Часть 5 из 8 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Полет до Атлантик-Сити занял пять часов.
Самолет был марки «Сессна ситейшн соверен» – двухмоторный, размером чуть больше грузовика, с дальностью полета около трех тысяч миль. Он уже был заправлен топливом и стоял наготове, поджидая меня. Никакого контроля безопасности проходить не пришлось. Охранник у ворот едва увидел лимузин Маркуса, как дал отмашку, приказывая пропустить нас на летное поле. Мы подъехали прямо к трапу, и я сразу поднялся на борт. Мы с пилотами обменялись рукопожатиями, но обошлись без формальных представлений. Время было слишком дорого. Уже через пять минут мы поднялись в воздух. Нам предстояло преодолеть две с половиной тысячи миль.
На плече у меня висела черная нейлоновая сумка. Маркус дал мне время забрать из квартиры кое-какие вещи. В сумке лежал кольт тридцать восьмого калибра с коротким курком – Маркус вернул мне его. Зубная щетка. Набор для бритья. Грим. Краска для волос. Кожаные перчатки. Несколько паспортов, водительских прав, удостоверений личности, два мобильника с предоплатой. Пять тысяч долларов от Маркуса, три черные корпоративные карты «Виза» – все на разные имена. На дне сумки – зачитанные «Метаморфозы» Овидия в переводе Чарльза Мартина. Я всегда путешествую налегке.
Предстоящий полет вызывал у меня приятное возбуждение. Давно уже я не брался за такую работу. Я очень придирчив и избирателен. Когда я не работаю, время как будто проходит мимо, словно пленка в быстрой перемотке. Сначала сливаются дни, потом недели. Я сижу у себя в квартире за письменным столом, лицом к окну, и наблюдаю за восходом солнца. Перечитываю и перевожу греческих и римских классиков, исписывая желтые страницы блокнота, иногда берусь за немецких и французских авторов. Бывают дни, когда я только и делаю, что читаю. У меня уже сотни страниц переводов. Эсхил, Цезарь, Ювенал, Ливий. Их слова помогают мне думать. Когда я не на работе, у меня не бывает собственных слов.
Вот чего я ждал все это время – работы, которая наконец-то не будет скучной.
Внутри «сессна» была чрезвычайно удобной. Мне еще не доводилось летать на этой модели, но по большому счету она мало чем отличалась от других частных самолетов. Нос как у хищной птицы, под хвостом два мощных двигателя. Взлет чем-то напоминал аттракцион в парке, но, как только мы набрали высоту в пять с половиной миль, полет выровнялся, а гул двигателей стал почти неслышным. В салоне было восемь кресел, плюс два для пилотов, и стоило это удовольствие около двадцати миллионов. Зато сиденья были как в первом классе. В хвостовой части салона находился полноценный бар, под потолком – плоский телевизор, настроенный на круглосуточный канал новостей, рядом с кофеваркой – спутниковый телефон. Беспроводной интернет. Когда вышел второй пилот и сказал, что можно ходить по салону, я встал и приготовил кофе. Но все равно чувствовал себя не слишком уютно. Все-таки в самолете лучше сидеть.
С кофейником в руках я вернулся на свое место, налил себе чашку кофе и выпил. Потом налил еще и открыл книгу. Я почему-то нервничал, но никак не мог понять, в чем дело.
Прошло минут двадцать, и на экране телевизора появилась заставка: Перестрелка в «Ридженси». Я прибавил звук. Имена жертв не называли, но промелькнула старая фотография Морено в оливковой солдатской форме, а следом пара снимков отеля-казино и асфальта со следами пуль. Телевизионщики расположились на набережной, и по толпе зевак на заднем плане нетрудно было догадаться, в каком месте произошло нападение. Женщина-репортер сообщила, что убитых четверо, из них один налетчик. Полиция разыскивает, добавила она, двоих сбежавших преступников. Это меня насторожило. Я и так подозревал, что был третий стрелок – судя по тому, что рассказал Маркус, – и вот мои догадки подтвердились. По словам репортера, налетчики были отлично осведомлены о системе безопасности казино. Расследование идет полным ходом.
И тут экран заполнила фотография Джерома Риббонса из полицейских архивов.
Я чуть не вылил на себя кофе. Фото сделали несколько лет назад, но это определенно был он. Разыскивается для дачи показаний. Имя Риббонса было набрано крупными буквами внизу экрана рядом с номером телефона, по которому следовало сообщить о его местонахождении, и репортер зачитала его полностью. И четырех часов не прошло, а они уже установили его личность. Черт!
Я нажал на «паузу» и, слегка прищурившись, вгляделся в снимок на экране. На фотографии Риббонс был года на четыре моложе, чем сейчас. Он хмуро таращился в объектив налитыми кровью глазами. Толстый, даже жирный, с каким-то мальчишеским, несмотря на жесткую щетину, лицом, он чуть сутулился, как бурый медведь, и вообще выглядел измученным. Снимок был сделан полицейским управлением Филадельфии, так что задержанного сфотографировали в его собственной, а не тюремной одежде. Многочисленные татуировки свидетельствовали о бурном прошлом. Я разглядел у него на запястье стилизованного оленя. Судя по количеству рогов, парень отсидел пять лет. Наколка под подбородком в виде пистолета выдавала принадлежность к банде. Нос был сломан, костяшки пальцев сплошь в шрамах.
Где-то я его видел. Только вот не мог вспомнить где.
Если даже Риббонс не наследил на месте преступления, они могли узнать его имя, прокатав пальчики Морено. Риббонс, видимо, был в списке его подельников. Да и нетрудно было сравнить архивное фото Риббонса с кадрами с камер наблюдения во время налета. Попробуй его не узнай – с такими-то габаритами. Плюс тюремное прошлое. Вряд ли найдется так уж много уголовников ростом шесть футов четыре дюйма с татуировкой в виде оленьих рогов. Данных достаточно, чтобы разместить фото в СМИ. К полудню уже весь мир подключится к поискам Джерома Риббонса.
Я посмотрел на часы. Еще три часа полета и вынужденного безделья. Зато потом придется пошевеливаться.
Я снова нажал кнопку просмотра и налил себе еще кофе. Репортаж почти закончился, и в следующие сорок минут никакой новой информации не передали. Я сидел и размышлял о том, что могло произойти с шести утра по восточному времени. Расследование, конечно, продвигалось стремительным темпом. Преступление, связанное с Федеральным резервом, – это головная боль для всех правоохранительных структур. Полиция мобилизовала лучших сыщиков, потому что есть убитые. Люди шерифа рыщут повсюду, потому что двое налетчиков в бегах. ФБР поставила на уши агентов на местах, ведь ограбление банка – это преступление федерального масштаба. Не исключено, что подключилась и контрразведка, потому что расследование преступлений против национальной валюты входит в ее компетенцию. Есть свои агенты и у Казначейства, и, черт бы их подрал, даже у банков Федерального резерва! В Атлантик-Сити, полагаю, уже не протолкнуться от крепких парней в дешевых костюмах.
А Риббонс по-прежнему на свободе.
Интересно, почему же он все-таки не позвонил Маркусу.
Если после провала операции исполнитель не объявляется и не звонит, значит, он скрылся. Исчезнуть и скрыться – это разные вещи. Исчезает команда – после того как дело сделано и никого не поймали. Когда скрывается кто-то один, это говорит о том, что он пустился в бега. Среди профессиональных налетчиков этот грех считается одним из самых страшных. Что бы ни случилось, ты не должен скрываться и уж тем более с добычей. Если по плану назначена встреча на арендованном складе, ты должен прийти на склад. Если в мотеле, ты едешь в мотель. Если ты откалываешься от команды, вся конструкция летит к черту, и это первый шаг к тому, что отловят всех. Если во время операции у тебя появляются сомнения в благополучном исходе, всегда есть время отступить, отказаться от участия. Если что-то тебя не устраивает, просто предупреди остальных и вали домой. Но, если уж работа началась, все действуют в одной связке. Профессионалы относятся к этому серьезно. Для некоторых это дело чести. Они скорее получат пулю, но не дадут деру в самый ответственный момент. Да что там некоторые, так поступает большинство.
Возможно, что Риббонс мертв.
Или же репутация Маркуса вернулась к нему бумерангом.
Маркус славился тем, что жестоко, даже варварски расправлялся с неугодными. Конечно, это помогало держать помощников в узде, но я понимал, почему такой парень, как Риббонс, мог сорваться. Я слышал историю одного электронщика, который забыл отключить сигнализацию в банке. В результате четверка любимчиков Маркуса угодила за решетку, и каждый сел на пять лет. Маркус пришел домой к тому парню и заставил его съесть целую банку молотого мускатного ореха, ложкой запихивая ему в рот порошок. Звучит вроде бы безобидно, если не знать, что мускатный орех содержит миристицин. Если съесть чайную ложку – не страшно, но целую банку… Через несколько часов беднягу расперло. Потом появилась жуткая головная боль и ломота в мышцах, как с похмелья или после драки в баре. Еще через час участилось сердцебиение и затряслись руки. Прошло еще семь часов, и начались галлюцинации. Температура скакнула под сорок, он содрал с себя одежду и в кровь расчесал себе лицо. Мускатная эйфория может длиться дня три. Кто-то находит ее возбуждающей. Большинство считает, что она сравнима с прогулкой в ад. По одной из версий, Маркус оставил парню пистолет с единственной пулей, чтобы тот смог застрелиться. Другие говорят, что парень откусил себе язык и захлебнулся кровью.
Если Риббонс догадывался, что подобная участь ждет и его, ясно, почему он не позвонил.
7
Я выключил телевизор и какое-то время сидел в тишине, закрыв глаза и размышляя о Риббонсе. Да, нажил он себе неприятностей. Впрочем, хватит о нем. Займемся любимым делом – перевоплощением.
Для меня нет ничего проще, чем надеть чужую маску. Я отстегнул ремень безопасности и достал с верхней полки свою сумку. В боковом кармане лежали три потрепанных паспорта; под обложкой каждого хранились водительские права. Трое мужчин разных возрастов на выбор. У каждого своя внешность, своя профессия, свой стиль жизни. Ни один из них не похож на меня, но это не проблема. Ведь это не я лечу в Атлантик-Сити. Туда летит один из них.
Джек Мортон – самый старший из тройки – был моим любимым персонажем. Я слепил его со своего бывшего профессора, и он меня ни разу не подвел. Сильная и благородная личность. Когда я превращался в Джека Мортона, мой голос звучал глубже, обволакивая собеседника, как расплавленный воск, а движения становились плавными и размеренными. Это был добрый, находчивый и остроумный человек. Я выложил его паспорт на откидной столик, а два других убрал в сумку. Джек Мортон – тот, кто мне сейчас нужен.
Хотя по паспорту ему было за пятьдесят, на самом деле Джек Мортон родился всего пару лет назад. Я создавал его по кусочкам в течение полугода, пользуясь перерывом в работе. Загрузил все официальные документы в справочники и регистрационные книги. Припрятал в надежном месте свидетельство о рождении и диплом колледжа. Он окончил Университет Коннектикута в Стемфорде, где преуспел в изучении классических языков. Сейчас работал страховым следователем. Мне этот человек особенно нравился, потому что, в отличие от многих других выдуманных мною личностей, у него не было криминального прошлого. Вполне законопослушный гражданин, иногда позволявший себе действовать жестко. Я пристально вглядывался в его фотографию, пока мои мышцы не расслабились. Я даже почувствовал, как изменилось выражение моего лица, подстраиваясь под его внешность. Сердцебиение замедлилось, а руки отяжелели, словно чувствуя груз набежавших лишних лет. Не так просто за двадцать секунд постареть на двадцать лет.
Я сделал глубокий вдох, за ним – медленный выдох, и мне стало пятьдесят шесть.
Определяющим цветом в облике Мортона был коричневый. Я приступил к гримированию. Осторожно извлек из глаз яркокарие линзы и заменил их на более тусклые. Достал из косметички зеркальце для макияжа, карандашом прорисовал линии мышц, чуть проредил брови. Пальцем тщательно растушевал следы карандаша. На шею, щеки и лоб нанес немного темной тональной пудры. Через пару минут на моем лице выступили морщины и глубокие носогубные складки, старившие меня лет на двадцать.
– Меня зовут Джек Мортон, – ради тренировки чужим голосом произнес я.
Теперь – волосы. Есть сотни марок краски для волос, но я доверяю только проверенным. Для меня важны простота и быстрота. Держать краску на волосах в течение часа, а потом еще мыть голову мне некогда. Поэтому я просто намочил волосы в раковине и нанес на них расческой краску мгновенного действия, превратившую меня из очень светлого блондина в шатена. Как только голова высохла, я добавил седины, зачесал волосы назад и слегка растрепал их пальцами, чтобы прическа приобрела естественный вид. Несколькими штрихами карандаша выделил брови.
– Меня зовут Джек Мортон, – снова произнес я вслух. – Я следователь страховой компании «Харпер энд Локе». Я родился в Лексингтоне, штат Массачусетс.
В сумке у меня было припасено несколько пар очков. Я по очереди примерил их все. Тонкая металлическая оправа смотрелась вызывающе. Круглые стекла выглядели старомодными. Толстая черная оправа тоже не годилась. Зато бифокальные очки прямоугольной формы, чуть сползающие с носа, подошли идеально. Я оглядел себя в зеркале. Вылитый профессор. Я взял зубную нить и туго обвязал левый безымянный палец у основания, перекрывая кровоток. По легенде, которую я сочинил для Мортона, он уже больше года в разводе. Когда я снял нить, на пальце остался след от обручального кольца.
Для полноты картины надо было сменить часы. Ни один страховой следователь не носит дорогущие «Патек Филипп», и, будучи человеком неглупым, я не мог рисковать: вдруг кто-нибудь узнает мои фирменные часики. Однако других у меня при себе не оказалось, к тому же к своим я был слишком привязан. Пришлось задрать ремешок чуть выше и спрятать часы под манжетой рубашки.
Мои усилия увенчались успехом. Я превратился в ничем не примечательного типа. Одного из тысяч белых американцев среднего возраста. Средним у меня было: возраст, вес, рост, доход. Единственное, что немного выбивалось из общего стиля, – это дорогой костюм и шикарные часы, но тому были оправдания. В моем возрасте следует заботиться о внешнем виде. Это часть профессионального имиджа.
* * *
Мы приземлились в международном аэропорту Атлантик-Сити около четырех пополудни по местному времени. Едва колеса шасси коснулись земли, я перевел стрелки «Патек Филипп» на три часа вперед. На улице стояла жара. Столбик термометра завис над отметкой в 90 градусов[3] и опускаться, судя по всему, не собирался. Грузчики расхаживали по летному полю с голыми торсами, обмотав рубашками головы. Влажность добавляла духоты, и я чувствовал себя как на сковородке. Пилот дал мне номер своего телефона и просил позвонить, как только груз будет готов к отправке. Я похлопал его по спине и спустился по трапу. Асфальтовое покрытие липло к подошвам ботинок.
Первым делом следовало взять напрокат машину. Затем найти пристанище и перекусить. Но все это могло подождать. Главное – разыскать посредника.
Я достал из сумки мобильник с оплаченным роумингом и набрал номер Риббонса. Я знал, что он не выходит на связь, но, может быть, ответит на звонок? Телефонный номер у него был с кодом Виргинии. Странно, хотя… Сотовые номера можно зарегистрировать где угодно. В трубке раздались гудки. К тому времени, как включился автоответчик, я уже преодолел половину пути к агентству по прокату машин. Заговорил механический голос. Вы позвонили по такому-то номеру. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.
Я дождался сигнала.
– Срочно позвони домой, – произнес я в трубку. – Отец не сердится, он просто хочет услышать твой голос.
Я нажал отбой и взглянул на экран. Телефон Риббонса остался в памяти аппарата, навечно сохраненный на симке. Я извлек батарею и уничтожил сим-карту. Сам аппарат выбросил в урну. В кармане пиджака у меня лежал еще один телефон. Последний.
Внизу у эскалатора меня поджидал агент ФБР.
8
Я не бегаю от федералов. Я бегаю от копов, потому что от них удрать можно. Но бегать от федерального агента – примерно то же, что прятаться в лабиринте. Затянешь агонию, но рано или поздно все равно попадешь в лапы Минотавру. Федералы не охотятся вслепую. Их интересует конкретный персонаж, так что лучше заранее позаботиться о том, чтобы искали не тебя.
Но, если уж такое произошло, единственный выход – сохранять спокойствие и тянуть время. Я не стал ни ускорять, ни замедлять шаг. Облокотился о поручень эскалатора и спокойно ждал, пока доеду до нее.
Я сразу понял, кто она такая – по складкам на костюме и характерным образом стоптанным подошвам легких кожаных балеток. Кожа цвета кофе с молоком, фигура стройная, но не тощая, со всеми положенными выпуклостями и изгибами. На вид – умница, хотя, пожалуй, слишком суровая. Я почему-то подумал, что в прошлом она пловчиха. Недлинные, до плеч, темные волосы собраны в хвост.
Она шагнула ко мне и раскрыла удостоверение в кожаной обложке. Я увидел знакомую эмблему с золотым щитом и орлом и надписью «Федеральное бюро расследований».
– Вы – пассажир с «сессны»? – спросила она.
– Да, – ответил я.
– Могу я поговорить с вами?
– О чем?
– Вам знаком человек по имени Маркус Хейс?
Я не ответил. Не ответил сразу. Я мог бы тотчас избавиться от дальнейших расспросов, не будь она так чертовски хороша.
– Прошу прощения, – сказал я. – Вы, должно быть, приняли меня за кого-то другого. Среди моих знакомых нет человека с таким именем.
– Вы только что сошли с трапа его самолета. Я уверена, что вы с ним знакомы.
– Я хотел бы еще раз взглянуть на ваше удостоверение.
– Хорошо, только сначала покажите мне свои документы.
Я на мгновение задумался. Вот для таких случаев люди и обзаводятся фальшивыми водительскими правами. В агентствах по прокату автомобилей на них вообще не смотрят, а обычным полицейским не хватает квалификации, чтобы отличить настоящие от поддельных, тем более что в каждом штате своя система защиты документов. Но Джек Мортон был чист. Раз уж я вступил в игру, то предъявить водительское удостоверение было не опаснее, чем уклониться от этого. Конечно, я имел полное право развернуть и уйти, ничего не объясняя, но к чему мне лишние подозрения?