– То есть Давишин в этом ряду третий… – задумчиво констатировал Орлов. – И будет ли он последним? Кто знает, не станет ли Зимин мстить кому-то еще, кто, по его мнению, причастен к смерти его невесты? – Думаю, на этом эпизоде процесс отмщения, затеянного Зиминым, завершен, – уверенно рассудил Гуров. – Если бы он захотел, то вполне безнаказанно смог бы разделаться и с другими фигурантами той истории еще до расправы с Давишиным. Но он этого не сделал. Значит, убив Давишина, Зимин на этом поставил точку. – Хорошо, эта версия принята. Но тогда хотел бы получить определенный ответ: его самого вы разыскать сможете? Гуров молча потер лоб кончиками пальцев, а Станислав, изобразив неопределенную гримаску, ответил флегматично-скучающим тоном: – Знаешь, Петро, если честно, то как-то не очень хочется этого делать. Посуди сам… Человека ни за что кинули за решетку, там он провел лучшую часть своей жизни, тогда как убийцы его невесты жили на свободе, пользуясь всеми благами своего положения. Меня как-то не очень вдохновляет такое «торжество справедливости». Скажем, когда в прошлом году мы с Левой ловили серийного ублюдка, который в парке душил молодых девчонок, я и на воробьиный коготь не сомневался, что мы наказываем зло. Я такого и сам пристрелил бы, не задумываясь. А вот после того, как узнал, что это за «добро» такое было в лице Давишина, отчего-то стал испытывать большое сомнение: а стоит ли ловить этого Зимина? – Стас! Что за разговоры?!! – хлопнув по столу обеими ладонями, возмущенно выдохнул Орлов. – Лева, а ты что молчишь? Ты что, тоже так думаешь? – А ты думаешь как-то иначе? – иронично улыбнулся Гуров. От неожиданности даже закашлявшись, Орлов громко засопел носом и хмуро обронил: – Неважно, как этот случай я оцениваю и что об этом всем думаю. Просто как люди мы имеем право на собственное мнение, но как люди государственные обязаны поступать в соответствии со служебным долгом, то есть обязаны найти человека, который, с точки зрения закона, его нарушил. А уж потом это должен решить суд: виновен ли он, и насколько, и что ему за это полагается! Мы служим закону! – воздел он над головой указательный палец. – Петро, ты прямо как на трибуне… – измерил его насмешливым взглядом Лев. – А законы кто пишет? Кто их принимает? Святые архангелы или безгрешные серафимы с херувимами? Обычные, грешные люди, в том числе и такие, как тот же садист Емельчак, он же – потомок полицая Чунюрина. Представь себе, сколько правового брака наши законотворцы выдают ежегодно? Полно! Что ни закон – то хоть на волос, а ущемление прав обычного человека. Например, сколько раз наша Фемида собиралась подкорректировать закон о праве на самооборону? А воз-то и ныне там! Как сажали, так и сажают людей, спасавших жизнь свою и своих близких от разгулявшихся подонков. Вспомни, то же было в прошлом году, подростка посадили за убийство. Не помнишь? – Это дело пэтэушника Леошина? – Да, пэтэушника, – подтвердил Гуров, – но его фамилия Тукалов. – О, блин! – Орлов слегка хлопнул пальцами по лбу. – Значит, подзабыл… И что там тогда случилось-то? Напомни-ка… – Звереныш, из семьи потомственных алкашей, куском стекла пытался перерезать горло соседскому пятилетнему мальчонке. Тукалов шел мимо и увидел это. Поскольку все решали секунды, пацан в горячке отшвырнул упырька в сторону, а тот – башкой об угол, и – наповал! Парню дали три года. А за что? – Сказав это, Гуров даже подался вперед, в упор глядя на помрачневшего генерала. – И ты понимаешь, в чем главная гнусь этого решения? У парня на всю жизнь останется убеждение в том, что наш закон защищает не добро, а зло. Но и это еще не самое страшное. Теперь и все те, кто знал того паренька, кто знал, за что его посадили, усвоили на всю свою жизнь: если кого-то убивают – пройди мимо, не вмешиваясь. Почему? А потому, что ты рискуешь не только тем, что подонок может убить и тебя, но и тем, что на страже его благополучия стоит наше законодательство, и, спасая человека, ты можешь отправиться на нары. Сцепив меж собой пальцы рук, Петр с мученической гримасой тяжело вздохнул: – Понимаешь, Лева, законы разрабатываются не вдруг, не с кондачка. Их формируют ученые с профессорскими степенями, которые учитывают как отечественный, так и мировой опыт. Ведь в чем смысл действия того или иного закона? Гармонизация взаимоотношений людей в обществе. Если кто-то совершил нечто скверное, то он должен быть наказан. Но – в пределах разумного! Если кто-то тебя ударил, то он должен быть наказан. Например, оштрафован или помещен под административный арест на пятнадцать суток. Но не расстрелян же! А если кто-то, даже совершая благой поступок, нанесет кому-то увечье или лишит его жизни, то… Разумеется, закон и в этом случае предусматривает определенные меры воздействия… Согласись, если бы Тукалов не понес наказания хоть и за случайное, но, как ни верти, убийство, то это могло бы кого-то подвигнуть на заведомо сознательное убийство, замаскированное под самооборону. Разве не так? Саркастично рассмеявшись, Лев сокрушенно покачал головой: – Петро, этот фальшивый, нравственно импотентный постулат о том, что ВСЕ только и мыслят о том, чтобы убивать себе подобных, уже давно опровергнут самой жизнью. Несмотря на риск уголовной ответственности, люди все равно не благодаря, а вопреки закону продолжают спасать других людей от напавшей на них уголовной мрази. Поэтому-то у нас сегодня чуть ли не каждый пятый в местах заключения отбывает срок за «превышение пределов необходимой обороны» или самосуд, поскольку закон слишком часто оправдывает негодяев. Ты не в курсе? Знаешь, ты сейчас рассуждал, как твой «лучший друг» из министерства. Наверняка точно так же по жизни рассуждал и Давишин. – Не надо приплетать ко мне Давишина, не надо! – Орлов покрутил головой из стороны в сторону. – Это ты уже передергиваешь. Я стою на позициях объективности закона. – Это «объективничанье» я бы назвал нравственным политиканством, – слегка поморщился Лев. – Сажая в тюрьму Тукалова, благодаря которому незнакомый ему малыш смог встретить свой шестой год рождения, разработанный безнравственными маразматиками закон изобразил своего рода реверанс перед уголовщиной как таковой. Типа того: ах, какой я замечательный! Ах, как я объективен и беспристрастен! А на деле, если разобраться, это та же политиканщина западных либерастов, голосящих о том, что СССР несет равную ответственность за Вторую мировую войну. – Лева, ты о чем? Ну, у тебя и полет мысли! Ты сюда уже и международную политику приплел! – только и развел руками Орлов. – Петро! Лева – сто процентов прав, – издал возмущенное фырканье Стас. – Между прочим, я и сам уже не раз читал в Инете что-то похожее. На Западе уже давно долдонят про то, что Советский Союз на равных виноват с Гитлером в том, что тот на нас напал. О как! Вот так же и здесь, тот же принцип «равной вины»: пацана, спасшего ребенка от смерти, по сути, уравняли с конченым выродком, которого не исправила бы ни одна тюрьма. – О-о-о, как далеко от главной темы ушла наша дискуссия! – резюмировал генерал, досадливо хмыкнув. – Вообще-то мы начали с того, что по закону обязаны найти и задержать Юрия Зимина. О-бя-за-ны! Согласно кивнув, Лев тем не менее не преминул отметить: – Что касается Зимина, то, друже, вот о чем хочу тебя спросить… Интересно, почему, будучи рьяным поборником официального права, ты не возмутился, когда узнал о том, что случилось двадцать лет назад в Прибайкалье? Почему ты как бы не заметил того, что уездный суд выгородил махровых преступников и отправил на нары, по сути, потерпевшего? Зимин потерял невесту, которую, надо думать, очень любил, и это стало для него страшным горем. Но за зверское убийство девушки, совершенное другими, посадили его самого! Согласись, это же было паскудством высшей марки! Что ж ты не закипел, когда услышал от нас, что один из этих сатанистов не просто ушел от ответственности, а еще и, как следователь прокуратуры, лично шил дело на Зимина? Это же вершина самой черной несправедливости! Ну, давай, давай, разъясни это нам с точки зрения права и совести. Как это у тебя получится? В кабинете на пару мгновений повисла тишина. Стиснув кулаки и нахмурившись, Орлов с укором взглянул на Гурова: – Лева, если на каждую мерзость, происходящую в этой жизни, я буду реагировать так, как это хочешь увидеть ты, то меня очень скоро малым ходом повезут в «ящике». Пару месяцев назад, если помнишь, у меня было предынфарктное состояние. Дней пять я отлежал в кардиологии. Спуску подонкам, хоть при чинах, хоть без чинов, я не даю и никогда не дам. Да, то, что случилось с Зиминым, – это настоящая жизненная драма. Беда только в том, что участников тех событий мы сегодня едва ли сможем наказать. Как говорится, иных уж нет, а те – далече. Но в том убеждении, что внесудебные расправы незаконны, я был и остаюсь непоколебим: в правовом государстве кровная и иная любая другая месть – вещь недопустимая. Что касается пересмотра положений о превышении пределов необходимой обороны и самообороны… Вон, видите штабель бумаги? Я готовлю, как бы это сказать, меморандум в различные инстанции, в том числе и в комитет Госдумы по законодательству. Ставлю вопрос о недопустимости уголовного преследования тех, чьей жизни угрожала реальная опасность и кто применил к нападавшему такие меры защиты, которые привели к его увечью или даже смерти. Вот как-то так… Я дал исчерпывающий ответ? – Да, ладно, ладно, дал, – коротко махнул рукой Гуров. – В общем, я уже поручил Жаворонкову подготовить ориентировку в федеральный розыск. Это тебя устраивает? Вот-вот ее должны принести к тебе на согласование. – Да-а-а? – недоуменно взглянул на приятелей генерал. – А что же вы мне столько времени парили мозги про свое нежелание искать Зимина? – Петро, внутреннее нежелание кого-то искать и задерживать – не есть уже готовое намерение не исполнять свои служебные обязанности! – хохотнув, парировал Станислав. – Да будь моя воля, я бы Зимина трогать не стал бы. Но как сотрудник Главка задержать его буду обязан. Просто и я, и Лева хотим, чтобы ты знал наше отношение к этому расследованию, где потенциальный обвиняемый вызывает куда больше сочувствия, чем его жертвы. Таких тварей, как Давишин и те двое, я бы и сам по стенке размазал! – Так, так, та-а-а-к… – Орлов часто-часто покачал головой. – Ну, хорошо. Дискуссию на нравственно-правовые темы будем считать законченной. От вас я жду одного – задержания Зимина, которому, уж поверьте на слово, внутренне я и сам сочувствую, и скорейшего завершения этого дела. Все понятно? – Так точно, мон шер дженераль! – Гуров поднялся с места. В этот момент запиликал его телефон, оповещая своим рингтоном, что звонит Константин Бородкин. – Кто это? – сразу насторожился Орлов. – Мой информатор, Амбар… – Лев достал телефон из кармана. – Ну-ка, ну-ка, о чем он там? – заинтересовался генерал. Кивнув, Гуров включил громкую связь. – Так что, Левваныч, – поздоровавшись, заговорил Бородкин, – вчера мне кой-что новенькое шепнули про того, что сгорел в своей тачке. Есть тут такой приблатненный Теря, он мотал срок за хулиганку. Ща вроде завязал, но ко мне захаживает. Он-то и бухтел про какого-то сидельца, отмотавшего годов двадцать, вроде это он «замочил» ментовского генерала отставного. Его кличут Злой. Думаю так, что ето тот, кто вам и нужон. Известив Бородкина о пиво-рыбном гонораре, Лев выключил связь и произнес: – Вот и хорошая зацепочка! Тебе, Стас, наверное, опять придется «блатяка» из себя поизображать. Сейчас через информационщиков выясним адрес этого Тери, и поедешь к нему под видом «откинувшегося» зэка, который разыскивает своего кореша Злого. Ты не против? – Легко! – усмехнулся Крячко, тоже поднимаясь с кресла. – Давайте, давайте, мужики, поскорее закончим с этой катавасией, чтобы наконец-то заткнулись всякие наши «доброжелатели»! – устало выдохнул Орлов. Прямо из его кабинета приятели отправились в информотдел, где очень скоро выяснили, что бывший зэк Теря (его настоящая фамилия Тетерин) проживает на улице Ледовой. В лаборатории спецопераций Стасу на руки нанесли несколько татуировок («перстни» и тому подобное), и он отправился на Ледовую. Теря проживал в уже не первой новизны девятиэтажке. Находился он у себя в квартире, но уже был «нагружен» основательно. Сидя за столом, уставленным пустыми бутылками и кое-какой закуской, Тетерин с недоумением воспринял визит крепкого незнакомца в потертой кожанке. Когда он понял, что это «свой», то тут же предложил незваному гостю малость «причаститься». Не отказавшись от угощения, визитер на высококлассной «фене» (чем очень сильно впечатлил и расположил к себе хозяина квартиры) сообщил, что давно уже ищет своего кореша Злого, с которым не виделся лет десять. Сегодня утром, зайдя в «блат-хату» Амбара и узнав от того, что информацией о Злом располагает Теря, он поспешил его разыскать. Расчувствовавшись, Теря рассказал, что со Злым года четыре назад он «мотал срок» на одной зоне. Правда, к той поре срок заключения Злого уже кончался, и их знакомство оборвалось достаточно быстро. Но на днях они случайно встретились на Бирюковском рынке. Злого Тетерин узнал сразу же. Вспомнил его и Злой, хотя в зоновской иерархии был куда выше Тери. В ходе разговора Злой обронил, что наконец-то расквитался со всеми своими долгами. Самый последний должок отдал одному ментовскому генералу. Памятуя о том, что пару дней назад случилось на Репеевском шоссе, Тетерин сразу же понял, о чем шла речь. Польщенный такой откровенностью, он поинтересовался дальнейшими планами Злого. Тот спокойно сообщил ему, что собирается отправиться в родные края, что Москва уже надоела, да и жить стало дороговато. На этом и расстались. Выразив сожаление, что и на этот раз с «корешем» они разминулись, Крячко попросил при случае сообщить Злому, что его разыскивает Лось. Накорябав на бумажке номер своего сотового, он оставил эту «маляву» Тере, чтобы тот при случае передал ее Злому. Вернувшись в «контору», Стас рассказал о своем визите к Тетерину. Гуров его действия одобрил, высказав лишь досаду по поводу того, что выяснить точные координаты Зимина так и не удалось. – Ничего! – безмятежно пожал плечами Стас. – В федеральный розыск его уже объявили? Ну, вот и отлично. Кстати, я оставил Тере номер своей мобилы. Сказал, что я – его бывший приятель по кличке Лось. Думаю, он позвонит хотя бы из любопытства. Если выйдет на связь, попробую его убедить явиться с повинной. – Ну, в общем-то, мысль неглупая… – кивнул Лев и, подумав, добавил: – Не исключено, он на это и сам настроен. Думаю, он не случайно так откровенничал с этим Терей. Если разобраться, то кто он такой для него, этот Теря? Мелкий раздолбай, ничего не значащий в криминальной среде. Пустое трепло, у которого никакая информация не задержится – сразу всем раззвонит. И хотя Зимин не из профессиональных уголовников, а пострадавший от действия продажного кривосудия, тем не менее он, надо понимать, на зоне был в достаточно большом авторитете – кличку Злой кому попало там не дадут. Мне, кстати, уже пришло на ум, что, может быть, мы и поспешили с объявлением его в федеральный розыск? – Считаешь, что он придет сам? – Крячко озадаченно прищурился. – Хм… Вообще-то такой вариант вполне возможен. Предположим, догадываясь, что у нас в криминальной среде есть свои информаторы, он специально нашел такого «звонаря», который везде и всюду о нем сообщит. Следовательно, его встреча на Бирюковском рынке с Терей была не случайностью. Он знал, что Теря, «поменяв масть» и подавшись из гопников в мелкие воришки, промышляет именно там. Но для чего таким неожиданным способом извещать нас о своем присутствии в Москве и предположительном намерении прийти с повинной? – Бог его знает… – развел руками Лев. – Может, он видит в этом некий особый шик, подав нам сигнал: парни, зря не суетитесь – скоро я сам приду. Ну а что? Свою программу вендетты он выполнил, чего ему еще желать? О том, что сатанистов и Давишина убил он, мы уже знаем. О том, что его гарантированно объявят в федеральный розыск, ему догадаться проще простого. Видимо, не хочет участвовать в побегушках с прятками. Нет, в самом деле! Родных у него, там, отца-матери, скорее всего, в живых уже нет. С убийцами невесты он уже рассчитался. Что еще делать на свободе, если она в любом случае достаточно скоро сменится на очередной срок? Какой смысл затягивать эту игру в прятки? – Ну, логика у тебя, как всегда, на уровне! – коротко хохотнул Стас. – И каковы же теперь наши дальнейшие действия? – Если наши предположения верны, то, думаю, завтра-послезавтра Зимин сам обратится в полицию. Если мы ошибаемся – он все равно объявлен в розыск. Тут уже все будет идти в обычном, рутинном русле… Последние слова Гурова заглушило пиликанье телефона, который извещал о том, что с Львом хочет пообщаться кто-то из не числящихся в «телефонной книге» его сотового. Нажав на кнопку включения связи, он услышал голос доктора Черемшанина, с которым общался менее суток назад. – Лев Иванович, доброе утро! Хотя у вас, наверное, дело уже к обеду? В общем, есть информация, которая, как мне кажется, вас может заинтересовать. – Рад вас слышать, Михаил Андреевич! Спасибо, что нашли время позвонить. Слушаю вас – я весь внимание! Как рассказал Черемшанин, сразу же после вчерашнего разговора с операми он опросил бывших работников клиники. Одна из медсестер, которая уже давно была на пенсии, припомнила загадочную историю более чем двадцатилетней давности. По ее словам, однажды в особую палату реанимации поместили сотрудника угрозыска одного из районов Иркутской области, который сильно пострадал в автокатастрофе. Из какого именно района привезли опера, она не запомнила. Но его лечащие врачи очень сильно сомневались в том, что он выживет. Как пояснил Черемшанин, у прежнего главврача клиники имелась такая «подпольная палата» для «особых» пациентов. Например, для состоятельных граждан, которые не желали, чтобы об их болезни кто-то мог узнать и, в первую очередь, милиция. Поэтому там частенько оказывались и криминальные боссы, участвовавшие в поножовщине и перестрелках. Об этой особой палате знал очень ограниченный круг больничного персонала. Собеседница Черемшанина узнала о ней совершенно случайно от своей подруги, которая обслуживала тамошних пациентов. От нее же она узнала и о том, что опер, попавший в ДТП, умер. Куда дели его тело, подружка не была в курсе. Но буквально на следующий день там появился новый пациент, очень похожий на предыдущего. Через какое-то время его положили на пластическую операцию, после чего он постоянно ходил с забинтованным лицом. Его частенько навещали какие-то люди, словно сошедшие с киноэкрана американских гангстерских боевиков. О чем они с ним говорили, никто не знал. Через три месяца его куда-то увезли на дорогущем черном лимузине. Больше медсестра его не видела. – Таким образом, Лев Иванович, можно сказать вполне уверенно, что вместо умершего опера в нашей клинике подготовили его двойника, – завершил свой рассказ Черемшанин. – Кто и для чего это сделал, – толком сказать вряд ли кто сможет. Хотя, как я понимаю, за всем стоял крупный организованный криминал. – Михаил Андреевич, а та медсестра не сказала, где сейчас ее подруга? – поинтересовался Гуров. – Да, я спрашивал об этом. Как оказалось, она погибла лет десять назад при загадочных обстоятельствах… – огорченно вздохнул тот. – Сразу после пожара, уничтожившего архив, ее убило упавшим на голову кирпичом. Как это могло случиться – следствию установить не удалось. Просто шла по улице, и то ли с крыши, то ли с балкона одного из домов прямо ей на голову обрушился неведомо откуда взявшийся кирпич. С точки зрения нормальной логики, это было кем-то организованное убийство. Но следствие объявило это несчастным случаем. Вот такие дела… Поблагодарив собеседника за ценную информацию, Лев отключил связь и, немного помедлив, сообщил сгорающему от любопытства Станиславу: – Судя по всему, Давишин на самом деле таковым не был. Он вкратце пересказал приятелю услышанное от Черемшанина, что привело Крячко в весьма возбужденное состояние. – Ага! – возликовал тот. – Значит, версия о подмене опера уголовником подтвердилась? Вот так-то! Хотелось бы мне сейчас взглянуть на физии всех тех «бугров» и «шишек», которые вчера, проливая фальшивые слезы, шли за гробом якобы Давишина! Да-а-а, уж! Могу заранее предположить, что любое наше доказательство того, что вместо реального Давишина до генеральского звания дорос какой-то мутный тип, они отвергнут, даже не рассматривая. В этот момент снова запиликал телефон Гурова, выдавая мелодию песенки о дружбе. – О, Санек, о нас надумал вспомнить! – обрадовался Крячко. – Правда, и мы о нем в эти дни как-то не очень вспоминали… Неудобняк, однако! Александр Вольнов, поздоровавшись, поинтересовался ходом расследования дела о гибели генерала Давишина. Лев в общих чертах рассказал ему о результатах своей поездки в Прибайкалье. Вольнова это очень заинтересовало, особенно факт загадочных перемен, происшедших с Давишиным после случившейся с ним аварии. – Прямо как будто подменили человека!.. – удивленно резюмировал он. – Именно так все и было! – невозмутимо ответил Гуров. – Как нам только что сообщил нынешний главврач иркутской частной городской клиники, ему удалось найти человека, сообщившего информацию, согласно которой около двадцати лет назад в их клинику положили одного человека – опера Давишина, а оттуда вышел другой под его именем. – Лева, ты не шутишь?!! – ошарашенно уточнил Вольнов.