— Вам нужно в лабораторию, — терпеливо повторила Анна Вадимовна. — Бери кровь и не умничай, — рявкнул Крокодил. — Почему вы разговариваете со мной в таком тоне? И не тыкайте мне, пожалуйста, — возмутилась Анна Вадимовна. — Я тебе еще не тыкал. А если тыкну, тебе очень не понравится. Бери, кому сказал, — командовал Крокодил. Петров осторожно подошел к В. М. Топоркову, осторожно, но крепко стиснул его локоть и повел к выходу. Крокодил даже не успел отреагировать. — Я сейчас вернусь, — сказал Олег Иванович Анне Вадимовне, а ничего не понимающий Крокодил прошипел: — Погоди, это я еще вернусь. — Хорошо, Олег Иванович, что вы зашли, а то я уже волновалась. Странный какой-то тип, — обрадовалась она, когда Петров вернулся. — Если еще раз появится с претензиями, позвоните мне. Я этот народ насквозь без рентгена вижу. И не хотел бы вас подвергать опасности. Уважаемая Анна Вадимовна, я бы хотел с вами поговорить, — напомнил Олег Иванович. — Дело в том… Я бы хотел… В смысле, я хочу… — А почему так торжественно? Извините, Олег Иванович, это я хочу у вас спросить, а можно как-нибудь выяснить, кто отец или отцы наших девочек? Ну, Катюшки и Лёлечки. — К сожалению, Анечка, к сожалению, пока нет. Косарева ни разу не была замужем. Сейчас мы опрашиваем народ, соседей. Был ли у нее сожитель, извиняюсь, гражданский муж? А может, и не один. Пока послали запрос в колонию, где она отбывала срок. Откуда у нее взялась беременность? Но я ведь не за этим пришел, — решительно прервал он свой монолог. — А зачем? — В общем, выходите за меня замуж, Анечка. Вот, — Петров порылся в карманах и достал коробочку с кольцом. — Я, конечно, в этом ничего не понимаю. Что мне в магазине посоветовали, то я и взял. Анна Вадимовна оторопело таращилась на Олега Ивановича, а тот стоял с протянутой рукой, на ладони его поблескивало обручальное кольцо. Доминика испуганно вздрогнула — в дверях возник… огромный розовый бегемот! А за ним — улыбающаяся физиономия Борюсика. Доминика в ответ улыбнулась. — Приве-ет! — замахала она бегемотику. — Какой ты чудный, толстый и смешной. А как тебя зовут? — Зовут его Борька. И он очень похож на меня. Пусть он дарит тебе хорошее настроение, когда я уйду. Доминика так устала огорчаться, что несказанно обрадовалась этому розовому и пушистому7 бегемоту. — Видела меня по телевизору? — спросил Борис. — Да, здорово смотрелся! Думаю, у тебя появилось немало поклонниц. А за привет — огромное спасибо, ты меня так поддержал… Кстати, а как ты прошел сюда, я же просила никого не пускать? — вспомнила вдруг Доминика. Борис отмахнулся. — А какие перспективы у программы? — Думаю, самые радужные, — Борис задумался. — Только сложно найти симпатичную пациентку для участия в прямом эфире. Это наша новая задумка. Ты чего это загрустила? — Борюсь, я боюсь, — призналась Доминика. — Меня преследует один и тот же сон. Будто я иду в длинном платье то по лугу, то по берегу моря, то по саду. И вокруг — звенящая тишина. Никаких звуков: трава не шелестит, шума прибоя не слышно. Только детский голос, тихий голосок ребенка. А что говорит, не понимаю. К чему это? — Видишь ли, в твоей жизни произошли изменения. Они, конечно, не лучшие, однако все-таки изменения. И ты не знаешь, что ждет тебя впереди. Отсюда и голоса непонятные. Сон — отображение твоих страхов, твоего внутреннего состояния, твоей неуверенности. Кстати, лучше всего тебе выговориться. Ну как, поговорим? — Ты хороший, Борюсь, но легче мне вряд ли станет. — Ну, может, тебе полегчает от коллективного привета. Вот, держи, целый пакет. Амалия лично передала. Борис вскоре ушел. Доминика решилась закрыть глаза, но тут приехали Танюша и Юрий Владимирович. Хорошо, что перевели сюда, значит, дело пошло на поправку! — радовался благородный отец. Увидев бегемота, удивился: — А что это за толстячок симпатичный — друг Серегин? — Нет, это Борюсик. Мой друг. — Приветливый малый. Мне такие по душе. Похож на одного издателя. Как же его звали… Да неважно. Только он все время один анекдот рассказывал… Правда, я забыл какой. — Папа, прости, что перебиваю, — сказала Доминика, — не мог бы ты поговорить с врачом по поводу компьютера и Интернета — чтоб в палату поставить. Хочу поработать немного. — Да, конечно. Сейчас узнаю. — Отец вышел из палаты, а Доминика быстро и серьезно заговорила с Таней. — Я не хочу, чтобы о нашем разговоре и договоренности кто-то знал. Возьмите, за ваши хлопоты, — она передала Тане деньги, та спрятала их в сумочку, — отдайте мне кассету. Скажите честно, вы ее прослушали? — Я переписала ее на диктофон. Вот, возьмите. — Ценю честность и сообразительность. Напоминаю еще раз — о существовании кассеты не должен никто знать. Ею интересовались? — Доминика внимательно посмотрела на Таню. — Да. — Кто? — вопрос Доминики повис в воздухе, так как снова появился Юрий Владимирович. — Я вам помешал? — сообразил он. — Ну что ты, папуля! Просто мы здесь о своем, о девичьем, — пыталась изобразить беззаботность Доминика. — Ну ладно, пощебечите тогда. А я пойду с сестричкой поболтаю. Симпатичная она туг у вас… Вот, помню, в тысяча девятьсот затертом году была у меня одна медсестричка… Огонь. Как же ж ее звали? Танюша… Или Аня. А может — Тоня? Да не важно. Вот это дело было. Пойду, тряхну стариной. — Так кто интересовался кассетой? — повторила сбой вопрос Доминика. — Юрий Владимирович, Борюсик и Сергей Анатольевич, — перечислила Таня. Танюша и Михаил вернулись в Озёрку поздно. — Миша, закрой дверь, — попросила Танюша, потом положила на столик пачку денег. — Это от Юрия Владимировича, чтобы сообщала все ему. Это от Доминики Юрьевны, чтобы никому ничего не сообщала. А вот тут гонорар от Сергея Анатольевича за то, чтобы о его проказах не узнали ни Юрий Владимирович, ни Доминика Юрьевна. А ты говорил, не нужно фотографировать. Покупай участок, Михаил, строиться будем. — Ох, Танюша, как бы нас самих за это не построили — в шеренгу, по стойке «смирно». — А я обращусь в опекунский совет или куда там надо. Больше ждать милости от природы мы не станем. Будет у нас дом, будет у нас ребеночек, — не слушала его Татьяна. Доминика просматривала почту, читала открытки сотрудников. Неожиданно она увидела тщательно заклеенный плотный конверт. Она попробовала открыть его, но не получилось. Доминика отложила его, продолжала читать открытки. Но конверт притягивал ее взгляд, словно магнит, уж очень сильно он отличался от пестрых картонок. Доминика не выдержала, взяла его опять в руки. Зашла медсестра измерить ей давление и сделать вечерние уколы. — Ой, что это у вас! Какие красивые! Видно, вас в коллективе любят! Это ж надо столько написать! — восхитилась она. — Простите, у вас не найдется ножниц? — попросила Доминика. — Конечно, найдутся. Вот, — медсестра протянула Доминике ножницы. Доминика разрезала конверт. Оттуда выпали фотографии, там Юлька выходила из офиса, садилась в машину, выходила у дома Доминики… В углу каждой фотографии стояла дата и время съемки, была фотография, где Юлька выходила из дома Сергея и Доминики. Дата и время — следующее утро. Доминика торопливо запихнула фотографии в конверт. Итак, Сереженька продолжает шалить. Интересно, что он делает сейчас? А Сергей поднимался по лестнице своего дома. У двери лежал конверт. Сергей поднял его, недоуменно покрутил в руках, вошел в квартиру. Включил свет, разорвал конверт, оттуда выпали те же фотографии с Юлькой. Он замер. Доминика снова и снова смотрела на фотографии. Одна соскользнула с высокой кровати, и Доминика наклонилась, чтобы ее поднять. Но голова у нее закружилась и… Доминика съехала на пол. Лежа на полу, она едва дотянулась до кнопки вызова. Вбежавшие врач и медсестра с трудом подняли Доминику, уложили, бросились измерять давление, проверять пульс. — Вы должны вести себя более осмотрительно! — отчитывал Доминику перепуганный врач. — Ну разве так можно? После операции так мало времени прошло! Нельзя быть такой легкомысленной! — Я не легкомысленная, я просто хочу побыстрее встать на ноги. И вы мне в этом поможете. Мне нельзя здесь залеживаться, — твердила Доминика. — Знаю. Приходил ваш отец, просил разрешение поставить в палату компьютер. Ну о каком компьютере и Интернете может идти речь, если вы еще, можно сказать, не выжили до конца! Вы уж простите за резкость, но я за вас отвечаю своей головой, — врач заметил на полу фотографию, поднял, мельком глянул на нее, пожал плечами. Самвел говорил по телефону, Надежда внимательно слушала. — Слушай, дорогой, тут такая история вышла — сорвалось дело. Так что ты подожди немного — мы все уладим, — заверял Самвел. — Нет, это ты меня послушай, дорогой! — заорал заказчик. — Меня все эти понты не интересуют, товар нужен к сроку или вообще не нужен, понятно? Мы за это реальные бабки платим, и нам лажа не нужна! — Да ты пойми — так получилось. Не наша вина. Но я тебе клянусь — товар будет к сроку. — Самвел осторожно повесил трубку. Взглянул на Надежду. — Если бы не твоя жадность, Надежда, уже давно бы денежки считали. Это придумать надо — потащить девчонок на базар. — Я знаю, что делаю, — оборвала она. — Девчонки — золотое дно. Одна Лёлька мне за три месяца машину делала. Если бы не крайняя нужда, не стала бы я связываться с твоим заказчиком, а потихоньку доила бы и доила наших лоховатых граждан. — А чего ж связалась? — возмутился Самвел. — Мне долго ждать некогда. Я хочу свалить отсюда. Навсегда. Мне деньги нужны сейчас и все разом. Много. — Слушай, Надежда, я хотел спросить, а тебе не жалко, ведь это все-таки твои дети? Ты же понимаешь, что заказчик за этот товар такие бабки пообещал не для того, чтобы их из соски кормить? — Знаешь, как говорят: я тебя породил, я тебя и продам, — зло рассмеялась Надежда. Юрий Владимирович поехал к Борису. — Слушай, Борюсик, у меня сенсационная новость! — с порога заявил он.