. Между ног сильно жжет и режет. Я жду, пока боль отступит, поднимаюсь, по внутренней части бедра что-то стекает, из-за темноты не вижу что. Поправляю на себе бюстгальтер, с платьем ничего не сделать, он разорвано в клочья. Только платок целый, валяется в ногах. Кое-как подвязываю его вокруг бедер, благо он достаточно большой, и шагаю к дому, хватая с собой остатки платья. Обида накатывает внезапно, ком собравшийся в горле лопается, я задыхаюсь и прихожусь в диком плаче. Реву, смотрю на небо, вою на луну. Падаю на колени, хватаясь за живот и не понимаю, что мне делать? Рассказать маме - она может быть и прикроет, никому ничего не расскажет. Но будет чувствовать себя виновной в случившемся, и никогда не простит себе, что отпускала меня гулять. Рассказать папе - тогда наказание понесут все, в первую очередь мама. Я опозорюсь перед всеми и опозорю своих родных. Запятнаю свой род, меня никто никогда не простит. Самое главное, я не смогу доказать, что это было насильно. Зная теперь, на что способен Мурад, уверена, он будет утверждать, что это было по обоюдному желанию. Я растерялась, голос пропал, я только и могу, что всхлипывать. Поднимаюсь с колен и плетусь домой. От страха леденею с ног до головы. Дрожу, заставляю себя замолчать, сдерживатся и не плакать. Открываю калитку, и жду, что меня кто-нибудь встретит. Тогда решение, что делать само собой придет. Но увы, никого нет. В доме везде выключен свет, все мирно спят. И только дочь распутница возвращается домой почти на рассвете. Тихими шагами я прохожу в свою комнату, беру банное полотенце и иду в душ. Он у нас в доме один, на всех. Слава всевышнему подальше от всех комнат комнат, где мы спим. Есть большая надежда, что никто не услышит шум воды. Под струями воды я смываю с себя всю грязь, намыливаю несколько раз тело, натираю мочалкой до красноты. Смываю с бея следы крови и его “остатков”, которые успели высохнуть и прилипнуть к внутренней части бедер. Выхожу из душа чистая, снаружи, внутри же, в душе, я самый грязный, мерзкий человек, самой от себя противно. Тем более когда в зеркале вижу синие пятна вокруг грудей и искусанные губы. Все точно увидят, это никак не скрыть. Ну и пусть, не отрываю взгляда от своих припухших губ, и красных глаз, пусть что будет, то и будет. Я ничего уже не изменю. Я вытираюсь насухо и надеваю трусики, не забыв наклеить на них прокладку, мало ли кровь пойдет, я не знаю,что бывает после такого, надеваю пижаму, которую мама каждый день не забывает вещать в ванной. Моя мамуличка, если бы ты знала, куда отпускаешь свою дочь? Ты бы не отпустила, не зря, наверное, у тебя было плохое предчувствие. Не могу сдерживать слез, которые безостановочно стекают по щекам. Я ложу в мусорный мешок остатки своей одежды, смотрю кругом несколько раз, чтобы не дай всевышний, не забыть в ванной хотя бы кусочек от платья. Поднимаюсь в свою комнату, прячу пакет в шкаф, забираюсь в постель, кутаюсь сильно в легкий плед и начинаю дрожать. На часах, на прикроватной тумбочке, время уже три часа ночи. Я очень устала день и за ночь. Тело все болит, нету такого кусочка, которое бы не ныло от боли. Будто меня всю избили ремнем. В промежности все так же жжет и болит, только внизу живота немного стало легче. Наверное от горячей воды. А душа?! Осталось ли она у меня, после всего, что случилось? Нет. Я ее не чувствую. Там в груди, образовалась большая дыра, и там пусто и темно. И в этой дыре что-то давит, очень сильно давит, причиняя мне боль в груди и в горле. Я хочу, очень хочу кричать. На весь мир. И я кричу. Только молча. Задыхаясь и захлебываясь в собственных соплях и слезах. Плачу, не могу остановится, кусаю плед, чтобы не издать ни звука. Очень больно, просто безумно. В горле все начинает болеть и я начинаю сильно задыхаться, от обиды и несправедливости. Я тихо вою в плед, сильней его кусая, трясусь и дрожу, кажется сейчас задохнусь. Хочется встать, открыть окно, впустить воздуха и ночного ветра, но я не могу. Сил практически не осталось. Мне остается молча умереть в своей постели. И тут дверь в мою комнату открывается и заходит мама. И я понимаю, вот он - мой конец. - Дочка! - она тихо трогает мое плечо, хорошо в комнате очень темно, я плачу и боюсь открыть глаза, - Асият, проснись, тебе снится плохой сон! - она трогает мои волосы, - о всевышний! Да ты вся мокрая! - волосы мокрые, потому что я их не сушила, но я не смею издать ни одного звука, кроме воя. Мама трогает мой лоб и спешно покидает мою комнату. Я поворачиваюсь к стенке, сворачиваюсь в комок и продолжаю реветь. Я никогда не врала матери, никогда. И мне сейчас придется ей наврать? Меня накажет всевышний, этого не миновать. Мама возвращается с аптечкой, будит меня, заставляет сесть. Я смотрю на нее сквозь пелену от слез. - Мамочка! - она трогает мне лоб, я дергаюсь, не хочу чтобы она, такая чистая и правильная, касалась своей грязной дочери. - Ты вся горишь! - говорит и заставляет меня выпить какие-то таблетки, - о всевышний! - она прикрывает ладонью рот, - да у тебя губы все болячках, высыпала малярия! Это от высокой температуры, - решает она и укладывает меня обратно спать, - тебе нужно поспать, к утру должно стать легче, если нет - вызову врача. Спи. Она уходит, закрывая за собой дверь, обещая навестить меня позже. Я решаю, что так будет лучше. Пусть для нее и для всех я болею, я завтра уеду в столицу, оставлю их в своем чистом мире, не запачканном мною. Они не должны страдать и терпеть всякие грязные сплетни в свою сторону из-за никчемной дочери. Они никогда не узнают, что моя судьба сломалась этой ночью. Я обещаю себе, никогда не вернутся в этот дом, чтобы не осквернять собой их правильный, чистый мир.