Карпенко долго с наслаждением, словно совершая целую церемонию, пил свой чифирь. Опера не мешали ему вопросами и терпеливо ждали. Когда наконец-то этот процесс завершился, милиционеры отметили, что арестант приободрился, лицо его посветлело, спина выпрямилась. Он поставил кружку на стол, откинулся на спинку стула и поинтересовался: – Где я прокололся? – Ты расскажи сначала, как все происходило, а потом я отвечу на твой вопрос, – заявил Живин. Внутри у него все дрожало от волнения. Он хотел узнать все детали ужасного преступления и старался изо всех сил не выдать свое состояние. Григорий желал предстать перед преступником бывалым сыщиком, которого ничем удивить и прошибить нельзя. Мол, передо мной такие гады, как ты, Карпенко, чуть ли не каждодневно проходят, да не по одному. То же самое ощущение испытывали и его коллеги. Они молчали и с нетерпением ожидали откровения преступника, может быть, самого опасного в их жизни. – Надеюсь, мое чистосердечное признание зачтется в суде, – начал Карпенко, разглаживая запястья, отекшие от тугих наручников. – Немного расслабьте браслетики или снимите вообще. Вас же трое. Чего боитесь? Живин кивнул Лапину, и тот снял с арестанта наручники. Кириллов предусмотрительно убрал со стола ножницы и шило, что не осталось незамеченным для Карпенко. – Все-таки боитесь! – сказал он. – Успокойтесь, дергаться не буду. – Не боимся, а соблюдаем инструкцию, – ответил на это Живин. – Давай ближе к делу. Преступник продолжал массировать запястья, на которых остались глубокие борозды, и повел жуткий рассказ. Глава 9 – Приехал я в Якутск в восемьдесят пятом году поздней осенью. Я знал, что объявлен в розыск на Украине, поэтому воспользовался документами Гужвы, вклеил туда свою фотографию. В Якутск подался не с бухты-барахты, а к другу, с которым когда-то служил в армии. Тот сначала обрадовался, даже выделил мне отдельную комнату в своей квартире. Перебивался я случайными заработками, был грузчиком в магазине, такелажником в речпорту. Конечно, получал крохи, жена друга ворчала, и я стал искать приличную работу. Ходил по отделам кадров различных контор и наткнулся на Наталью Поликарповну. У меня было удостоверение водителя второго класса на имя Гужвы. В этот документ не надо было вклеивать мою фотографию, там я был немного похож на Гужву в молодости. Наталья Поликарповна с радостью взяла меня на работу, помогла оформить трудовую книжку. Зарплата меня устраивала, я смог снять домик у пожилой супружеской пары за небольшие деньги. Где-то полгода назад к нам в отдел кадров устроилась работать Олеся. Я несколько раз возил ее на своей машине. Мы разговаривали, вспоминали Украину. Она мне сразу понравилась. Я хотел познакомиться с ней поближе, но она меня отвергала. В тот день, когда у Натальи Поликарповны был день рождения, я должен был к ней подъехать к концу вечера и развезти гостей по домам. Приезжаю, вечер в самом разгаре, многие навеселе. Хозяйка посадила меня за стол, я немного поел и перебрался к Олесе, чтобы поговорить, но она резко встала и ушла на кухню. Через полчаса народ стал расходиться. Забирая последнюю партию гостей, я сказал Олесе, что могу за ней вернуться и отвезти домой. Она отказалась, сослалась на то, что живет рядом и дойдет пешком. С последним рейсом я управился очень быстро. Трое жили в одном доме, двое – совсем недалеко от центра. На все про все ушло не более двадцати пяти минут. Потом я решил все-таки вернуться к дому Натальи Поликарповны. Не знаю почему, но желание увидеть Олесю в ту ночь у меня было настолько сильным, что я не смог себя перебороть. Заехал во двор, смотрю, окна у Натальи Поликарповны светятся. Значит, Олеся еще у нее. Я ведь знал, что она осталась помочь хозяйке прибраться, поставил машину чуть поодаль и следил за подъездом в надежде увидеть Олесю, которая вот-вот должна была выйти. Ждал я недолго, через каких-нибудь минут десять она показалась и пошла в противоположную сторону. Я догнал ее. Олеся не хотела садиться в машину. Я едва ли не силой на этом настоял, выехал на улицу и направился в сторону сопки Любви, обещал пальцем ее не трогать, только показать красоту города с высоты птичьего полета. Мое предложение ей не понравилось, она начала рваться из машины, пыталась выскочить на ходу. Тогда я прижался к обочине, схватил ее за шею и немного попридушил, чтобы успокоить. Олеся обмякла. Я решил, что она потеряла сознание, опустил сиденье и продолжил путь. На сопке в сильном возбуждении сорвал с нее одежду и только потом понял, что Олеся мертва. Я сильно испугался, оттащил ее подальше в лесочек, поискал вокруг, чем бы прикрыть тело. Ничего не нашел, вернулся к машине и достал из багажника скатерть… – Постой, – прервал преступника Живин. – Объясни, как к тебе попала эта скатерть. – Она постоянно была у меня в багажнике. Хозяева дома, где живу, дали. Для их свиней я возил из столовой отходы, чтобы они не замарали багажник, подстелил эту скатерть. – Вот эта клеенка тебя и подвела, – решил Живин ответить на вопрос, поставленный преступником. – Половину ее мы нашли у твоих хозяев. На этом ты и прокололся. Доволен? – Ах ты черт! – с досадой воскликнул преступник. – Я сам разрывал ту скатерть. А где вы нашли вторую половину? – Она на свинарнике висела. – Не обратил внимания. – Убийца сокрушенно покачал головой. – Сам себя подвел под вышку! – Ты вступал в половую связь с потерпевшей? – задал вопрос Лапин. – Как можно?! Она же была мертвой! – Смотри, экспертиза все покажет. Карпенко опустив глаза в пол и ничего не ответил. Опера и без слов поняли, что злодей сотворил с бездыханным телом девушки самое гнусное и мерзкое, на что только способно животное под личиной человека. – Дальше! – почти криком потребовал продолжения рассказа Живин, стремясь быстрее закончить неприятный и тяжелый для него допрос. – Что было потом? – Я прикрыл нижнюю половину тела Олеси клеенкой, выбросил из машины ее одежду и уехал домой. Все остальное вы знаете. Учтите, я не хотел убивать эту девчонку. Если на то пошло, я готов был жениться на ней, если бы она согласилась. Но Олеся повела себя неправильно, спровоцировала меня к необдуманным действиям. Даже тогда я не желал ее убивать, собирался только успокоить, немного придушить. Откуда я знал, что она помрет?! – «Повела себя неправильно», – Живин медленно, чеканя каждое слово, повторил слова убийцы. – Может, она должна была на тебя броситься с объятиями?! Кто ты такой, чтобы перед тобой все стелились?! Такую девушку погубил! – Он вдруг побледнел, наклонился к убийце и взревел, дыша ему прямо в лицо: – Сколько за тобой трупов, Карпенко? – Сколько есть, все мои! – крикнул в ответ маньяк, отшатнулся вместе со стулом и набычился. – Не ваше дело. Приедут украинские товарищи, с ними будет разговор! – Увести! – Живин испугался, что потеряет самообладание и в пылу гнева искалечит преступника. – В камеру его! Когда конвойный вывел преступника из кабинета, Живин, еще пребывающий во власти своей ярости, пригладил дрожащими пальцами волосы и еле слышно произнес: – Эта сволочь намекает на убийство по неосторожности. Такой номер у него не пройдет. Давайте, «украинские товарищи», докажите другие его преступления. Через неделю все закрутилось и завертелось. Прокуратура СССР истребовала уголовное дело, и вскоре Карпенко был под конвоем увезен на Украину. О дальнейшей судьбе преступника оперативники не слышали. Наступали волнующие, тревожные времена. Сотрудникам уголовного розыска было не до воспоминаний о каком-то кровавом маньяке. Часть вторая Глава 1 Прошло несколько месяцев. Горожане провожали 1988 год. В субботнее утро последнего предновогоднего дня Живин встал с постели ни свет ни заря и засобирался на службу. Там его ждали неотложные дела, с которыми надо было расквитаться именно сегодня, до наступления Нового года. Он включил маленький телевизор на кухне, пил чай и обдумывал план на день, куда, разумеется, входила и встреча праздника в кругу семьи. Диктор с экрана вещал о страшном землетрясении, произошедшем в Армянской ССР чуть более двадцати дней назад. Демонстрировалась работа спасателей, сообщалось о чудесном вызволении людей из-под обломков зданий спустя три с лишним недели после катастрофы. Жертвы стихийного бедствия исчислялись уже тысячами. Горе и траур окутали республику, совсем недавно цветущую. «Сколько жизней унесло это бедствие, какое горе причинило оно людям! – думал Живин, заканчивая завтрак. – Как там мой друг и однополчанин Ашот из Спитака? Жив ли? По сравнению с этой катастрофой наша работа представляется мышиной возней. Что ж, и ее кто-то должен делать. Нет, это неудачное сравнение. Все-таки работа наша не такая уж и мелочная. За каждым делом стоит судьба конкретного человека и его семьи. А таких судеб десятки и сотни». С такими мыслями он натянул на себя теплый мохеровый свитер и укутал шею длинным шарфом. На улице стоял мороз за сорок. На службе было спокойно, в коридорах – необычайно тихо. Часть сотрудников уголовного розыска уже отдыхала, встречала новый, 1989 год. Живин, в отличие от многих других оперов, любил дежурить под этот праздник, но на сей раз жребий выпал Кириллову. Тот уже принял дежурство и находился на инструктаже у начальника управления. Причина такой любви Григория к дежурству под Новый год была до банальности проста. В эту ночь в городе не совершалось ни одного преступления! Обычно оперативник, несущий службу, даже успевал съездить домой и встретить праздник с родными под бой курантов. Но горе тому, кто заступит на дежурство в дни, следующие за праздником. Народ постепенно начинает звереть от непомерного количества выпитого и съеденного. Убийства и телесные повреждения сыплются на милицию как из рога изобилия. Так продолжается дней десять, а потом все снова приходит в норму. Живин планировал поработать до шести вечера и спокойно уйти домой. Он знал, что там его будет ждать великолепный рыбный пирог, приготовлением которого жена как раз сейчас занималась. Поэтому Григорий решил проигнорировать обед, чтобы к вечеру проголодаться и от души насладиться любимым блюдом из свежей белорыбицы. Кириллов вернулся от начальника. Лапин появился, как и всегда, внезапно. Теперь все три танкиста были вместе, и каждый по-своему готовился встретить наступающий год. В половине шестого, когда в животе у него уже урчало от голода, Живину позвонил дежурный по городу и попросил зайти к нему. Седой подполковник встретил его нахмуренным взглядом и спросил: – Что, не отдыхается? – Я как раз собираюсь приступить к этому непростому делу. – Живин пошутил, но нехорошее предчувствие от этого не исчезло. – Что случилось? – Женщина пропала. Начальник УВД приказал заняться этим делом. – Когда пропала? – Живин досадовал, что ему придется немного задержаться на работе. – Сегодня после обеда. – Ну и что теперь? Где-то загуляла, а нам искать ее под Новый год? Вернется, никуда не денется. Прошло-то всего три-четыре часа. – Женщина вышла из машины без верхней одежды. Не может же она в такой мороз ходить по улице в одном платье. Короче, это не моя прихоть, а указание начальника, так что выполняй! – Дайте ее данные. Живин хотел побыстрее вникнуть в ситуацию и поручить поиск пропавшей женщины Кириллову. Тот все равно остается дежурить на сутки, вот пусть и работает. – Сейчас приедет друг или муж этой женщины. Не знаю, кем он ей приходится. Этот человек пока своими силами ее ищет, недавно звонил, я сказал, чтобы подъехал к нам. Ну а начальнику звонили из обкома. Кто-то из родственников пропавшей женщины вышел на руководство, так что все по-взрослому! – Дежурный щелкнул языком, выражая серьезность ситуации, и тут же отвлекся на телефонный вызов. Живин в душе ругал на чем свет стоит родственников, жалующихся по любому поводу в высокие инстанции. Он вернулся в кабинет и, с нетерпением поглядывая на часы, стал ждать появления мужа или друга пропавшей женщины. Лапин, засобиравшийся было домой, снял пальто, сел рядом с Живиным и спросил: – Алексеич, какие у нас планы? – Подождем этого мужика, поговорим с ним и пойдем по домам. Остальное доделает Самсон. Ему все равно дежурить. До Нового года осталось пять часов! – Да, конечно, – заявил Кириллов. – Никуда эта особа сейчас не могла деться. У кого-то уже отмечает, наверное, праздник и скоро объявится. Пусть ей будет потом стыдно, что не дает людям нормально встретить Новый год! Время шло, часы показывали уже половину восьмого. Живин не выдержал, заварил чай, достал из тумбочки зачерствелый хлеб, жадно откусил и хлебнул горячего напитка с сахаром. Немного утолив голод, он собрался выйти к дежурному, поинтересоваться насчет мужчины, который, скорее всего, уже нашел свою подругу и на радостях забыл сообщить об этом в милицию.