— А? О… М! — вздыхала она, от испуга будучи не в силах произнести хоть слово. — Я хотел уточнить количество слов, — продолжал ученик, явно не увидевший, как он напугал своего преподавателя. — Столько же? 200—250? — Да, — с трудом выдохнула учительница, стараясь скрыть кипевший в душе гнев. Такое обычно случается — внутри неосознанно просыпается лютая ненависть к тому, кто тебя нечаянно напугал. Забавно, что она обратно пропорциональна опасности, которую на самом деле может представлять искомый субъект. Однако, сумев-таки подавить в себе жуткое желание броситься на беззащитного (и на самом-то деле ни в чем невиновного) ребенка, Кариль отвела пронзающий насквозь взгляд и попыталась снова направить его на Оэджи. Но — безрезультатно: того уже и след простыл. — Зараза! — в полголоса выпалила она, хлопнув ладонью по краю стола и в следующую секунду изучая болящую руку. Дети уже успели покинуть кабинет. Хорошо, что никто не слышал, как она ругнулась, а то мало ли, что бы они раздули из этого. Конечно, эти сопляки могут вести себя тише воды ниже травы, но это еще не значит, что они на самом деле белые и пушистые. Нет! Будь готов все и вся подвергать сомнению — в таком случае ты никогда не попадешь впросак. Запомни: на ошибках учатся, но на обойденных ошибках учиться многим легче. «Если видишь тихого человека, готовься к тому, что в нем сидит черт», — вспомнились вдруг Кариль слова ее матери. «Ты всегда знала нас как облупленных». Не успела еще она определить, кого это «нас» ее мать знала как облупленных, как кто-то снова решил протестировать нервную систему, уже двадцать семь лет служащую своей хозяйке верой и правдой, внезапно произнесенными словами: — И вы думаете, что я не видел? Кариль не то что подскочила на месте, но дернулась она основательно. Да уж, вопросик! Что за вопросик! Успевший уже пройти первую стадию кипячения в крови, Карилин гнев начал понемногу выходить изнутри во внешний мир. Еще не поднимая глаз, девушка ядовито поинтересовалась у кого бы то ни было перед нею: — И что я думаю, что ты не видел? Она не разыгрывала дурочку — скорее пыталась посредством изощренной издевки донести до ребенка (никем другим напугавший ее человек быть не мог) всю нелепость задаваемого подобным образом вопроса. — Не прикидывайтесь, — отрезал голос. В нем чувствовалось то же самое раздражение, которое вложила Кариль в свой для придания своей фразе большего пафоса. Однако в этом тоне… В этом тоне не чувствовалось никакой силы — в том плане, что все было сказано так просто, словно ненависть и злоба были неотъемлемой частью существа, его имеющего. Кариль подняла наконец взгляд. Как тут не поинтересоваться своим собеседником, когда слышишь подобные слова с подобным выражением? — Ты? — чуть ли не задохнулась от неожиданности девушка. Перед ней стоял не кто иной, как Оэджи собственной персоной. Опершись о стол и скрестив руки на груди (буквально скопировав позу, которую принимала сама Кариль до того, как присесть), он внимательно смотрел на свою учительницу. Хватило и нескольких секунд, чтобы осмотреть его. Это был довольно высокий для своего роста парень. Его волосы, что странно и неожиданно, были ярко-рыжими, а по телу причудливо рассыпались веснушки, словно кто-то сдул цветочную пыльцу на мальчика. Его одежда была простой, но опрятной — он стоял в зауженных джинсах и футболке, в чистых (что редкость в школе) кедах с заправленными внутрь шнурками. Оэджи даже пах приятно. В общем и целом, его внешность создавала странный контраст с его душой — казалось, что это инь и ян, что дополняют друг друга, хотя ничего общего и не имеют. Но как в инь есть немного ян и как в ян есть немного инь, так и в облике этого ученика было что-то, что создавало словно бы мост между оболочкой и внутренним миром. Этим мостом были глаза. С первого взгляда могло бы показаться, что это ничем не примечательные глаза темно-карего цвета, однако при ближайшем рассмотрении становилось возможным увидеть большее. А именно — что цвет их абсолютно невозможен. Цвет глаз Оэджи был черным. «Глаза — отраженье души», — мелькнула мысль у Кариль. «Вот тебе и душонка». Улло стоял и больше не говорил ни слова. Он продолжал просто смотреть на учительницу, ожидая от нее объяснений своему поведению. — Послушай, — начала та, вставая из-за стола. Она делала это не чтобы подойти к мальчику, а наоборот — отойти чуть дальше. Все из-за глаз. — Просто я… Она подумала, стоит ли раскрывать так сразу все карты и говорить ему о том, какой эффект произвела на нее и Мариуса его домашняя работа, как им заинтересовался ее парень-психотерапевт… Подумала — и решила, что нет. — Просто я увидела, что ты в течение урока не поднимаешь глаз, — пришло ей на ум. Кариль даже решилась мельком перехватить взгляд Оэджи, который так и впивался в нее. — Остальные то и дело смотрели по сторонам, а ты… Поняв, что не может придумать ничего лучше, девушка окончательно потерялась. Лишь посмотрев в черные колодца тринадцатилетнего парня, она теряла волю и силу что-либо говорить, о чем-то думать. Все тело пронзала дрожь, какой-то инстинктивный страх перед… чем-то. «Но чего я боюсь?» — думала Кариль в отчаянии. И не могла ответить. — Я понял, — прервав ставшее тягостным и вселяющим неприятное ощущение молчание, мальчик оттолкнулся от парты. Кариль посмотрела на него снова. Поверил? Оставалось лишь надеяться. И почему только ей пришло вдруг в голову смолчать о том, что на самом деле имеет место быть? Что она пытается обнаружить, действуя подобным образом? Какую игру она затеяла? И как она скажет Мариусу о том, что решила нарушить свое обещание? Уже около двери Оэджи остановился и бросил взгляд на Кариль. Та поспешно потупила свой. — Предчувствиям надо верить, — неопределенно сказал он. — Я не просто смотрю. Я вижу. И он вышел из класса, не дав Карили времени на подготовку ответа. Да она и не думала отвечать. На подобную фразу ответить вообще нельзя. Что угодно скажи — все будет глупо звучать. Нет выхода. Остается только думать над услышанным. По телу пробежали мурашки. Из-за произнесенных слов, от которых веяло холодом, или из-за Оэджи Улло, от которого веяло отвращением и раздражением? «Что бы это все могло значить?» — спросила саму себя девушка. Но она знала, что. Как бы там Кариль ни хитрила, что бы там она ни говорила, мальчик знает правду. Его глаза видят не кожу, не тело, а душу — они смотрят внутрь, достают до самого дна. Они буравят, они выуживают все самое сокровенное, а когда ты перехватываешь этот взгляд, ты вдруг осознаешь, что происходит, и тебе становится противно, гадко. Тебя тянет блевать, потому что душа твоя прогнила давным-давно, потому что теперь ты видишь, что кто-то знает тебя — не только таким, каким ты кажешься всем вокруг, но и таким, какой ты на самом деле есть. Эти глаза. Неудивительно, что в этом мальчике столько отвращения. В людях нет ничего хорошего — они словно червивые яблоки. Снаружи ничего может быть и не видно, зато внутри творится отвратительное действо поедания всего хорошего чем-то посторонним. И каждый человек наивно думает, что никто этого никогда не увидит. И самое ироничное, что никто действительно не видит. Кроме Оэджи. Оэджи видит все. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь