— Вы меня простите, Юрий Владимирович, но я скажу прямо: вы — мягкий, ранимый, совсем не конфликтный человек с вечным комплексом вины перед всеми. Ваша покойная жена, насколько я помню, при всей своей активности тоже была далека от бизнеса… Откуда же в Нике эта хватка, умение подчинить себе людей, заставить их работать на себя? Я бы не удивился, если бы узнал, что она — дочь Амалии Станиславовны. Юрий Владимирович вдруг побледнел. Они вышли из больницы. Юрий Владимирович пребывал в странном состоянии. — Прошу извинить мне мою болтливость, я не думал вас ранить своим нелепым предположением, — разглагольствовал Борис. — Амалия — мать! Какая из Амалии мать! Тем более — жена или любовница. Нет-нет! Приятнее иметь дело со стаей пираний. Они, по крайней мере, обглодали бы вас в момент, а Амалия этот процесс наверняка растянула бы, смакуя, на годы. — Борис, может наконец закроем эту тему? — тихо попросил друг. — Юрий Владимирович, извините, право, я не подумал. Еще раз прошу прощения. Я с этими пираньями… Вы домой? Могу вас подвезти. — Извини мне мой тон, но я взвинчен утренней сценой. Домой я идти не могу, там плачет Диана. Боря, что мне делать? Я не работаю, за последнее время не написал ни строчки, ничего в голову не лезет. Дома у меня филиал мексикано-индийского сериала: Зита и Гита не поделили благородного отца, а Хуан-Антонио бросил из-за этого Марию-Эстебанию. Я не могу так жить. Мне нужен покой, домик в горах, хижина у моря, немая горничная, в конце концов… Мне нужно работать! — Я знаю, как привести вас в нормальное расположение духа. — Борис Михайлович, вы же знаете, я пью в самых крайних случаях. Писатель не может позволить себе эту слабость. Столько примеров в мировой литературе… Нет, нет… — Жаль, — вздохнул Борис. — Хоть сам я ратую за здоровый образ жизни… Впрочем, я не о том. Мы едем на телевидение! И привел Борис Юрия Владимировича в студию, где готовилась к эфиру Ольга Алексеевна. Та рассмеялась, замахала руками и ринулась к мужчинам. — Прелестно, просто чудно, что вы нашли время заехать к нам. У меня скоро эфир, но я так рада вас видеть. Борис Михайлович, я смотрю, вы становитесь телевизионным человеком? — Спасибо. Исключительно благодаря вам. — Как мило. А вы знаете, что ваша работа и моя имеют нечто общее? — кокетничала Ольга. — И что же это? — Телевидение молодит. Да, да. Медики установили, что постоянные стрессы прямого эфира помогают держаться в форме. — Глядя на вас, я на все согласен. Пожалуй, мне есть что добавить: если человек хочет быть молодым, он должен постоянно быть в курсе событий, впитывать новую информацию и не говорить, что, мол, вчера было лучше. — Это вы обо мне? — Ой, что вы! Боже, какай у меня нелепый день. Простите. То есть… Мы с Юрием Владимировичем до того… у нас была беседа… — Борис Михайлович, я вас прошу… не вспоминайте, запротестовал тот. — Никаких тайн от меня, вы же на телевидения. Я все равно обо всем узнаю. Первой. Я уже кое-что знаю, Юрий Владимирович, я как раз собиралась вам звонить: у меня к вам предложение — делаем презентацию вашего нового романа. — Ну что ж. Польщен, — вымученно улыбнулся он. — И было бы замечательно совместить презентацию со следующей программой Бориса Михайловича. Эти два проекта прекрасно дополнили бы друг друга, — затараторила Ольга. — Ольга Алексеевна, мне давно хотелось испытать эти особые ощущения перед камерой, побыть, так сказать, в вашей шкуре, — признался Юрий Владимирович. — Сейчас? Ну что ж, присядьте, — предложила она, и Юрий Владимирович опустился в кресло ведущей. Софиты слепили ему глаза, он прикрыл их рукой: — Как же бы улыбаетесь своим зрителям? Я ничего не вижу. — Это с непривычки. Надо привыкать, дорогой Юрий Владимирович! Нет ничего проще, тем более, что вы приглашены на презентацию вашей собственной книги! — Борис Михайлович всегда учит меня, что женщина должна меняться и всегда к лучшему. Вот и наша студия готовится к переменам. У нас будет целый цикл новых программ, — не унималась она. — И я так понимаю, «Мастерская красоты и здоровья» Бориса Михайловича — это гвоздь вашего глобального проекта? — Вы как в воду глядите, Юрий Владимирович! Телезрительницы уже завалили нас письмами. Представьте, Борис Михайлович, многие прямо во время программы испытали на себе вашу огуречную маску. Сидели перед телевизором, нарезали колечками огурцы и лепили на лицо! — Но это же простейший рецепт, каждая мама рассказывает это дочери, когда той исполняется лет 8, - пожал плечами Борис. — Действительно, так просто — и такой потрясающий результат! Я сама попробовала, не удержалась? Что вы скажете? — Ольга Алексеевна, все, что я думаю о вашем лице, я сообщу вам наедине. Это касается только нас с вами. Я хотел вас попросить: вы не могли бы передать мне письма зрительниц? Я хочу ответить им, так сказать, наладить прямой контакт с аудиторией. Хочу, чтобы мои программы были интерактивными. Тем более, что грядет интереснейшая, интереснейшая программа, Юрий Владимирович. По профилактике и оздоровлению людей, которые большую часть дня, и не только рабочего, проводят за экраном компьютера. Вы себе представить не можете, что у них творится с воротниковым отделом! — Как интересно! Правда, Юрий Владимирович? Вы же знакомы с этой проблемой? Наверняка проводите наедине с компьютером долгие часы! — Вынужден вас разочаровать, дорогая Ольга Алексеевна, проблемы людей, находящихся в плену у этого монстра-компьютера, мне чужды. Я не работаю за компьютером. Более того, у меня его нет. — Вы шутите? — Нет, я настроен более чем серьезно. Я просто ненавижу эти новомодные устройства. Да, да, я, увы, старомоден и считаю, что нет лучшего проводника мысли между человеческим мозгом и бумажным листом, чем рука, вооруженная пером. Я не инженер-программист, я, простите за банальность, инженер душ человеческих. И живу среди людей, думаю на людях, общаюсь, записываю впечатления в блокнот. А потом сажусь за машинку, печатаю и редактирую. И неплохо, черт побери, получается иногда. — Какая интересная теория! Да вы просто персонаж, созданный для телевидения! Нужно подумать, как вас использовать… В хорошем смысле, разумеется. Думаю, мы не ограничимся презентацией вашей книги. Я хочу, чтобы наш местный канал стал не хуже центрального. Чтобы был собственный телепродукт, чтобы приходили интересные люди, местные, разумеется, рассказывали о своих хобби. У вас есть хобби, Борис Михайлович? — Я собираю старинные рецепты молодости и красоты. Вот, например, такой, весьма актуальный для дам и мужчин. Вы запомните или запишете? Итак, берем три сушеные жабьи лапки, четвертую оставляем на память. Дозировка очень важна! Значит, лапки толчем в порошок, растворяем в желчи единорога, и все это при восходящей луне заливаем кипящей смолой. Все рассмеялись, и Юрий Владимирович поклонился Ольге: — Что ж, спасибо, Ольга Алексеевна, за теплый прием, мне даже на душе полегчало. Сергей привез роскошную розу на длинном стебле. Юлька смерила его взглядом. — Доминика Юрьевна еще не уехала? — спросил он. — Поздновато вы спохватились, Сергей Анатольич, пташка упорхнула. Ее увез Борис Михайлович. — Какой Борис Михайлович? — Обыкновенный. Доктор Медведев. Он ее, как верный рыцарь под балконом, ждал под офисом, пока она тут гастроли давала. А потом забрал и увез в больницу. Вы, как и положено мужу, обо всем узнаете последним. Что лично мне приятно. Так что давайте сюда вашу красавицу розу, пусть послужит мне компенсацией за моральный ущерб. Юлька взяла из рук Сергея розу и воткнула ее в вазу. — Любопытно. О чем еще я могу узнать последним? — Ну, к примеру, что весь офис гудит, народ восстал, как феникс из пепла, и живет надеждой нового воцарения Доминики Юрьевны. А тем, кто любит держать нос по ветру, приходится снова разворачивать паруса. Далее. На умирающего лебедя Доминика Юрьевна вовсе не похожа. Кстати, ваша супруга отменила несколько распоряжений Амалии, что, надеюсь, больно ранит сердце нашего железного канцлера. — А где она? — заволновался Сергей. — Да вот должна скоро прибыть. Вам указать точное время? Сергей вынул розу из вазы, подумал, поставил ее обратно и унес вместе с вазой. — Амалия Станиславовна, вы прекрасно выглядите… — робко заметила Юлька, когда Амалька появилась в приемной. — Скажите мне, Юлия, в котором часу нас посетила Доминика Юрьевна? — начала Амалия. — Ровно в пятнадцать часов сорок три минуты по Гринвичу. При условии, что наши настенные часы соответствуют эталону всемирного времени, — отрапортовала Юлька. — Не ожидала от вас подобных знаний, — смерила ее холодным взглядом Амалия. — Как она выглядела? — Бывало и получше. Но при сложившихся обстоятельствах — достойно. Обычно Доминика Юрьевна более требовательна к своему внешнему виду. — Сколько она пробыла в офисе? Что делала? — торопила Амалия. — Посетила Сергея… Анатольевича, который на тот момент как раз был занят с руководителем отдела маркетинга. Они некоторое время, а точнее двадцать шесть минут, находились вдвоем. — Я спросила вас, что делала Доминика Юрьевна, — холодно повторила Амалия. Юлька ответила с вызовом: — Она проследовала в свой кабинет, на котором висит табличка с вашим именем. — Я не понимаю вашего настроения, Юлия. Если сюда вернется Доминика Юрьевна, то вы отсюда вылетите первой. Если же у руля останусь я, то… То возможны варианты развития событий, — закончила Амалия. — Почему вы мне это говорите, Амалия Станиславовна? А если я побегу и расскажу о нашем разговоре Доминике Юрьевне? — поинтересовалась Юлька. — Я могу вам предоставить машину с водителем. Поезжайте и расскажите ей все, что хотите. Можете даже наплести от себя покруче, как вы это умеете. Неужели вы думаете, что Доминика с ее характером прислушается к словам, исходящим из ваших уст? Тем более, что я не сказала ничего плохого о Нике. Я только забочусь о том, чтобы она получше пеклась о своем здоровье и не слишком спешила впрягаться в этот неблагодарный воз. Разве не так? — Кстати, о неблагодарном возе. Доминика Юрьевна разговаривала с герром Шварцем и отменила ваше вето на проект дизайна серии наших ресторанов «Ника». Она сказала, что ее прежние договоренности с партнерами остаются в силе, а вы, Амалия Станиславовна, — чистое недоразумение. — Она так и сказала немцу? — опешила Амалия. — Почти, — кивнула Юлька. — Она сказала, что с вами произошло недоразумение, я уже точно не помню. Но слово «недоразумение» было. Я весь разговор слышала. Амалия молча прошла в кабинет Доминики и недоуменно остановилась. За столом сидел Сергей. Перед ним лежала роза на длинном стебле. — Что вы делаете в моем кабинете в мое отсутствие? — напряглась Амалия.