– Ах, не понял. В тюрьме сидел давно, спрашиваю? Если не скажешь, где мой внучатый племянник, сядешь, как миленький. – Я его видел месяц назад. Где он сейчас, не знаю. По-моему, он собирался в Петербург. – Ну если про Петербург знаешь, значит знаешь и всё остальное. Напоминаю: не найдёшь мне племянника, убью или посажу. Найдёшь – отпущу на все четыре стороны. – Отпустишь? Так я тебе и поверил! Где гарантии? Пётр Николаевич превосходил своего оппонента в росте, но тот имел преимущество в возрасте – ему было не более сорока лет. Что делать, если этот фрукт так и не расколется? Дядя Петя лихорадочно соображал. Неужели придётся применить крайнее средство? Он ещё раз тряхнул незнакомца и потребовал ответа. Но тот неожиданно ударил его в пах. Дядя Петя вскрикнул, но своих цепких рук не разжал. Немного отдышавшись, он нанёс ответный удар. Гость упал, корчась от боли. Воспользовавшись передышкой, дядя Петя достал из заднего кармана брюк пистолет и приставил дуло к носу своего обидчика. – Так будешь говорить или нет? Для начала давай познакомимся. Пётр Николаевич, рецидивист с большим стажем, – представился дядя Петя, не выпуская из рук пистолета. – Виктор Иванович Грушин, единожды судим, – покорно ответил гость, – я всё скажу, не бейте. У меня семья. Моя банда меня выдала ,и я в розыске. – Ах, вот оно что… Значит, я о тебе уже слышал. Я думал, ты авторитет, а оказалось, что мелкий жулик. Так это ты, подлец, убил Андрея? – Что вы, я не убийца. Он жив и здоров. – Значит, похитил? – Я его не похищал, я с ним договорился. – Что за чушь ты несёшь? Ну-ка рассказывай толком, – дядя Петя пытался угадать, в чём тут суть, но слова Грушина не укладывались в его логику. – Мы специализировались на краже автомобилей и добились в этом деле неплохих результатов. Но однажды не рассчитали и увели “десятку” во дворе, где живёт моя тёща. Та в слёзы: это же сын моей подруги, росли с ней вместе, верните машину! А я человек не злой, я женских слёз не люблю, да и жену свою Анжелику обожаю. Она меня четыре года ждала! Представляешь, баба какая! Как же мне тёщу не уважать, если она такую дочь воспитала! Ну, я приказал браткам: машину вернуть, ошибочка вышла. И только потом узнал, что угон-то уже в милиции зарегистрирован. Тут я прокололся! Если бы раньше знать, никакой машины твоему племяннику не видать! – Это ещё как сказать! – резонно заметил дядя Петя, – давай дальше рассказывай. – А Андрей – он единственный из пострадавших знает о моём существовании, – продолжал Виктор Иванович, – остальные не знают, не ведают о нашей банде, ни одну машину менты не нашли – вот как работаем! И сигнализация нам нипочём – мы её чирк!.. Вор самодовольно улыбнулся, погладил себя по волосатой груди и мечтательно уставился в окно, видимо, вспоминая счастливые времена. – Ближе к делу, гражданин. Мечтать потом будешь, в тюрьме. – Ты же обещал меня отпустить? – Пока условия договора не выполнены, никуда ты от меня не денешься, – невозмутимо заявил дядя Петя. – А я что делаю? Выступаю перед тобой целый час, – возмутился Грушин. – Ближе к делу, говорю. Виктор Иванович сник, довольная улыбка исчезла, и он глубоко задумался, не торопясь продолжать разговор. Пётр Николаевич так же сверлил его взглядом, хотя он уже поверил, что Андрей жив. – Когда братков взяли – за ними, видимо, давно следили – я понял: ещё день другой, и придут за мной, – сказал, наконец, Виктор Иванович упавшим голосом, – и что же: Анжелике опять меня ждать? Теперь уж не четыре года дадут… – И ты решил спасти свою семью, отыгравшись на другой? – Чего это ты? Я никого не убил, не изнасиловал. Я ему культурно сказал: ты должен сгинуть, пока идёт следствие. Иначе вызовут на допрос в качестве свидетеля – и ты расколешься. И про тёщу мою, и про Анжелику расскажешь, а там и до меня доберутся. Он же у вас адвокат, страж порядка, говорят, и человек порядочный. Уголовника покрывать не станет. Вот мы с ним и договорились – он в заточение, а я – в бега. – И он добровольно отправился в это самое заточение? – Добровольно не захотел. Пришлось его слегка сбрызнуть из баллончика и в машину затолкать. Потом – дело техники. Наручники, кляп… – Ах ты, сволочь! Если бы не племянник, задушил бы я тебя вот этими руками, – и дядя Петя так сжал ладонь рассказчика, что тот вскрикнул и испуганно посмотрел на него, – быстро показывай, где эта берлога, иначе пеняй на себя. – Это не берлога , а квартира в Москве. Её недавно приобрёл мой друг, там никто не живёт, даже жена о ней не знает. Отличные условия: еда в холодильнике, горячая вода, телевизор… Только телефона нет. И этаж двенадцатый – из окна не выпрыгнешь. – Так почему же ты не разрешил ему дать знать родным? Они же не знали, что думать. – Нет уж! Исчезновение должно быть натуральным, чтобы родственнички все пороги оббили! Иначе нет смысла… – Умный ты очень, только чего добился? Вот возьму тебя за грудки, трахну об стенку, а потом сдам в милицию. – Тогда племянника не найдёте. – Вставай, деятель, пошли. Теперь нас двое, не вздумай убежать. – Так поздно уже, Пётр Николаевич, десять вечера. Может, завтра? – взмолился Грушин. – Нет, дорогой, отсрочка тебе не положена. Едем сейчас, пока электрички бегают. Одевайся! Дядя Петя схватил его за рукав и поволок к выходу. Грушин уже не сопротивлялся, подчиняясь воле судьбы. В электричке дядя Петя спросил: “А где же ты был днём, если на дачу приезжал ближе к ночи?” “Днём легко затеряться, достаточно надеть парик, – ответил угонщик машин, – а вот ночью могут взять тёпленького.” -А почему сам не поселился на квартире друга? – не унимался дядя Петя,– там бы я тебя не нашёл. -Друзьям сейчас нельзя верить. Да и куда бы я дел Андрея? С дачи он бы сбежал. -Дурак ты, Витя, а сколько от тебя вреда людям. -Если бы Андрей выполнил мою просьбу, я бы его сразу отпустил. Мне надо было срочно выехать за границу, он мог бы помочь .У него же там родственники… -В Германию собрался?– удивился дядя Петя,– какая Германия с твоей мордой? Беги в Казахстан. -Морда как морда,– оскорбился Виктор,– мне надо было помочь чуть-чуть, и всем бы было хорошо. Так нет, скорее умру, говорит, чем ты к моей сестре поедешь. И что за люди? Когда дядя Петя закончил свой рассказ, Андрей вышел из ванной в махровом халате. Родители не могли отвести от него глаз. – Всё, – сказал он, – смыл все грехи и готов к новой жизни. 26.Расцвела сирень. Удивительный октябрь выдался в этом году. Тёплый, сухой, нетипичный… Не верят синоптики, не помнят старожилы, чтобы когда-нибудь в это время года была такая благодать. Лето началось с дождей. Несмотря на высокое московское небо, тучи висели над головой, не давая солнечным лучам ни малейшего шанса пробиться на землю. Вместо того, чтобы загорать, люди кутались в плащи и куртки, не забывая захватить с собой зонты. И вот октябрь. Золотая осень в разгаре, небо радует пронзительной голубизной: ни облачка, ни тучки. А ведь через неделю уже Покров, пора первого снега. Видимо, лето берёт реванш за недостаток солнечных дней, отбирая их у осени. Татьяна шла пешком по проспекту Мира к Нине, где договорилась встретиться с подругами по поводу её отъезда за границу. Теперь, когда закончились чёрные дни и за Андрея можно было не беспокоиться, она могла подумать и о себе. Приятно провести время в женской компании, послушать их милую болтовню и вернуться домой заряженной новой энергией – что может быть лучше? Она уже подошла к дому Нины и хотела набирать код у двери подъезда, как услышала за спиной радостное слово “привет!”, произнесённое с такой особой интонацией, что можно было не сомневаться: это Ирина Витушкина. Татьяна оглянулась и, несмотря на знакомый голос, не сразу узнала одноклассницу. Перед ней стояла экстравагантная, не лишённая некоторой вульгарности женщина – вамп с огненно-рыжей и неимоверно взбитой причёской. Татьяна смотрела на неё, не говоря ни слова. – Ты что, Танька, не узнаёшь меня? Разве мы давно не виделись? – Я смотрю, ты сменила имидж, – ответила Татьяна, улыбаясь, – что это у тебя за причёска? “Я у мамы дурочка”? – Как ты отстала от жизни, подруга! Я просто удивляюсь. Теперь такая причёска называется по-другому. Слушай и запоминай: “Я свалилась с самосвала, тормозила головой”. – А цвет? – Цвет самый модный, называется” бешеный апельсин”. Тебе не нравится? Татьяна расхохоталась, и не сразу ответила на вопрос подруги. Да, с Ириной не соскучишься, всегда преподнесёт что-нибудь новенькое. – Я в восторге. Жаль, что мужчин сегодня не будет, они бы тебя заметили. – Как это, не будет мужчин? А Фёдор где, опять на гастролях? Что-то она темнит… Он, наверное, давно с ней не живёт: съёмки, гастроли, зарабатывание денег… Он ей из жалости алименты платит. – Не знаю. Какая разница? – Разница большая, – Ирина сделала мечтательные глаза, – я бы им занялась с большим удовольствием. Ты помнишь, как я споткнулась на той тропинке, когда мы к колдунье ездили, а он меня подхватил? Я сразу почувствовала особую близость между нами. Когда передо мной мужчина, а не стог сена, я это чувствую на расстоянии. Татьяна кивнула, не желая разубеждать одноклассницу, и открыла наконец-то дверь подъезда. Через пару минут они уже обнимались с Ниной. Ирина огляделась по сторонам и, не почуяв мужского духа, выразительно посмотрела на Татьяну. Взгляд должен был означать: “А я тебе что говорила?” Фёдора дома не было. Лариса с Дусей тоже ещё не подошли. Женщины отправились на кухню, чтобы помочь Нине накрыть на стол. Они выгрузили содержимое своих сумок, обменялись впечатлениями о принесённых салатах и нарезках, поставили на стол вино в предвкушении его дегустации, и тут-то подоспели недостающие дамы. Вечер встречи, прощания, воспоминаний и дискуссий можно было начинать. – А где у тебя Фёдор? Совсем его из дома выжила? – спросила Ирина Нину, опять оглядываясь по сторонам. – А зачем он нужен? – ответила та, – только мешать нам будет. – Как? – Ирина, успевшая уже занять почётное место за столом, не поверила своим ушам, – мужчина будет нам мешать?! – Я сегодня петь хочу, наши школьные песни хочу вспомнить, а при нём стесняюсь. Он мои вокальные данные не признаёт, – улыбнулась Нина. – Странно. Ты же у нас в десятом классе солисткой была, – не без иронии заметила Лариса. – Я даже песню помню, которую ты исполняла. “Царевна Несмеяна” называется. Нина не обиделась, посмеялась и призналась, что это были счастливые для неё времена. – Ещё бы! Самого Финка чуть не захомутала, – вспомнила Ирина, – и ведь вовремя остановилась, Лариске его сбагрила. Знала, подлая, что из него выйдет. – Ничего я не знала, – начала оправдываться Нина,– просто с Ларисой у него была любовь, а со мной дружба. – О мёртвых – хорошо или ничего, – вставила Дуся. – Это почему же? – не согласилась Ирина, – ему разве не всё равно, что мы сейчас о нём говорим?