Рик пристально смотрит на меня, пытаясь решить, говорю я ему правду или нет. — Если у тебя действительно есть новый парень, — говорит он, — тогда мне нужно с ним познакомиться, если он собирается быть рядом с Софи. Это прописано в нашем соглашении о разводе. ТЫ включила это в наше соглашение о разводе. Я ангельски улыбаюсь. Или я надеюсь, что это по-ангельски. — Да, я это сделала, действительно так! И когда я решу, что Софи пора с ним познакомиться, я организую встречу и с тобой. Рик свирепо смотрит на меня. — Я не могу дождаться, когда расскажу твоей новой жертве все о тебе. Я закатываю глаза и начинаю отвечать, когда Софи выходит из своей спальни. Я запихиваю Джеронимо себе за спину. — Ребята, вы не могли бы перестать спорить, пожалуйста? — требует она. — Я ненавижу это. Я думала, это прекратится, когда вы разведетесь. Я мгновенно чувствую себя виноватой, особенно учитывая то, что у меня в руках. Мама года, прямо здесь. — Мне жаль, Софи, — искренне говорю я ей. — Я не знала, что ты можешь это услышать. Она бросает на меня взгляд. — Конечно, я слышу. Я не глухая, и вы прямо за дверью моей комнаты. И, папа, держись подальше от маминой комнаты. Это больше не твоя спальня. Ее фаллоимитаторы — это ее дело, а не твое. Я, черт возьми, хочу умереть. Мои щеки заливает румянец, и Рик смотрит на меня со смехом в глазах. Софи не хотела осчастливить его этим замечанием, но она осчастливила, очень сильно. У меня все кипит внутри, когда Рик делает жесты за спиной Софи, используя фаллоимитатор. Только, очевидно, он притворяется мной. Так что, очевидно, я делаю то, что сделала бы любая зрелая женщина. Я делаю движение, будто вонзаю ему в голову мясницкий нож. Но в данном случае я использую свой фаллоимитатор. Мы оба опускаем руки, когда Софи резко оборачивается. — Вы ведь знаете, что перед нами зеркало, верно? Блядь. Она права. Я определенно должна знать, поскольку именно я повесила его в конце коридора. Мама года, черт возьми, прямо здесь. Она закатывает глаза и поворачивается, волоча за собой свою сумка с вещами на ночь. На кухне она поворачивается и целует меня в щеку. — С тобой все будет в порядке? — спрашивает она. Меня удивляет тот момент, когда она начинает думать не о себе. Подростки, в целом, эгоцентричные монстры. Я улыбаюсь ей. — Со мной все будет в порядке, — говорю я ей. — Правда. У нас с твоим отцом все в порядке. Мы просто спорим время от времени. И притворяемся, что убиваем друг друга в пантомиме. С фаллоимитаторами. Это нормально, не так ли? Она снова качает головой. — Ладно. Завтра я буду дома. У меня есть сотовый, если я тебе понадоблюсь. — Я в порядке, милая, — настаиваю я. — Честно. Она улыбается и уходит со своим отцом, который больше не произносит ни слова. Я не могу поверить, что Софи беспокоится обо мне. Вырастет ли мой маленький монстр в сострадательного человека? Я улыбаюсь про себя этой мысли, когда вспоминаю Шейда. Колби. Дерьмо. Я забрасываю Джеронимо обратно в свою комнату, а затем спешу обратно во внутренний дворик и нахожу его устроившимся в шезлонге и просматривающим свой телефон. — Привет, — ухмыляется он. — Все в порядке? Я улыбаюсь в ответ. — Все в порядке. Хочешь зайти в дом? Должны ли мы пойти куда-нибудь поесть или нам следует заказать на дом… или? Он пожимает плечами. — Что бы ты ни планировала, делай. Я собиралась заказать еду на вынос, съесть все до крошки, посмотреть девчачий фильм, чтобы выплакаться навзрыд, чтобы стабилизировать свое эмоциональное состояние, а затем, вероятно, воспользоваться услугами Джеронимо. Но я этого не говорю. — Я как раз собиралась заказать китайскую еду, — говорю я ему. — А потом съесть это перед телевизором. — Звучит как рай, — говорит он мне. — Знаешь что? Сегодня вечером показывают марафон старых фильмов ужасов. Я приподнимаю бровь. — Ты пытаешься сказать, что мы должны посмотреть это, потому что я старая и поэтому буду чувствовать себя как дома? Он выглядит потрясенным. — Нет, конечно, нет! Я… Я перебиваю. — Я, конечно, шучу. — Я смеюсь. — Я не старая. Я в самом расцвете своей сексуальной силы, помнишь? Я улыбаюсь. — Старые фильмы ужасов? Тебе это нравится? Он кивает. — Мы с папой часто допоздна засиживались и смотрели их, когда я был маленьким. Это хорошее воспоминание, которое у меня осталось. — А сейчас у тебя о нем нет никаких хороших воспоминаний? По какой-то причине это прозвучало так, будто именно это он и имел в виду. Он пожимает плечами. — Мы с моим отцом просто сейчас не сходимся во взглядах. Он хочет, чтобы я делал то, чего я не хочу делать. Но я не совсем уверен, что хочу делать, вот в чем проблема. — Он знает об этом? — спросила я. Я указываю на него, но он знает, что я имею в виду. — Он не знает о Шейде. Черт возьми, нет. Никто в моей семье этого не знает. Я киваю, открываю дверь во внутренний дворик, и мы заходим внутрь. — Это, должно быть, напрягает. Я наливаю каждому из нас по бокалу. — Не так уж много, — отвечает Колби. — Я просто разделяю свою жизнь на части. Это довольно просто. — Еще раз, ты можешь давать мне уроки? — спрашиваю я с легким смешком. Шейд тоже смеется. — Я уже преподал тебе урок прошлой ночью, — отвечает он. — Разве одного урока в неделю недостаточно? Воспоминания о прошлой ночи захлестывают меня, и у меня слабеют колени. И я должна согласиться. — Ты прав. Этот ученик готов к отдыху. Пойдем, я покажу тебе медиа-зал. — Мне нравится, как это звучит, — отвечает Колби, натягивая рубашку. Голос у него усталый. Я показываю ему дорогу, а затем бегу обратно наверх, чтобы надеть спортивные штаны и футболку. Эй, не осуждай меня. Он сказал мне сделать то, что я бы сделала, если бы его здесь не было. В мои планы определенно входили мои любимые спортивные штаны. Итак, вот так начинается наша ночь. Со мной в спортивных штанах, свернувшейся калачиком рядом с Колби под теплым одеялом. В моей медиа-комнате всегда прохладно, поэтому я всегда держу под рукой пушистые одеяла, и сегодня вечером они определенно пригодятся. Мы едим попкорн и делимся друг с другом китайскими блюдами. Затем мы смотрим дурацкие старые фильмы, пока Колби не решает, что мне нужно научиться делать желейные шоты, потому что они, очевидно, вкусные и необходимы в жизни. Итак, мы бежим на кухню и готовим порцию, оставляя их в холодильнике настояться, пока мы смотрим другой фильм. После того, как самый глупый и угрюмый фильм ужасов в истории Земли наконец-то закончился, мы возвращаемся на кухню, чтобы попробовать наше рукоделие. Колби протягивает мне вишневый, а сам берет лайм. — И вообще, почему у тебя под рукой были эти маленькие чашечки? — спрашивает он меня, открывая крышку. — Честно говоря, я не помню, — говорю я ему. — Я думаю, Софи понадобились они для сбора средств, который она проводила для своей команды поддержки в прошлом году. — Что ж, тогда за чирлидинг, — произносит Колби тост, поднимая свой маленький пластиковый стаканчик. А потом он вычерпывает желе языком. Я делаю то же самое. Я киваю, переваривая вкус.