Амедей прищурил зеленые глаза и заурчал еще громче, чем прежде. – Да, я о вас рассказываю, хитрец вы эдакий, о вас… – О, коты – это отдельная история! – оживилась Фаина. – Они видят то, чего мы не видим, слышат то, чего не слышим мы, и знают то, чего мы не знаем! И спокойно гуляют по другим измерениям… …Пахло мандаринами. В камине жарко пылали дрова, и колеблющиеся тени плясали на каменных стенах, картинах и лицах игравших. Управляющий окинул взглядом гостей, пошевелил бровями и растроганно сказал: – Чудесный вечер! Как же все это напоминает мне старые добрые времена моего детства, когда в доме не было отбоя от гостей! Ни один день не проходил без бриджа, танцев или карт… – Он ласково погладил мягкую обивку старого кресла. – А вы ведь совсем недавно здесь, если я не ошибаюсь? – приподняла брови Мари. – Пару лет, вы говорили? – М-м, да-да, все верно… Я, знаете ли, просто хорошо чувствую этот дом… Anschauung36, интуитивное познание… Иначе – инсайт, непосредственное постижение… – Йозеф смутился и взъерошил волосы. – М-м, ну, Платон там, эпикурейцы37, может, читали, нет?.. Пойду-ка я пораньше спать, завтра нам предстоит долгий день! Он поспешно поднялся, взял на руки Амадея и удалился, тяжело ступая. Мари проводила его задумчивым взглядом. Остальные были единодушны в том, что идти спать еще рано, и продолжили игру. Феликс, в который раз воздав по справедливости отменному глинтвейну, повернулся к Алексею. – Ну, великий изобретатель дьявольской машины, а вы что же помалкиваете? Придумали уже, как заткнуть доктору рот и скрыть ваши просчеты? Алексей побледнел и сжал кулаки. – Да как вы смеете… – Ну-ну, полегче, – замахал на него руками Феликс. – Я лишь констатирую понятные для каждого здравомыслящего человека факты! Прекрасный глинтвейн, между прочим… – Он поднял стакан и осушил его до дна. – Ясное дело, вам нужно сейчас пораскинуть мозгами, как убрать этого параноика с дороги и расчистить путь для современной науки. А на очевидные вещи не обижаются, так ведь? – Не понимаю, что вы хотите этим сказать, – тихо сказал Алексей, медленно наливаясь краской. Жена погладила его по колену и прошептала: – Тиши, тише, дорогой… Молчи. Просто не обращай внимания. Она холодно взглянула на Феликса, зрачки ее сузились. «Как кошка, готовая бросится на обидчика, – подумала Мари. – Собранная, губы сжаты в тонкую решительную нить». Алексей сжал кулаки сильнее, и костяшки пальцев его побелели. Секунда – и он снова взял себя в руки, расслабил кисти, откинулся на спинку стула. – О, что вы, ну что вы! Дочка, Алексей, ну зачем же быть такими серьезными… – воскликнула мадам Бриль. – Серьезность за картами вообще редко когда приводит к чему-то хорошему. Да и вообще, в жизни так мало вещей, которые стоит принимать близко к сердцу! – Ну, не скажите, – вмешался Евгений. – Допустим, кусок хорошо прожаренной буженины… Феликс рассмеялся. – Мадам Бриль, а тут вы правы, черт возьми! Жизнь – это игра, а не воскресная проповедь, и играть в нее надо уметь красиво и легко! Он откинул голову назад и усмехнулся. В красном отсвете витражных стекол черты лица его резко выступали из полумрака. Часы пробили одиннадцать. Мелисса бросила карты на стол и сердито пнула острой шпилькой пуф. – Ерунда, а не карты. Она встала, потянулась, как дикая кошка, прошлась за спинками кресел, заглядывая в карты играющих, и прихватила плед, лежащий на кресле Мари. – Ничего интересного! – зевнула она. – Чао, скучные люди. Я иду спать. Мари посмотрела ей вслед. Она привычно потянулась к кулону на груди, но пальцы ее сжали пустоту. Сердце пропустило удар. Мари вновь провела ладонью по груди. Да, пусто. – Проклятье! – прошептала она. – Мой медальон исчез! Глава 13 Дракона часто изображают с висящей на шее жемчужиной, эмблемой солнца. В этой жемчужине – его сила. Если ее отнять, он – безвреден. Хорхе Луис Борхес …Древние греки пытаются запечатлеть ускользающую красоту в застывшем на века мраморе. Маленький Плутос держит в руках рог изобилия. Праматерь Ева покушается на яблоко из Эдемского сада. Богиня раздора подбрасывает на пиршественный стол золотое яблоко. Синдри выковывает золотое кольцо Драупнир, а мудрая змея Гарафена и птица Гагана охраняют Алатырь-камень. А простые смертные собирают милые сердцу безделушки – кулоны, фотографии, статуэтки – и берегут их, как зеницу ока. Испокон веков люди дорожат такими предметами-артефактами, придавая им особое, порой даже волшебное значение. Вещи эти – слепки, метафоры. Слепки остановившегося мгновения, метафоры силы, сосуды чуда. Функция у них не всегда созидательная, а скорее охранительная, оберегающая. Они – связь прошлого с настоящим, связь настоящего с будущим. И дорожим мы, собственно, не предметами, а тем, с чем они нас связывают. Нет, медальон, конечно, не бог весть какой важный артефакт. Это вовсе не меч короля Артура или, скажем, волшебная чаша царя Джамшида. Так, безделушка, работающая на самовнушении. И все же – это ее безделушка. И таинственный некто только что вновь подобрался чуть ближе лично к ней, Мари. Ну что же, дорогое привидение, вызов брошен! Сегодня кулон найти не удалось, хоть они и заглянули в каждый угол дома. Завтра она будет начеку. А сейчас – время раздать социальные долги. Мари переоделась в плюшевую пижаму, проверила, что дверь надежно заперта на ключ, села к столу и открыла крышку серебристого ноутбука. Полоска интернета мерцала где-то на грани возможного между быть или не быть. Связь с цивилизацией здесь, на высоте пары тысяч метров, была слабой: горы и снежная буря надежно охраняли дом от копошащегося внизу муравейника современности. Мари развернула страницу своего блога, мысленно макнула перо в чернила и напечатала: «Дорогие друзья, пишу я вам из поднебесного царства снегов и морозов: с вершин величественных гор Монтафона. Сегодня мой рассказ короче обыкновенного, ибо у меня весьма напряженный график: я порядком умаялась после охоты за привидениями, затем меня попытались убить, и ныне я, как раненый пират, могу гордиться своим пострадавшим в бою коленом. Напоследок мне бросили в лицо перчатку, лишив дорогого сердцу предмета. Знаю, звучит неправдоподобно. Тем не менее ни слова лжи! Как видите, у меня все хорошо, и скучать не приходится, клянусь бородой Мерлина! Пишу вам, глядя через окно на теряющиеся за пеленой метели горные вершины. За стеклом почти нет света: сплошная кромешная мгла, за которой прячутся крупные, как новогодние шары, звезды, морозные черные чащи, сосны, по пояс укутанные в снега, и бескрайние ледяные пространства. Нас заметает. Похоже, наступает Великанская зима, Фимбулвинтер, и близится Рагнарек. А может, Белая Колдунья вновь захватила власть в Нарнии, и к нам из здешних платяных шкафов пробирается вечная зима. Впрочем, Нарнии в шкафах все же нет: мы проверяли. Если погода не одумается, совсем скоро я окажусь замурована в одном доме с компанией весьма эксцентричных личностей, людей оригинальных и не лишенных некоторой доли сумасшествия (зачеркнуто) своеобразия. Очаровательные чудаки!.. Впрочем, мне ли рассуждать о чудаковатости. Сама грешна. Между прочим, у меня есть все основания предполагать, что на меня объявлена охота: меня осторожно, но настойчиво пытаются вернуть домой… Кому-то очень не нравится мое присутствие здесь! Если меня не похоронят в снегах, не утопят в проруби и не сожгут на костре здешнего даровитого повара, то в ближайшее время ждите свежих новостей. А как проходит ваше предпраздничное время? Как развлекаетесь вы? Лили, уже прочитала все мои книги? Ловите напоследок открытку: на ней наше веселое общество за непозволительно роскошным обедом. Ваша Мари». Она прикрепила к тексту фотографию, которую сделал Евгений днем, опубликовала пост и захлопнула крышку ноутбука. Потом легла в постель на благоухающие свежестью простыни, улыбнулась, плотнее укуталась в теплое пуховое одеяло и закрыла глаза.