– Тогда любовь подождёт. Чокнемся сначала за дружбу, – предложила Лариса, неодобрительно глядя на холостяка. Когда чокаться и пить всем надоело, включили музыку. Валерий тут же увёл Ирину танцевать, а Мезенский (вот подлец) подошёл к Татьяне. – Я не танцую, – сказала она. – А меня зачем сюда пригласила, если не танцуешь? – хитро глядя на неё, спросил Александр. – Я хотела, чтобы ты немного посидел с нами, в приятном обществе. Тебе же скучно дома, правда? Да и жене твоей никакого ущерба. Она ведь до сих пор думает, что, кроме неё, ты и не любил никого. До чего наивные бывают женщины! – Что-то ты сегодня вредничаешь! – А твоя супружеская верность – я в неё, кстати , верю – всего лишь следствие прививки, иммунитета, который ты приобрёл в результате несостоявшейся любви. Разве не так? – Любопытная мысль. Надо будет её обмозговать. В этом что-то есть… – Я могу пояснить. Как бы это сказать попроще… Ты всю жизнь любил только одну женщину, которая никогда не была твоей. Кстати, может быть, именно это тебе в ней и нравилось. Другие тебя уже не интересовали, потому что именно такой ты больше не встретил, она одна. Вот отсюда иммунитет. Мезенский молчал, опустив голову. Татьяна заметила лёгкую дрожь в его руках, но не более. Он всегда хорошо владел собой. Их уединение нарушила, как всегда, Ирина. – Что это вы тут шепчетесь? – спросила она, – за ней, Александр, ухаживать бесполезно, она занята. Хотя лично мне это кажется странным. Как можно терпеть одного и того же мужчину столько лет подряд? Я бы не смогла. А зачем ты, Татьяна, сюда пришла? Женихов у нас отбивать? Сидела бы дома. Татьяна и в самом деле сначала хотела остаться дома. Но Лена сказала, что одна на эту встречу ни за что не пойдёт, потому что никого там не знает. Ирине с Ларисой было проще, они дружны с детства, а вот Лена в этой компании действительно человек новый. Вот и пришлось Татьяне на девишнике-мальчишнике присутствовать, чтобы быть моральной поддержкой Лене. Лена, однако, вскоре встала и подошла к Татьяне, чтобы проститься. Свой ранний уход она объяснила тем, что ей далеко добираться домой в Жуковский. – Сейчас найдём тебе провожатого, – сказала Татьяна и подошла к Мезенскому. Он кивнул в знак согласия и пошёл заводить машину. В этот вечер Лена почувствовала себя королевой. – Как быстро они сговорились, – удивлённо сказал Валерий, – никто и не заметил, когда это произошло. – Не мудрено, она здесь самая молодая, – пояснила ситуацию Татьяна, не уточняя возраста Лены. Ирина с Ларисой были неприятно удивлены, когда у них прямо из-под носа увели лучшего кавалера, но публично сокрушаться не стали. – Меньше народу, больше кислороду, – заявила Ирина и жестом показала Валерию, что её бокал пуст. Виктор тем временем обратил свой взор на Ларису, и тут уж Татьяна окончательно почувствовала себя лишней, вспомнила, что её ждёт муж, и поспешила проститься. На следующий день она позвонила Лене и спросила, как она доехала. – Доехала замечательно, – ответила Лена, – вот только Александр Владимирович влюблён в тебя, зря ты старалась это скрыть – не получилось. – Лена, ну что ты говоришь! Мы с ним просто давно знакомы, когда-то работали вместе… – Понятно, можешь не продолжать. Он всю дорогу спрашивал, как ты живёшь да откуда я тебя знаю… Пришлось рассказать всю историю нашего знакомства. А что мне оставалось делать? Да, Лена есть Лена. Александр Владимирович влюблён в тебя… Он всю дорогу о тебе спрашивал… А если бы на её месте оказалась Лариса, сказала бы она это Тане? Нет, ни за что. Говорить приятные вещи не в её стиле. Она бы лучше отметила какие-нибудь Танины недостатки, это ей бальзам на душу. А Лена вот так просто взяла и признала своё поражение. Татьяна вспоминала об этом, когда вместе с мужем ехала в машине в сторону подмосковного города Жуковского. Они планировали навестить Лену с сыном, а на обратном пути заехать в Малаховку, на свою дачу, которая находилась недалеко от Жуковского. В их планы входило также более близкое знакомство с Виталиком, приглашение его в гости, а потом и трудоустройство, чтобы у Лены хотя бы одной заботой было меньше. Виталик совсем не был похож на свою мать, а, стало быть, имел сходство со своим таинственным отцом. Он был невысокий, щупленький, но имел густую чёрную шевелюру и выразительные тёмные глаза. Красавцем не назовёшь, но парень вполне симпатичный. У него наступил уже призывной возраст, но его признали негодным для службы в армии из-за плоскостопия. Он благосклонно отнёсся к приезду гостей из Москвы и с интересом слушал их разговоры. Через полчаса после знакомства Сергей Алексеевич задал свой заранее приготовленный провокационный вопрос: “Ты работаешь или учишься, Виталий?” – Ни то ,ни другое, – ответил он, – я готовился в армию, но меня не взяли. Теперь, конечно, пойду работать. – И куда бы ты хотел? – Хотел бы на завод, – ответил Виталик, не задумываясь. – Мы с тётей Таней постараемся тебе помочь. И приглашаем в следующие выходные погостить у нас на даче. Это совсем рядом, в Малаховке. Заедем за вами на машине. Договорённость была достигнута, и Поляковы с чувством исполненного долга уехали домой. 15.Недрагоценный камень. Ровно через месяц, в воскресенье, когда Поляковы собрались на дачу вместе с Леной и Виталиком, погода стояла отличная. И хотя на календаре значился пока конец мая, было жарко, как в разгар лета. Солнце светило уже с семи утра. На небе не было ни облачка, и любители пожариться на солнце могли получить порцию отличного майского загара. Татьяна тоже мечтала превратиться из бледной, как поганка, и законсервированной в холоде женщины в золотисто-коричневую, раскрепощённую и пышущую здоровьем. Но судьба всегда вносила коррективы в её жизнь, постаралась она и сейчас. Муж уже ушёл в гараж за машиной, а она приготовила, что взять с собой, и по-спортивному оделась. А потом вдруг почувствовала себя плохо – сильно заболел живот. Вернувшийся муж застал её в скрюченном состоянии, бледную и полуживую. Она надеялась, что боль скоро пройдёт, и тогда можно будет ехать. Но она не проходила, никакие испытанные средства не помогали – боль становилась всё сильнее. Решив, что у неё аппендицит, Татьяна согласилась, чтобы муж вызвал “Скорую помощь”. Неотложка приехала сравнительно быстро, через полчаса после вызова. Вошёл доктор, мужчина лет сорока, спокойный и неторопливый. Он долго разговаривал с Татьяной, расспрашивал, чем она болела, был ли у неё аппендицит, не болели ли почки. Ничего у неё не болело, никакого аппендицита не было, а вот сейчас она просто умирает от боли и не понимает, почему “скорая помощь” не оказывает ей никакой помощи. Наконец доктор приступил к осмотру, помял ей живот, спросил, где болит – у неё болело везде, а не где-то конкретно – потом попросил повернуться спиной. Постучал по спине ладонью – и в правой стороне чётко определилась боль. – Сейчас я введу вам но-шпу, – сказал доктор, – должно наступить облегчение. И надо бы поехать в больницу. Поедете? – Да. Я очень плохо себя чувствую. – Тогда приготовьте страховой полис. Она встала и в той же спортивной одежде, опираясь на руку мужа, поплелась к машине. После укола, как ей показалось, стало ещё хуже, и в машине она просто не находила себе места. Её привезли в районную дежурную больницу, долго что-то писали в приёмном отделении, потом проводили в палату. Боль не отступала, никакой помощи ей никто не оказывал, и она уже начинала думать о том, каким облегчением было бы сейчас умереть. Но бог ей смерти не дал, и она продолжала мучиться. Наконец пришёл врач, который представился Владимиром Владимировичем и сказал, что надо идти на УЗИ. Собрав последние силы, она поплелась за ним, но УЗИ ничего конкретного не показало, кроме того, что в правой почке “расширены чашечки”. “Наверное, там камень”, – предположил Владимир Владимирович и проводил её на рентген, дав предварительно выпить какое-то контрастное вещество. Рентгенолога на месте не было, она сидела в коридоре и ждала. Не зная, как облегчить боль, она оттягивала резинку спортивных штанов от живота и всё время меняла позы, но ничего не помогало. Наконец-то её уложили на стол и просветили рентгеновскими лучами, которые вредны для здоровья, но при такой боли приходится из двух зол выбирать меньшее. Результата она ожидала почти в бессознательном состоянии, и подняла глаза только тогда, когда услышала бодрый голос Владимира Владимировича, держащего в руках рентгеновский снимок: “Да у вас там огромный кирпич!” Врач, казалось, радовался, что этот кирпич не ускользнул от его внимания. “Мне очень плохо, сильная боль”, – сказала Татьяна. “А чего вы хотели-в почке камень, оттого и боль. Да подключите вы разум! – невозмутимо ответил Владимир Владимирович и перешёл к делу, – сейчас я буду с вами серьёзно разговаривать. Будем вас готовить к операции.” – Я согласна, – ответила бедная больная, потому что была согласна уже на всё. – Сейчас вам сделают укол – наркотик, и вы успокоитесь,– наконец-то подключил свой разум и врач, решив всё-таки облегчить страдания больной. Почему он не сделал этого раньше? Неужели без боли нельзя было найти этот камень? Ну да им, врачам, виднее. Лёжа на больничной койке в ожидании, как она думала, операции, Татьяна наконец-то огляделась по сторонам. Больница была плохой, районной, как и большинство наших больниц: железные койки времён царя гороха, обшарпанные тумбочки, отсутствие занавесок на окнах. В палате, кроме неё, ещё пять женщин. У всех проблемы с почками. Не корчась от боли, как прежде, а спокойно лёжа поверх одеяла, Татьяна могла уже думать и анализировать ситуацию. Пожалуй, не так уж это и страшно, что она попала в больницу – отдохнёт от работы. А если операция, то она вообще раньше, чем через месяц, туда не вернётся. Пусть поработают без неё, соскучатся немного. На работе сейчас – запарка. Завод начал возрождаться после перестроечной спячки, во время которой разбежались все специалисты. Сейчас многие из них вернулись, идёт освоение новых изделий, но спячка не прошла даром. Да, хорошо, что она полежит тут немного, побездельничает. Ей уже надоело доказывать, что если изделие, выражаясь заводским языком, не идёт, то виновата не конструкция , а как раз технология. Завод, что называется, потерял свою былую квалификацию, и то, что специалисты с лёгкостью выполняли прежде, уже не могут повторить сейчас. Завод, бывший когда-то гордостью России, с высокой культурой производства, с высокой технологической культурой, одно из тех закрытых предприятий, которые назывались “почтовыми ящиками”, – превратился в кустарную мастерскую. Сколько ещё понадобится времени, чтобы достичь – нет, не более высокого уровня, а хотя бы того прежнего, утраченного вследствие неумелой политики правительства? – Идите обедать, – позвала медсестра, прервав ее мысли о производстве. – Не хочу, – ответила она. – Звонил ваш муж, – сказала ей уже другая медсестра, – он сейчас придёт. Татьяна поблагодарила девушку за информацию и подумала: нашёл время приезжать, сейчас начнётся тихий час, и его не пустят. Разве что возьмут передачу… Всё-таки её на “скорой” привезли, ни халата у неё с собой нет, ни туалетных принадлежностей. – Вы почему не идёте обедать? Обеденное время заканчивается, – напомнила ей сестра милосердия. – Мне нельзя есть, – вспомнила вдруг Татьяна, – меня готовят к операции. Владимир Владимирович запретил. – Операции не будет. Так что можете есть. –Почему? – Владимир Владимирович объяснит. – Есть не хочу. Меня тошнит. – Ну, как хотите. Владимир Владимирович действительно вскоре зашёл в палату. – На одном из рентгеновских снимков ваш камень воду пропустил, это ясно просматривается. Поэтому повременим с операцией, может быть, сам вылетит. С завтрашнего дня назначим вам внутривенные вливания. Если будет больно, идите сразу в процедурную, просите обезболивающий укол, – объяснил он. – Хорошо, спасибо. Не так уж это и плохо, если операции не будет. Вдруг сделают её плохо, зашьют некачественно или ножницы в животе оставят – были же такие случаи! Мучайся потом! Пусть уж останется она целой, не разрезанной. Хотя гарантии ей пока ещё никто не давал. Врач сказал: может быть. Всё равно это к лучшему. К операции надо хотя бы морально подготовиться. Татьяна закрыла глаза и совсем было задремала, но её разбудил такой родной и знакомый голос. – Татьяна Полякова здесь лежит? – её муж Сергей уже входил в палату, не обращая внимания на тихий час. – Ну, как дела? – спросил он, присаживаясь на край кровати. – Мне сделали обезболивающий укол. Вернусь домой наркоманкой. – Неужели? Кроме наркотиков ничего не обезболивает?