— Другое? - Выгибает бровь. - Я вообще себе ничего не позволял… - миленько оправдывается. На самом деле, судя по всему, сама снова во всём виновата, но мне импонирует эта заячья невинность, смущение и наивность. Так что выношу приговор: — Значит, ты смотрел. - И с моего выражения лица точно можно писать картину, назвав её "Довольная хищная лисица". Отвечаю, будет шедевр. — Я не… - явно пытается подобрать слово, закрывая глаза красивыми тонкими пальцами правой лапки, - не специально. Ты просто с ума сошла. Я десять раз пожалел… — П...п..пожалел? - Аж бровь отъезжает в сторону. Нормально вообще такое говорить? Фыркнув, думаю извиниться за всё, встать и уйти наконец к себе, довольствуясь полученными ответами. Уже понятно, что пора к психотерапевту: я слетаю с катушек - это факт, так что строить из себя святую вообще нет смысла. Не успеваю и слова вымолвить, как вдруг неподалёку от нас за свободный столик присаживается мой недодиректор и светит своей светлой головой, улыбнувшись. Я замираю ещё раз, мысленно проклиная этого упёртого осла, и вдруг тянусь к замершей на столе левой ладони. Мальчик вздрагивает, но поддаётся и даёт мне утащить свою руку до середины столешницы. — Ты знаешь, что чужое тело трогать нельзя? - Уточняет едва слышным шепотом. И я прямо вижу, как Ронин-младший хмурится, пытаясь нас расслышать. Потому снова клонюсь к парню и, улыбнувшись, спрашиваю: — Почему? Брюнет вздыхает, чуть выдохнув, но всё же не выдёргивает кисть, просто смотря на мою покрывшую его ладонь. — Потому что это нарушение чужих границ... — Да что ты!? - Улыбаюсь более искренне. - Правда!? — Да, - кивает, сжав губы в полосочку. — Вау! Как интересно! И что с этим делать? По-моему, я вообще уже все нарушила. Наконец отрывается от созерцания наших рук, точно потеряв ход странного диалога: — Что нарушила? И смотреть на него такого юного мне почему-то нравится... мальчишка - прям зайка, так бы затискала. Хотя обычно я западала на светловолосых (о, помяни душу мужа и дурную голову выискивающего нас Денисыча, с которым, к счастью, ничего не было). — Твои границы. Поцеловала, - провожу подушечкой большого пальца линию вдоль, чувствуя, как рука под моей напрягается, - в машину села. Спала у тебя. — Уху, - глухо соглашается, снова отводя взгляд, и аж вздрагивает, наконец узнав главного зрителя. Дожидаюсь, когда вернётся ко мне. — Так сколько? - Произношу уловками. — Что “сколько”? — Сколько тебе заплатить? — За что? За обед? Да ничего не надо, я же сам… Одергиваю, встречая едко брошенное Ильюшкино фырканье. И всё равно произношу очередную дурость, о которой, конечно же, пожалею: — За тебя. Парень напротив снова кашляет и еле произносит: — Чокнутая… Но не уходит. Не вскакивает. И не убирает руку. Хай 6 "Я бы написала о тебе песню" Аллочка. — Ты сумасшедшая? - Тихо переспрашивает парень напротив. — Если только немного, - улыбаюсь. И хочется проклясть всё, но этот блудливый Ильюшка пытается же до сих пор подслушать, пересаживаясь на стул поближе. Потому я зыркаю на брюнета и положив голову на ладонь, цежу ему нежно-нежно: — Ты мой дорогой… мой хороший… мой сладкий бейб! Несу всё, что приходит в голову, искренне веря в то, что спасение утопающих, - это дело рук меня самой. Шкаф рядом кривится, явно меня расслышав. И аж ведёт плечами, думая встать и уйти. Наконец-то. Но всё-таки остаётся, продолжая выжимать из меня все актерские соки: — Мой хороший, - повторяю, сцепляя наши пальцы друг с другом. — Меня Дима зовут, - вдруг уточняет мальчишка, точно уловив, что эпитеты в его сторону подходят к концу. — Дим, как с тобой хорошо! Как интересно… Тот вдруг кивает в сторону Ильи Денисовича, вновь поменявшего стул. — Он же? - Уточняет какой-то слишком покладистый зайчонок, которого я похоже прижала лапками. Киваю, получая в ответ более уверенный взгляд и ухмылку. — Тогда дорого. - Сбивает с мыслей, вдруг положив вторую ладонь на мою, скованную его левой. Аж моргаю, дёрнувшись. — Что? Будто зайка повалил лисичку. — Стоить буду дорого. Едва сдержавшись, пытаюсь не разлиться лужицей. Что там? Дорого? Да окей, флиртуем дальше: — Тогда я заплачу. Ронин не выдерживает, громко шоркнув ножками стула, фырчит в мою сторону и уходит, не решившись вмешаться. О! Аллилуйя, святое провидение! Наконец выдыхаю, вытаскивая свою ладошку из захвата и просто падаю лбом на стол, еле согнувшись при этом. Пытаюсь выровнять вдохи и выдохи, но вместо успокоения пульс думает зашкалить. — Это был наш исполнительный директор? - Уточняет оппонент, почему-то не исчезнувший следом за Денисычем. Мотаю головой. — Нет, технический. Исполнительный у нас адекватный… — А этот? — А этот чокнутый. — Как ты? И это даже обижает! Поднимаю явно матерно говорящий взгляд к по-прежнему первому встречному и встречаю лишь лёгкую улыбку. — Извини, - шепчет, - я не то имел ввиду. Извиняется? Всё же киваю и сажусь снова прямо, поправляя рубашку. Перестав дуть губы, произношу: — Прощаю. — Он… - уточняет, опять начав смущенно считать камешки на стене, - до тебя домагался? Какое точное слово. Почему-то могу лишь кивнуть, словно моё словесное признание окончательно доломает меня.