– Ей пришлось дать согласие. Тогда я нашел ей лучшую лечебницу в Северной Калифорнии. «Дубы», в Сономе. Прекрасное место с персоналом высшего класса. «У него на все есть ответ». Но звучит очень правдоподобно. – И сколько она там пробыла? – Почти полгода. Ее состояние стабилизировалось, и когда Беатрис вернулась домой, лекарства она уже принимала под присмотром – рядом находился либо я, либо Аннунциата. Какое-то время все, похоже, работало. Анализы крови это подтверждали. – Немного помолчав, он снова посмотрел на воду, затем опять на меня. – А потом она опять стала неадекватной. Нунци тоже заметила. Я надеялся, это временное ухудшение, и в тот последний день ей вроде бы стало лучше. Это была наша годовщина, я собирался повезти ее на ужин, думал, это поможет. Как же я ошибался. – Уголки его губ приподнялись в печальной улыбке. – Она перестала принимать лекарства. Ну, это ты уже знаешь. «Откуда ты знаешь, что он не сам подбросил эти таблетки?» – прозвучали в голове слова Рика. – Полиция вчера приезжала, – заметила я. – Хотели осмотреть мое оружие, два гладкоствольных «Ремингтона», надежно запертые в кабинете, и пистолет в спальне. Но они их уже видели. Просто пришли наудачу, надеялись что-то раскопать. «Он легко врет. Социопаты в этом мастера». Но Рик тоже лгал. И давал сестре тяжелые наркотики. – А правда… – осторожно начала я. – Рик сказал, что ты уже запустил процесс по признанию Беатрис мертвой? – Да, – безо всяких эмоций подтвердил он. – Это правда. Я непонимающе уставилась на него. – Господи, Джейн! А что мне еще делать? – воскликнул он. – Я в отчаянии. Меня подозревают в убийстве, все СМИ меня за него уже осудили и вынесли приговор. Мои оставшиеся активы, принадлежащие мне с женой напополам, заморожены, потому что у меня нет доказательств ни ее смерти, ни того, что она выжила. Если б я мог найти ее, или ее тело, или хотя бы какой-нибудь след, доказывающий, что она мертва, неужели ты думаешь, что я бы этого не сделал? – Ты так уверен? В том, что она мертва? – Да. Уверен. – И она никак не могла выжить? Посмотрев на меня пару мгновений, он поднялся и надел мягкие тряпичные туфли. – Пойдем на пляж. Хочу тебе кое-что показать. – Прямо сейчас? – Да, пока не начался прилив. Я нерешительно поднялась следом, но Эван тем временем уже сошел с площадки перед бассейном, и мне ничего не оставалось, как пойти за ним к высокой ограде по краю мыса. Он открыл ворота, цыкнул на сунувшегося было вперед Пилота и позвал меня за собой. Пес нервно закружился на месте, но послушался. Мы начали спускаться по деревянным ступеням, уже разбитым и подгнившим. У меня был соблазн пробраться на пляж раньше, но лестница казалась очень длинной, да к тому же шаткой и ненадежной. Покосившиеся ступени цеплялись за край утеса, покрытые мхом и влагой, а местами напрочь отсутствовали. Я крепко держалась за шатающиеся перила, не отводя взгляда от Эвана, который легко и спокойно шел впереди. Дойдя до конца, мы ступили на не внушающую доверия насыпь из обломков камней. Взяв меня за руку, Эван помог мне спуститься на островок мокрого песка – единственный вариант пляжа. Сбросив обувь, мы пошли к воде, обходя скалистые выступы и плиты, покрытые лишайниками, кораллами и крошечными черно-зелеными ракушками. Грохот прибоя пробирал до костей, эхом отзываясь внутри. С каждой волной вода вспенивалась и яростно набрасывалась на камни, отдельными потоками пробираясь по песку, нагоняя крошечных полупрозрачных крабиков, которые спешили закопаться в песок. – Здесь я ее видел в последний раз, – сказал Эван, остановившись на середине песчаного полумесяца. – Здесь она зашла воду. Я посмотрела на бухту. Ветер трепал рубашку, играл с волосами, мешая видеть. Пена бурлила, волны разъяренно обрушивались на камни со всех сторон. Эту безграничную силу, настоящее воинственное наступление прибоя я видела со своей террасы. Насколько более пугающим и могущественным выглядел океан вблизи. – Можешь представить себе силу течения, – громко произнес Эван, перекрикивая грохот. – Тысячи тонн воды, набирающие силу от самого Китая, каждую минуту, днем и ночью разбивающиеся в этой бухте. Я молча кивнула, откидывая хлещущие по лицу волосы. – И это еще прилив не начался. Потом пляж полностью скроется под водой. Никакого укрытия здесь нет, и спрятаться негде. Мне представилась Беатрис, в вечернем платье, в босоножках на высоких каблуках приближающаяся к этой нестихающей буре. У нее были галлюцинации. Обострение суицидальных наклонностей. Это единственное объяснение. Если именно так все и произошло. – Когда я добежал, ее уже не было, – продолжил Эван. – Я все равно поплыл за ней. Но это было невозможно, я сам едва выжил. – Но все же выжил. – Просто повезло. На мне были часы, и ремешок зацепился за острый камень, а когда я его отстегнул, то смог, воспользовавшись им как рычагом, поймать волну, которая и вытолкнула меня на берег. – Повернувшись, он указал на выдающуюся в океан скалу у дальнего края бухты: – Видишь край бухты? Стального цвета волны разбивались об утес с грохотом сотни захлопывающихся дверей, а затем отступали, закручиваясь в адских водоворотах. – Сюда ее вынесло бы течение. Не утони она сразу, ее тело превратилось бы в лоскуты. Мне вспомнилась небольшая бухточка на другой стороне, та, где я видела призрачную фигуру и искру, как от светлячка. – А можно обойти утес и пройти к другой бухте? – Нет, это невозможно. – Эван повернулся в ту сторону, где зазубренная скала возвышалась над океаном. – Видишь ту гору? Беатрис была ею одержима. Во время галлюцинаций она с ней говорила. – Я знаю, – ответила я, перекрикивая волны. – Она называла ее Марией. Думаю, она имела в виду Марию Магдалину. Он бросил на меня вопросительный взгляд. – В ее книгах по искусству есть скульптура Марии Магдалины в виде старухи, и руки сложены вот так, – объяснила я, соединив пальцы домиком, но не до конца. – Беатрис обвела их в круг. Может, ей казалось, что они были похожи на эту скалу. – Господи. – Он снова повернулся к ней. – Я знаю эту скульптуру Донателло, она стоит в музее собора во Флоренции, мы провели там медовый месяц. Я сам купил ей эти чертовы книжки, – прошептал Рочестер, и следующие слова прозвучали практически неразличимо: – Я должен был догадаться. Ледяная вода неожиданно вспенилась, немного не дойдя нам до колен. – Пора возвращаться? – прокричала я. – Да, начинается прилив! Идем! Схватив меня за руку, он быстрым шагом направился к лестнице. Теперь мы шли против ветра, а камни, наполовину погрузившиеся в воду, неустойчиво скользили под ногами, и я с трудом поспевала за ним. А потом я поскользнулась. Гладкий плоский камень, еще и накрененный, попался под ногу, и я потеряла равновесие и удерживавшую меня руку. Оступившись и увязнув в песке, я взмахнула руками. Вдруг меня сзади накрыло ледяной водой, а песок заструился из-под ног. Я оказалась в ловушке, и неведомая сила утаскивала меня прочь. От соли щипало глаза, я ничего не видела и успела наглотаться воды с песком. Замолотила руками, но меня уже кидало из стороны в сторону, дергало и тянуло за руки и волосы. Я продолжала беспомощно барахтаться, борясь одновременно с океаном и с подступившей паникой, чувствуя, как безжалостно и сильно течение. А потом меня обхватили под мышки, подняли и понесли, все еще барахтающуюся, и помогли встать на песок. Я прижалась щекой к крепкому плечу, чувствуя стук сердца и крепкое объятие сильных рук. – Было так холодно, – пробормотала я. – Такое сильное течение. – Все хорошо. Я рядом. Но меня будто все еще тащило назад, не отпуская. Если б не он… я бы ничего не смогла сделать. Мне не удалось бы вырваться. Как не удалось и Беатрис. – Так ее правда больше нет? – подняв голову к нему, спросила я. – Она бы не смогла… – Да, ее нет, – подтвердил Эван. Меня трясло от холода и шока, а еще от жалости к Беатрис и ее затуманенному разуму. – Пора возвращаться. – Он снова взял меня за руку и крепко сжал, уже осторожнее шагая к лестнице. Почти все камни уже погрузились под воду, волны заливали берег и части каменистого склона, пенясь уже у колен. – А мои босоножки? – глупо спросила я. – Смыло, – просто ответил Рочестер. На подъеме осколки камней больно впивались в ступни, но он по-прежнему крепко держал меня за руку, а у подножия лестницы остановился: – Я понесу тебя. Тут много заноз. – Эван подхватил меня на руки, и я обняла его за шею, не осмеливаясь даже взглянуть вниз, на шаткие крутые ступени. Уже слышался лай Минни и Микки и вторящего им Пилота: все трое послушно ждали наверху. Эван опустил меня на ноги, и я открыла ворота. Стоило нам ступить на знакомый мыс, как собаки окружили нас, нервно вертясь под ногами и фыркая. Прохладный ветерок обдувал лицо, а меня била бесконтрольная дрожь. – Тебе нужно скорее согреться, – сказал он. Нам обоим. Снова взяв меня за руку, Эван повел меня к дому, через двери, ведущие в Морскую комнату. Идти было больно, прилипший к ступням песок мешал, меня трясло, а больше всего не хотелось отпускать его руку – так мы и поднялись, сначала на первый этаж, а потом выше, по коридору в его спальню. Широкая теплая ладонь крепко обхватывала мою. Его комната в точности повторяла покои Беатрис, только в серебристых и зеленовато-серых тонах, с современной мебелью и горами книг повсюду. Стеклянные стены, в отличие от комнат Беатрис, не были занавешены, а, наоборот, открывали вид на утесы, море и небо. Мы подошли к огромной кровати, и сердце заколотилось быстрее. Но он провел меня дальше, в ванную комнату – альков с обширной полузакрытой душевой, построенной из того же камня, что и бассейн. Он притянул меня к себе и нажал на панель: горячий водопад хлынул сверху вместе с клубами пара, окутывая нас мягким роскошным теплом. Я вздохнула от удовольствия. Какое восхитительное чувство. Пронизывающий до костей холод наконец начал таять. Будто мраморная статуя внутри меня, согретая теплом, ожила. Пигмалион, вспомнилось мне. А, нет, это же имя скульптора, а не статуи, в которую он был влюблен. И я рассмеялась от этих глупых мыслей, позволяя брызгам смыть песок и кусочки водорослей, прилипших повсюду. Эван тоже смеялся, встряхиваясь, как попавший под дождь хищник или как Пилот, отряхивающийся после прыжка в бассейн. Пар поднимался вокруг нас, точно туман в дождливом лесу, и на камнях играли крошечные радуги.