— Доброе утро! Я пришел к госпоже Гжегоржевской. — Простите, как вас представить? — Врач больницы скорой помощи, Ковальчук. — Доброе утро, доктор, правда, у меня уже, считайте, день — я тут с шести утра, — обрадовалась Амалия. — Спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Мой разговор не отнимет у вас много времени. Я попрошу вас не забывать о врачебной тайне. Никто, прошу вас, никто не должен знать об изменениях в состоянии здоровья Доминики Никитиной. Понимаете? — Разумеется, — не возражал доктор. — Никто, доктор, никто, кроме меня. Сообщайте обо всех малейших изменениях, равно как и о любых визитах в палату Доминики, и только мне. Я говорила с Никитиной. Состояние ее мне не понравилось. Как она? — Сказать прямо? Подавлена. — Врач задумался на мгновение. — И дело не только в физических травмах. — Какие моральные травмы имеются у госпожи Никитиной? — Врачебная этика не позволяет мне обсуждать подобные вещи. Если она сама не сказала… — запнулся врач. Но Амалия всегда добивалась своего: — Не хочется напоминать, но именно я принимала участие в вашей судьбе… — Ладно. Я… понимаю. Дело в том, что Никитина… — начал рассказывать врач и запнулся. Олег Иванович Петров навестил детский дом. Он хотел поговорить с директрисой. — Виктория Павловна, — начал Олег Иванович. — Понимаете, у каждого человека свой предел. Один даже подумать об окружающих плохо не смеет, ему это чуждо и противно. Кто-то физически не может соврать, не может украсть. Третий соврет и украдет, но не сможет убить. — Олег Иванович, да вы философ, — усмехнулась Виктория Павловна. — Я, Виктория Павловна, пишу диссертацию по судебной психологии, — пояснил, словно оправдываясь, следователь. — Первый не допустит дурной мысли, второй не соврет, третий не убьет, а есть еще четвертый… — Четвертых, по моим подсчетам, не более десятой доли процента в развитых странах и полпроцента в развивающихся… — Олег Иванович, моя математика ограничена арифметикой. Я пересчитываю детей на прогулках и продукты в столовой. Мне этого достаточно… — Виктория Павловна, четвертых не пугает убийство. Они. Могут. Убивать, — рубил слова Олег Иванович. — К таким людям относится Косарева. Я досконально изучил ее досье. На ней пока нет трупов… Но… Она любит деньги. А еще любит себя и никого, кроме себя. Для нее нет ничего святого, у нее нет привязанностей, нет друзей — только временные подельники. И даже дети… — Вы хотите сказать, что Косарева может своих собственных детей… — Для Косаревой дети — способ подзаработать, — вздохнул Олег Иванович. — А еще… Виктория Павловна, расскажите мне, что знаете об Артеме Боеве. Скажите, что он за человек. — Ничего, кроме того, что он ухаживает за дочерью Анны Вадимовны, — развела руками директриса. — Я, Олег Иванович, знаю одно. Анна Вадимовна очень недовольна этим дочкиным увлечением. Артем намного старше, да и вообще. — Вот и мне он кажется не вполне вызывающим доверие. Эти байкеры, знаете… слишком много им свободы дали. В такой среде могут быть и наркотики, и все, что хотите. Он сам признался, что у него связи с цыганами. Цитирую дословно: «Мне их барон должен». Вы можете себе представить, что нужно сделать, чтобы вам задолжал сам цыганский барон? — Но Артем нам помог с девочками. Они здесь, с нами, — осторожно напомнила Виктория Павловна. — Мы-то ведь в милиции тоже не дремали, мы свое дело делали, а он вмешался, — возмутился Олег Иванович. — И хорошо! И с пользой для дела! — А может, он в сговоре с Косаревой — вам такое не приходило в голову? Увидел, что милиция на пятки наступает, что ему потом не отвертеться, и сделал вид, что он заодно с нами, — предположил следователь. — Не может быть! — ахнула Виктория Павловна. — Выводы делать рано, но бдительность нужно удвоить. Проверить весь периметр забора, ликвидировать лазейки. И еще. Прекратить посещения этого Артема, лишить его информации о детях. А мы за ним понаблюдаем. На базаре появился Васька. — Ого, не прошло и года, как нас посетил Василь Иваныч собственною персоной, — всплеснула руками Анжела. — Здорово, Ламбада. Ритуля, привет снова. Не знаете, кого это тут вчера вылавливали? Говорят, приезжал ОМОН и кого-то искал. Ритка с Анжелой ничего не знали, и Анжела приказала: — А ну-ка, Васек, выкладывай, чего знаешь. Подходи, рассказывай, доставай, показывай. — Говорят, ловили бабу какую-то, а забрали мужика и уехали, — прошептал Васька. — А ну-ка, Васька, иди на разведку. Сходи, узнай и нам расскажешь. — Ну, подруга, колись, — повернулась Анжела к Рите. — Чего ты там натворила? По твою душу, небось, ОМОН приезжал? — Спятила ты что ли, Ламбада? — А кто милицию на базар навел? Зеленые человечки? — возмутилась Анжела. — Не нравится мне эта тема с ОМОНом-шмоном. — Крайне взволнованная Ритка начала решительно складывать палатку, закрывать торговлю. — Сматываю удочки, нечего тут ошиваться под пулями! И ты, Ламбада, лучше-ка собирайся, нам бы подальше от театра военных действий. — Ритка, ты чего? Придет Самвел, горе будет, — запричитала Анжела. — Меня голыми руками не возьмешь. Они Маргаритой Калашниковой подавятся. Ритка-автомат им зарядит такую очередь! — не слушала ее Рита. — Ритка, Самвел за каждый прогуляный день штраф наложит! — испугалась подруга. — Тебе что, деньги не нужны? Так отдай нам с Зямчиком. Нам смокинг нужно покупать для свадьбы. — Ты, Ламбада, совсем сдурела, если хочешь — дальше тут жизнью рискуй. Будут расстреливать в упор — прикроешься сковородкой. Могу тебе свои оставить. Если меня будут спрашивать, ты знаешь, что ответить. — Так точно, твой адрес — не дом и не улица, твой адрес Альфа Центавра, далее везде, — фыркнула Анжела. — Ты там тоже, того, если что — зови, мы всем базаром выйдем. Расхаживая по своему шикарному кабинету, Самвел ругался с Косаревой: — Ты стала жадной, Надежда. Зачем потащила девчонок на мой базар? Я тебе сказал, кажется, ясным языком, жди, сиди, хороший покупатель дает хорошие деньги. — Такие дела быстро не делаются. Тебе легко говорить — жди, — жалобно тянула Косарева. — А на какие шиши я буду ждать? Я тоже жрать хочу. И двух короедов мне кормить надо, чтобы товарного вида не потеряли. Я на зоне рукавицы шила, заработала на два стакана семечек. — Ладно, Надежда, не прибедняйся, не один день друг друга знаем. Натоптала себе, небось, в защечные мешки, как хомяк, а? — А ты мое не считай, — окрысилась Надежда. — Лучше с цыганами порешай, в край оборзели. — Чего мне с ними решать, я им ничего не должен, они мне ничего не должны. Появляются на рынке — крыше платят. Я с ними ничего не имею, а вот ты, слышал, дружбу водила. Говорят, на приличные бабки развела. Рисковая ты женщина, Надежда, работаешь, как под куполом цирка, без страховки. Вот и наказали они тебя. — Да не они меня наказали, а этот придурок. Говорила ему, девок держи крепко, с цепи не спускай, если что — ори. А он, дерьмо такое… — А я что? Я при чем? Они меня вырубили — пикнуть не успел, — отозвался Крокодил, который присутствовал при разговоре, но сидел тихо, старался быть незаметным. — Гипнозом, что ли? — Да каким в дупель гипнозом, десантным ударом по шее, вот смотри, синяк какой, — захныкал Крокодил. — Пока милиция успокоится, пересидите у меня, — распорядился Самвел. — А чего мне шугаться? Не пойман — не вор! Есть у меня еще один план. Правда, с одним слабым местом. Вот оно, слабое звено, — Надежда ткнула пальцем в Крокодила. — Харе, ребята, дураков нет. Не хочу с твоим выводком связываться. Чтоб потом загреметь на полную катушку? Не хочу, — заупрямился Крокодил. — Захочешь. А почему выводок только мой? Он такой же мой, как и твой! Самвел и Крокодил остолбенели. Косарева засмеялась: — Чем не папашка для моих детей! Меня лишили родительских прав, а тебя никто их не лишал! Так что ищи девок, землю рой, а я о судьбе их позабочусь. Анна Вадимовна пришла домой рано. Диана даже ахнула: — Мам, я в шоке. Рабочий день не кончен, а ты дома? — Диана, я пришла по срочному делу. Я должна тебя предупредить… — О чем, мам? — Не о чем, а о ком. Об Артеме. Мне сообщили из достоверного источника, что твой Артем связан с бандитами. Думаю, он и сам бандит. Диана, ответь, чем он зарабатывает на жизнь? — Мам, попустись, пожалуйста… — дернула плечиком Диана. — Диана, это ты распустилась! Разве нормальный мужчина в таком возрасте будет гонять на мотоцикле? — закричала Анна Вадимовна.