– Ого! – сердито рассмеялся Крячко. – Вот это аппетиты! Правильно говорил один мой знакомый, который когда-то был на Даманском: им дай палец – всю руку оттяпают. – Я тоже был на Даманском… – грустно улыбнулся бывший пограничник. – Наших там полегло немало. И вот теперь я думаю: а за что? За что они погибли? Остров-то потом все равно отдали… А зря! Это только разожгло аппетиты. Они и у таджиков кусище территории уже оттяпали, и к киргизам у них территориальные претензии, да и к казахам, надо думать, присматриваются. С ними – дружба-дружбой, а ухо держи востро. Сейчас-то – вон что творится! Лес подчистую, за бесценок, вывозится эшелонами. А что будет, если Сибирь и в самом деле станет китайской?! Вы думаете, почему в Сибири сегодня хватает тех, кто гундит про «независимость от Москвы»? Догадайтесь с первого раза, кто этот «банкет» оплачивает? – Ну, я думаю, тут и американцы не последняя «спица в колесе»… Хотя, судя по всему, и с юга такой же «ветерок» поддувает, – чуть заметно усмехнулся Лев. – Вот именно! Сибирь сегодня – самый лакомый кусок и для наших «друзей», и для «партнеров»… Они и подкупают всяких иуд… Но ведь и наши «шишки» делают все возможное, чтобы страна трещала по швам! Что они сделали такого серьезного, чтобы люди отсюда не разъезжались? Я бы тех наших чинуш, которые занимаются проблемами российских земель восточнее Урала, расстреливал бы через одного, а кое-кого – и всех подряд. Просто сердце кровью обливается, когда глядишь на все эти безобразия и на безразличие нашей чинушни… А!.. – Махнув рукой, мужчина зашагал дальше. Глядя ему вслед, Стас вполголоса протянул: – М-да-а-а-а… Вот такая она, суровая проза жизни. Мир не меняется, в нем есть только хищники и их травоядные жертвы. Если не хочешь, чтобы тебя съели, стань хищником. Как считаешь? – Жестокая философия… – изобразив рукой неопределенный жест, резюмировал Гуров. – Но справедливая! – Крячко тряхнул вскинутым вверх указательным пальцем. – Лева, согласись, что мир сам по себе жесток. Разве не так? Как римляне завоевали почти всю Европу и все страны вокруг Средиземного моря? Они явили такую жестокость, что народы были вынуждены покориться. А Чингиз-хан? То же самое – он устроил такие зверства, что и римлянам не снились. Я не говорю, что это хорошо. Просто надо понимать, что доброе слово, подкрепленное «кольтом», намного действеннее, чем просто доброе слово. И если кто-то снова попробует нас завоевать, мы ведь будем отбиваться не дипломатическими нотами, а ядерными ракетами. – Впечатляет! – отметил Лев, с трудом сдерживая улыбку. – У меня такое ощущение, что ты перебрал по части просмотра общественно-политических телепередач. – Ну, да-а-а… – согласился Стас. – Как раз вчера смотрел дискуссионную программу. Их на ТВ развелось – уймища. Какой канал ни включи – сплошной галдеж, хрен что поймешь. – О-о-о… А я-то думал, что вчерашний вечер ты провел с Викторией… – удивленно проговорил Гуров. – Ну, правильно ты подумал, – с ней… – чуть смущенно подтвердил Стас. – Ты не поверишь! Впервые занимался «этими делами», одновременно наблюдая за спором в студии и слушая комментарии своей дамы по поводу того, кто и что сказал. Это было что-то!.. Не выдержав, Лев от души рассмеялся, представив себе такую картину. – Да! Это и в самом деле было «что-то»! Ладно, пора ехать дальше, нам с тобой надо еще где-то устроиться на ночлег. Куда там нам рекомендовали поехать? На Горную, пятнадцать? – Ладно, поехали на Горную! – согласился Крячко, поправив на плече сумку. Проснувшись по будильнику мобильного в своем отсеке хостела (кстати, вполне приличного и по обстановке, и по сервису, и по здешней клиентуре), Гуров некоторое время пытался понять: почему на улице уже ясное утро, а по его внутренним ощущениям – еще только полночь? Но тут же вспомнив, что он не где-нибудь, а в средней Сибири, на несколько часовых поясов опережающую Москву, быстро натянул спортивную майку и трико, после чего, сопровождаемый удивленным взглядом администраторши, выбежал во двор, где еще вчера, при заселении, заметил спортплощадку. Быстро сделав разминку, от души поработав на турнике, он поспешил в душ. С интересом наблюдавшая за ним администраторша сообщила вдогонку: – Горячая вода – кран справа! Потом не забудьте его закрыть. – А мне и холодной достаточно! – бросил через плечо Лев, закрывая за собой дверь душевой кабины. Будучи привычным к холодному душу, он с удовольствием встал под тугие струи воды. Но если дома столичная вода была просто холодной, то здесь она была по-настоящему обжигающей. В первое мгновение у него даже дух перехватило от жидкого льда, обрушившегося на тело. Когда он вернулся в свой отсек, вмещавший в себя только две койки и две тумбочки, Стас, обняв подушку, продолжал мирно посапывать. Лев сначала похлопал его по плечу, но он на это никак не отреагировал. Тогда Гуров как следует потряс его, и лишь тогда его приятель изволил приоткрыть один глаз и пробормотал: – Что, опять храплю, что ли? – Нет, мин херц Стасушка, утро уже настало, вставать пора! – проговорил Лев, не тая иронии. – Как – утро?!! – У Стаса приоткрылся и второй глаз, он даже совершил героическое усилие приподнять голову. – О, точно! А что ж у меня голова такая тяжелая, как будто в нее свинца налили? Блин, спать так хочется! Лева, а давай-ка я еще часок всхрапну? А? – Подъем! – категорично приказал Гуров, сдергивая с него простыню и одеяло. – Через час нам надо быть на автовокзале. – Лева! Ты – несостоявшийся садист! – проворчал Крячко, поднимаясь с койки. – В своей прошлой жизни ты, наверное, был ударником труда главной пыточной избы. Представляю, с каким удовольствием ты перевыполнял план по дыбе и порке кнутом! Как видно, услышав его душевные излияния, за перегородкой кто-то громко фыркнул. – Вот! Слышишь? Слышишь эти сдавленные рыдания? – тут же отреагировал Стас соответствующим образом. – Это реинкарнации твоих былых жертв через астрал ощутили присутствие своего тогдашнего мучителя. Ладно, садюга, ты пока что замаливай свои грехи, а я пошел умываться. Под доносящийся из-за перегородки сдавленный женский смех, повесив на шею полотенце, он помчался в умывальник, пока еще относительно свободный по причине раннего часа. Менее чем через полчаса приятели сдали свои койко-места администраторше, явно огорченной уходом этих весьма приметных мужчин, и направились к выходу. Из-за шторы, занавешивающей соседний с ними «кубрик», провожая их взглядом, выглянули две миловидные особы. Судя по всему, они тоже были разочарованы – что ж эти двое так скоро надумали двинуться в дорогу?! Словно ощутив своей спиной нацеленные вслед им женские взгляды, Станислав вполголоса досадливо попенял Гурову: – Лева! Ну куда тебя понесло в такую рань?!! В Москве сейчас, между прочим, еще только около двух ночи. Еще спать бы да спать! А сколько женских сердец ты, злыдень, раскокал, даже не задумавшись о том, сколько горечи и разочарований посеял в нежных и чувствительных женских душах… – О-о-о! – выходя на улицу, с иронией протянул тот. – У тебя все та же пластинка – женщины, женщины, женщины… Напомню: мы сюда приехали работать, а не развлекаться. – Одно другому не мешает! – поспешил возразить Крячко. – Даже наоборот – это стимулирует работу мысли. Назови мне хоть одного сыщика-импотента, который бы достиг чего-то выдающегося. Ну, назови, назови! А? – Шерлок Холмс, – невозмутимо произнес Лев, шагая в сторону трамвайной остановки. – Судя по тому, что к женщинам он был предельно равнодушен, объяснить это могу лишь тем, что он страдал импотенцией. Кстати! Холмс – автор метода дедукции. Ну, а ты, с учетом того, что считаешь общение с женщинами главным стимулятором обострения умственных способностей сыщика, теперь можешь запатентовать свой, новый метод бабукции. Не ожидавший такого каламбура, Стас рассмеялся и, толкнув Гурова в плечо, вскинул большой палец: – Классный прикол! Слушай, а в этом что-то есть – «метод бабукции»… Блин! Надо на досуге это дело как следует обмозговать. Обрати внимание: если в природе существует равновесие между «инь» и «ян», то почему бы не существовать равноценной альтернативе ян-дедукции в лице инь-бабукции? Окинув его удивленным взглядом, Лев покрутил головой: – Стас, это с каких это пор ты начал так замысловато выражаться? Прямо как лектор общества «Знание» на собрании в колхозе. – Наверное, от Виктории заразился, – развел руками Крячко. – Она ж, блин, всякими такими словечками так и шпарит, так и сыплет… Я как-то читал повестушку про одну комсомольскую активистку, с которой парни боялись ходить на свидания. С ней только один вечер на танцы сходишь, а потом целый месяц со всеми говоришь, как будто выступаешь с трибуны отчетно-выборной партконференции: «проходит красной нитью», «имеет непреложное значение», «в данном идеологическом аспекте» и тому подобную канцеляристскую муру… Добравшись до автовокзала, приятели взяли билет на Кедровое. По карте области, висевшей на стене зала ожидания, прикинули, что ехать им предстоит не менее полутора сотен километров. Воспользовавшись тем, что до отбытия еще около часа свободного времени, опера решили зайти в замеченное неподалеку от автовокзала небольшое кафе. Найдя свободный столик, они заказали себе по порции пельменей и чаю с сибирскими травами. Так-то особого аппетита они не испытывали – какой аппетит, если дома в это время они смотрели какой-то там по счету сон?! Но Лев рассудил так: есть ли аппетит, нет ли аппетита, но поесть надо, а иначе откуда взяться силам для работы? Крячко, полностью согласившись с его доводами, хоть и через силу, но тоже усердно жевал пельмени. В это время в обеденном зале кафе появился дед, которого Гуров не так давно видел в очереди к кассе, где они стояли за билетами на Кедровое. Подойдя с подносом к их столику, дед густым басом поинтересовался: – Вы позволите вас немного стеснить? – Да, пожалуйста, пожалуйста! – откликнулись приятели, продолжая вполголоса обсуждать свои текущие дела. Краем глаза наблюдая за новоявленным соседом по столу, который, несмотря на годы, смотрелся крепким и подвижным, Лев неожиданно поймал себя на мысли, что дед наверняка когда-то служил в милиции. – Простите за вопрос, если вдруг он вам покажется бестактным, но вы раньше не в милиции работали? – поинтересовался он, принимаясь за чай. – Да, тридцать пять лет «оттрубил» сельским участковым, – подтвердил тот, с интересом глядя на своих «визави». – Но и вы, я вижу, из органов? Подтвердив, что они и в самом деле опера, командированные в эти края столичным Главком угрозыска, приятели вкратце рассказали о причинах своего прибытия. Выслушав их, дед, назвавшийся Василием Терентьевичем Ежаловым, утвердительно кивнул: – Про Лешку Давишина наслышан. Правда, когда он работал в Ивановском районе, я его вообще не знал. Это когда его перевели к нам замом начальника, тут уже немного познакомились. Ну что о нем сказать? Хитрый проныра, каких поискать. Для него на первом месте всегда была не работа, а шкурная выгода. Ну а когда его поставили начальником нашего РОВД, то при нем вообще все пошло вразнос, все вопросы стали решаться только «по понятиям». Сколько при нем было всякой купи-продайщины – не сосчитать. Сколько он отмазал от нар всякого ворья, сколько простых работяг посадил, можно сказать, ни за что – со счету сбиться. Жалобы на него то и дело шли в область, но он был как заговоренный. С него претензии – как с гуся вода. Кто его так здорово прикрывал – в толк не возьму. Но, думаю, где-то в верхах у него была «лохматая рука». Когда его перевели от нас в Зауральск, все аж перекрестились: слава Богу! – А о его семье что-нибудь знаете? – задал свой вопрос Стас. – Ну, о его семье я мало что знаю. Работал я всю жизнь в самом дальнем углу района. Начальство туда нос никогда не совало, особенно Давишин. Да и я в райцентр ездил, только когда вызовут. Ну, о его семье что я знаю? К нам он приехал бобылем. Была ли у него семья в Ивановском районе – не знаю. Ну, а в Кедровом он с ходу сошелся с одной конторской фифой. Говорили, что она была штатной любовницей тогдашнего главы Медяшкина. Его у нас Мудяшкиным величали. Раньше, при Союзе, был каким-то райкомовским секретаришкой, а как только коммунистов отовсюду поперли, он тут же сдал партбилет, вступил в какую-то демократскую партию, и через месяц – глядь, уже у нас главой окопался. Кстати, они с Давишиным сразу же стали друзьями «не разлей вода». Оно и понятно: рыбак рыбака видит издалека. – Интересно… Как же это Медяшкин подружился с Давишиным, если тот у него любовницу увел? – недоуменно хмыкнул Крячко. – Ну, скорее, не увел, а этим самым выручил Медяшкина, когда тот влип в одну скандальную историю, – неспешно пережевывая бифштекс на удивление крепкими зубами, внес уточнение Василий Терентьевич. – До жены Медяшкина дошло, что ее муженек прямо у себя в кабинете на рабочем столе «жарит» какую-то девку. Он давай отмазываться: вроде того, не верь поклепу – она замуж выходит. Как, мол, она будет со мной «кувыркаться», если у нее есть жених и свадьба со дня на день? А тут появился Давишин и в самом деле сделал ей предложение. Ну и все. Скандала не случилось, а они стали дружками. Сколько афер провернули, сколько налево пустили государственного имущества – вряд ли кто и когда узнает. – Насколько нам уже стало известно, Давишин женат был трижды… – Допив чай, Гуров взглянул на часы. – Вот с этой бывшей любовницей Медяшкина он что, потом развелся? И кстати! Дети у них были? Немного подумав, Ежалов отрицательно качнул головой. – Нет, детей у них не было. Но, думаю, именно жена помогла Давишину перевестись в Зауральское УВД. Баба была хваткая, «передком» умела много чего сделать. К кому-то, говорят, месяца два или три подряд ездила в Иркутск. И знаете, вылежала-таки ему повышение. Да! Его отправили в Зауральск каким-то там замом начальника УВД. Года три или четыре прошло, слышим тут – Давишин уже в кресле начальника УВД. Но уехал он туда вдовцом. Когда новое назначение было получено, его жена на радостях через край «употребила» и куда-то погнала на своем тарантасе. То ли «Бентли» у нее был, то ли «Феррари»… Ну, и залетела на трассе под прицеп лесовоза… Машина – в хлам, она погибла в момент аварии. Ну, а женился Давишин потом или нет, я не знаю… За разговорами время ожидания пролетело незаметно. Чуть ли не на полуслове завершив обсуждение биографии Давишина, все трое отправились на посадку. Василий Терентьевич по пути к автобусу (подали новенький современный «пазик») пообещал порасспрашивать своих бывших сослуживцев (кто на данный момент еще был жив) и собрать дополнительную информацию о Давишине. Обменявшись с ним телефонными номерами, опера загрузились в автобус. И здесь с ними произошло то же самое, что и в самолете, – они провалились в сон, едва автобус тронулся в путь… Трудно сказать, сколько времени они спали и насколько мирно им спалось в сидячем положении, но вот их пробуждение оказалось неожиданным и в какой-то мере шокирующим. Водитель автобуса на полном ходу вдруг резко ударил по тормозам, отчего пассажиров довольно-таки сильно мотнуло вперед. Некоторые из тех, кто уснул, даже повалились на пол. Проснулись и приятели, дремавшие в своих креслах. – Что за хрень?!! – вырвалось у Стаса в момент соприкосновения его лба со спинкой переднего кресла. Он недоуменно озирался по сторонам, пытаясь осознать, где он находится и что именно произошло. В этот момент откуда-то спереди донесся звук ударов в бубен и какое-то непонятное заунывное пение. – Японский городовой! – раздался гневный голос водителя. – Тебе что, жить надоело?! Нашел, блин, где свои камлания устраивать! Эй, чудила! Уйди с дороги – мне людей везти! Ну, ты что, не понимаешь русского языка?! Уйди, а то ща по шее накостыляю! Присмотревшись, опера увидели прыгающего перед капотом автобуса какого-то странного человека с шаманским бубном в руках. Одет он был самым невероятным образом, да еще и увешан какими-то железными амулетами. Одна женщина с задних мест крикнула шоферу: – Ой, не трогайте его, не трогайте! Это наш местный шаман, он нас о чем-то предупреждает! Он сейчас попляшет и уйдет сам. Не надо, не надо его обижать! – Это что за представление? – протирая глаза, поинтересовался Гуров. – Сенька-шаман чего-то прямо на дороге поплясать надумал… – обернувшись в его сторону, пояснила сидевшая впереди женщина. – Это местный сумасшедший, который возомнил себя шаманом. Он иногда в городе свои представления устраивает, иногда выбегает на дорогу. Кое-кто его воспринимает всерьез, а мне кажется, дурака он просто валяет. – Ну, я бы не сказал, что дурака валяет! – откликнулся парень, сидевший в соседнем ряду. – Одному моему знакомому он как-то встретился и сказал что-то такое про огонь. Типа того, что остерегайся. Ну, знакомый посмеялся, покрутил пальцем у виска и пошел дальше. Тут ему звонят: беги домой – у тебя пожар! Примчался, а там уже пожарные приехали, тушат… – Знаю я, про кого ты рассказываешь! – язвительно рассмеялась женщина. – Про Толяна Евдошина? Угадала? Вот-вот! По-моему, это самый первый кедровский баламут, который и в прошлом году два раза горел – оба раза забывал газ выключить. – А как же Сенька узнал насчет пожара? А? – едко прищурился парень. – Так раз горело, то и дым шел. Сенька это увидел и начал долдонить всем подряд про огонь. А тут случайно Толян ему подвернулся. Только и делов-то… В это время Сенька-шаман закончил свое камлание и наконец-то отступил на обочину. Колотушкой бубна, словно жезлом гаишника, он махнул в сторону Кедрового. Сокрушенно покрутив головой, шофер включил передачу, и автобус помчался дальше по растресканному асфальту трассы. Глядя через заднее окно на приплясывающего на обочине Сеньку, пассажиры автобуса продолжили спор – действительно ли этот человек хоть что-то смыслит в шаманстве или он и в самом деле обычный сумасшедший? Сидящие в салоне автобуса разделились в мнениях примерно пополам. Одни доказывали, что по Сеньке психушка плачет, другие считали, что шаманом он стал после того, как однажды тонул в Байкале и его спасли рыбаки. – Ну, так одно другому не мешает! – категорично вещала все та же дама, что сидела впереди оперов. – Когда Сенька тонул, то с перепугу «с катушек съехал» и возомнил себя шаманом.