Но не с Ла Мантой. – Вы не понимаете, – повторяет он. – Чего я не понимаю, синьор Ла Манта? Объясните мне, – предлагает Берганца. Из моего укрытия видно, как его рука под полой плаща сжимает пистолет. Маккьо не сводит с Ла Манты ни глаз, ни оружия, но не может и пальцем шевельнуть, потому что взгляд Ла Манты мечется между ним и Берганцей, а прижатому к яремной вене Бьянки ножу хватит и тени усилия, чтобы все, что должно оставаться внутри, оказалось снаружи. Что до меня, сидящей на корточках за стеной и выглядывающей из-за ног мужчин, Ла Манта, похоже, третьего гостя даже не заметил, и, так как пока меня это устраивает, ничего менять я не собираюсь. – Не могу, – отвечает Ла Манта. – Это бесполезно. Вы все равно не поймете. – Попробуйте, – настаивает Берганца. Бог знает, какие страдания ему, с его аллергией на болтовню, причиняет необходимость стоять и изображать парламентера перед разочарованным психопатом. – Она видит ангелов, – решается Ла Манта. Чтобы подчеркнуть, что под «она» имеется в виду Бьянка, он слегка перемещает нож, тыкая ее в шею, и я отчетливо слышу, как сердца Берганцы, Маккьо и в особенности Бьянки пропускают удар. – Понимаете? Она видит – видит! – ангелов. Эта дрянь, купающаяся в деньгах, видит ангелов. – Нож опасно вибрирует в его руке. В этом-то и проблема с некоторыми сумасшедшими: вероятно, они и не хотят убивать, но в итоге все равно убивают, потому что не могут себя контролировать. Как ужасно. – Ангелы выбрали, с кем будут говорить, и выбрали ее. А мне очень нужно с ними поговорить. Я… Есть вещи, которые я просто обязан знать. Эта дрянь хочет выйти отсюда? – Еще тычок ножом, чтобы и в этот раз ни у кого не возникло сомнений, кто «эта дрянь». Лезвие оставляет царапину на шее, и Бьянка стонет. – Хорошо. Я ей сразу так и сказал. Хотите уйти, синьора? Поговорите с ангелом. Позовите его сюда. Скажите ему, что кое-кому нужно с ним словечком перемолвиться. Всего словечком. Если ангелы ее так любят… непонятно, почему именно ее, ну да ладно, если они ее любят так сильно, как кажется, разве им сложно будет спуститься на минутку и показаться и мне тоже, верно? Только чтобы спасти ее. И вот. Никаких ангелов. Ни единого гребаного ангела не спустилось ко мне. Глаза Бьянки покраснели. Если бы могла, она бы разрыдалась. Она стонет, возможно, хочет что-то сказать, но не может из-за кляпа. – Знаете, что мне ответила эта шалава? «Я не вижу ангелов», – сказала она. А я: «Как это так – не видите? А все ваши книги?» А она мне: «Это все притворство, я их не вижу» – говорит. «Притворство?» – спрашиваю я. Но… как же их имена? Азраил, Элемиах, Анаэль? Все выдумка? Просто литература? Фантазия? По щеке Бьянки ползет слезинка и исчезает в платке. – О нет, я этому не верю. Не могу поверить, – продолжает Ла Манта, даже не взглянув на нее. – Эти ее слова ободрения и поддержки, слова, которые в самые мрачные моменты согревали мое сердце… Один Бог ведает, через что мне пришлось пройти. Все те сообщения, полные света и любви, духовные упражнения, которые я старался, действительно старался, применять на практике. Такое человеку не изобрести. Это нечто божественное. А эта дрянь, жадная эгоистичная сволочь, да простит меня Бог, хочет сохранить их только для себя. Хочет быть единственной – единственной! – кто с ними говорит, кто греется в их свете. Как будто ей это нужно. – Красная капелька, маленькая, но явно различимая, ползет по лезвию ножа. Еще одна вспышка гнева – и мы в самом деле увидим, что внутри у Бьянки. – Так что она их не зовет. И они не приходят! Даже сейчас, когда их драгоценному представителю грозит опасность, даже сейчас они не удосуживаются показаться мне! Я мог бы убить ее! Я хотел бы убить ее! А они… даже чтобы спасти ее, они отказываются появляться. Даже ради акта милосердия, что, вообще-то, их хлеб, так? Даже ради этого они отказываются снизойти и поговорить со мной! Ну что ж. Думаю, я уже достаточно увидела. – Все не совсем так, как вы думаете, – произношу я. Глава 25. Dea ex machina, или Неожиданная развязка Ла Манта распахивает глаза, застыв при звуке голоса кого-то, кого он еще не видел. Точнее, я думаю, что он распахнул глаза, застыл и так далее, потому что я перестала выглядывать из-за ног Берганцы и Маккьо и поднимаюсь, поэтому уже ничего не вижу. Зато всего через мгновение аккуратно протискиваюсь между комиссаром и агентом и вхожу в кухню. И вот теперь снова вижу перед собой уставившегося на меня Ла Манту. Я знаю, что он видит. Мой непромокаемый черный плащ, фиолетовую помаду, высокие сапоги с заклепками. Челку цвета воронова крыла, закрывающую левый глаз. Знаю также, что видит Бьянка. Уже знакомое лицо ее призрака пера. Глаза у нее загораются, но я не смотрю в ответ. – Вы кто? – недоверчиво спрашивает Ла Манта. Недоверчивый тип с ножом в руке, в принципе, не может означать ничего хорошего. – Бьянка, – отвечаю я. – Настоящая. Ла Манта теряет дар речи. Берганца с Маккьо тоже. Все слышат, как бабочка хлопает крылышками где-то в Мексике. – Это как? – нахмурившись, уточняет Ла Манта. – То есть меня зовут не Бьянка, я не это имела в виду. Мое имя Сильвана, для друзей Вани, – объясняю я. – Но я – та, кто пишет книги, которые потом подписывает Бьянка и на которых потом появляется ее фотография. Синьор Ла Манта, это тайна, потому что издательство категорически запретило любые намеки во избежание огласки, но Бьянка, которую вы знаете, которую знают все, не более чем статистка, пустышка. Та, что на самом деле пишет книги, – что ж, это я. Ух. Ничего себе. Если бы напряжение и чувство ответственности не разъедали меня изнутри, я бы почти могла насладиться оригинальностью ситуации: хоть раз в жизни мне действительно пригодилась способность быть чьим-то альтер эго. Ла Манта какое-то время смотрит на меня, потом на Бьянку, которая, в свою очередь, поднимает на него полные ужаса глаза. А потом Ла Манта вновь переводит взгляд на меня. – Хотите сказать, что эта дрянь просто?.. – Самозванка. Именно так. Эта женщина, которую вы вот уже столько дней отчаянно просите вызвать ангелов, просто не может вызывать ангелов. Потому что никогда и не могла. У нее никогда не было таких способностей. Это просто образ, что-то вроде актрисы, которой издательство заплатило за роль. Ла Манта весь окоченел. Пока я говорила, его глаза делались все больше и больше. Теперь там читается крайнее возмущение, и как тут удивляться? Точно такое же выражение появилось бы в глазах любого читателя книг Бьянки, стоило бы ему узнать, что его героиня – фальшивка. Но, как ни странно, в них читается и облегчение. – Но… но почему? Зачем нас всех так обманывать? – Ла Манта вдруг резко снова оборачивается к Бьянке, и Маккьо, который принимает движение за угрозу, слегка подается вперед, но Берганца тут же все замечает. – Опусти пистолет. – Но… – Опусти. – Берганца говорит серьезно, но спокойно. – Теперь это ее дело. Знак ли доверия это или блеф, чтобы я почувствовала в себе силы справиться и закончить работу, я не знаю. Не так и важно. Про себя я уже решила, что, когда закончу свою партию, он в любом случае будет мне доверять. – Отличный вопрос, синьор Ла Манта. Что ж, откровенно говоря… вы бы вообще подошли к книгам Бьянки, если бы Бьянка выглядела как я? И улыбаюсь. Как обычно: сложно сказать, что мои улыбки в фиолетовом обрамлении получаются особенно теплыми. В этот раз, однако, это пригодилось. – Видите? – Киваю. – Издатели прекрасно все поняли: никто бы не стал слушать и не открыл бы сердце посланиям Бьянки, если бы Бьянкой была я. Но эта женщина позволила использовать свое милое, успокаивающее, доброе лицо, и таким образом позволила гласу Божественного распространиться, нести покой тем, кому он необходим. – Поднимаю палец в поучительном жесте, который выучила у самой же Бьянки. – Позвольте подчеркнуть, что синьора в этой хитрости никак не виновата, – добавляю я. – Она просто выполняла порученное ей задание. Оказалась ли эта роль полезной? Конечно. Получила ли она деньги и славу? Без сомнения. Но она также сделала большое доброе дело, потому что именно благодаря ей послания ангелов стали доступны. И вообще-то, синьор Ла Манта, вы и все остальные, кто полюбил «Ангельские хроники», не должны считать ее обманщицей, а должны поблагодарить от всего сердца. Рука Ла Манты все еще сжимает нож, который по-прежнему прижат к шее Бьянки, но теперь, мне кажется, не с такой силой. – Получается… – Начинает доходить до Ла Манты. – Получается, на самом деле это вы… вы та, кто… – Кто говорит с ангелами? Да, это я. – Снова улыбаюсь. – Это на меня вы должны были обижаться и просить вызвать их. Мне очень жаль, я не могла этого знать. А Бьянка не могла вам сказать, иначе бы издатели ее уволили, а ангелы потеряли бы единственный способ передавать послания людям. Теперь Ла Манта смотрит на Бьянку уже по-другому. Почти с огорчением. Но нож все же остается на месте. – А откуда мне знать, что меня опять не обманывают? – вдруг сквозь зубы уточняет он. В этот раз, очевидно, имеюсь в виду уже я. – Потому что ангелы говорили со мной о вас, Джероламо, – отвечаю я. Ла Манта медлит. Будь у меня глаза на затылке, точно бы прочитала во взгляде Маккьо четкое: «Какого хрена вы творите?» А в выражении Берганцы, скорее всего, ничего бы не прочитала, но, готова дать руку на отсечение, мысли у него точно такие же. – Какого хрена, – действительно вырывается у Маккьо, но едва слышно. Вот именно. Прекрасное резюме. – Они говорили с вами обо мне? Что ж, послушаем, – все тем же тоном цедит Ла Манта. – Хорошо. Я концентрируюсь. Стараюсь освежить в памяти тот стиль, которым писала книгу Бьянки. Причудливый, цветистый, которым говорят ее ангелы. Ее гребаные несуществующие ангелы, которых я никогда не видела и не увижу, но это не важно, так как я знаю абсолютно точно, как они говорят. – Вы были человеком рациональным. Здравомыслящим, уверенным в силе науки и ума. Знали, где искать ответы, а именно в величественной упорядоченности цифр. Совершенство математики, четкость законов физики – они говорили с вами. Вы понимали их поэтичный безупречный язык, они говорили вам о чем-то простом и незыблемом: о существовании Бога. Замолкаю, проверить, какая реакция. Ла Манта по-прежнему смотрит на меня нахмурившись, но вид у него теперь сосредоточенный, рот чуть приоткрыт. – Годами вам не нужно было ничего другого. Чистота цифр, математики, властвующей над космосом, упорядочивающей хаос. Как учитель вы всеми силами старались передать свою веру, точно как миссионер стремится распространить Слово, в которое верит. Вы преподавали с полной самоотдачей, с благодарностью чудесной вселенной, точность которой объясняли. Вы вложили в это всего себя. Преданно служили своему личному богу – богу, сотворенному из порядка, четкости и логики. А потом… – А потом что? – вызывающе спрашивает Ла Манта. Пожимаю плечами: – А потом произошел тот несчастный случай, и этого перестало хватать. Хоровая тишина Маккьо, Ла Манты и Берганцы оглушительна. Ла Манта не отводит от моего лица глаз, точно попавшая в паутину муха, а затылок буравят взгляды Маккьо и Берганцы. Теперь уж точно все внимание Ла Манты направлено на меня. И я не могу потратить его зря. – Все подумали, что это просто нервное истощение. Такое случается, когда происходит подобное несчастье. Неожиданно потерять обоих родителей уже тяжело, но так все становится практически невыносимым. Проклятая утечка газа. И уже не имело значения проведенное расследование, подтвердившее, что вашей вины в том не было: вердикт судьи не в силах ни изгнать, ни уничтожить те неотвязные мысли. Все подумали: «Что ж, он не виноват, они официально подтвердили, это просто несчастный случай, так что теперь ему остается только привыкнуть к одиночеству и жить дальше». И все в самом деле поверили, что это просто нервное истощение, правдоподобное и преходящее. – Улыбка выходит горькой. – Вот только не все знают, как отличить нервное истощение от настоящего экзистенциального кризиса. Один из тех мрачных, неожиданно наступающих периодов, когда дело не только в усталости, отсутствии мотивации или в нехватке сил, из-за которых жалеешь, что вообще родился на свет. А в отсутствии ответов. Верно, Джероламо? Ходить в школу становилось все сложнее. Не из-за депрессии, физической невозможности вставать по утрам. Хотя и это, конечно, тоже. Но в особенности потому, что у вас больше не было ответов. Какое может быть желание чему-то научить у человека, полного сомнений, который вдруг посмотрел на то, во что верил всегда, на идеальный порядок вселенной цифр, и больше не смог найти там так необходимую ему уверенность? Зрачки Бьянки неожиданно расширяются, и я понимаю, что, хотя рука Ла Манты и не шевельнулась, нож уже не касается кожи его жертвы. Может, разница всего в полмиллиметра, но он уже не давит. – Вы перестали преподавать, и стало только хуже: появилось свободное время, которое нечем занять, где ждет одна лишь пустота и темнота. Но тогда вы хотя бы смогли посвятить себя телом и душой своим поискам. И вы, естественно, начали искать там, где уже искали многие, обоснованно полагая, что для такого всеобщего интереса должен быть повод. Вы обратились к религии.