Фима, которая за вчерашний день успела вдоволь надышаться свежим воздухом, хотела ответить категоричным отказом. Но что-то во взгляде подруги заставило ее кивнуть. – Поехали. – Только мы на такси поедем. На электричке я не смогу. – Согласна. – А заплатить за такси у тебя денег хватит? А то я совсем поиздержалась. Сегодня Фима предусмотрительно захватила с собой кошелек, в котором, помимо наличных, лежали еще и карточки, на которые ее родители регулярно переводили сумму содержания для своей великовозрастной дочурки-студентки. – За такси я заплачу! – Тогда поехали! Дача находилась совсем неподалеку от города. Фима много раз бывала в этом пригородном поселке, где было и озеро, и небольшой лесок, и много-много новых домов, которые отгрохали более удачливые и успешные по жизни соседи. Домик подруги совсем затерялся среди высоких стен и заборов, которые росли, словно грибы после дождя. Одна Фима тут бы дорогу и не нашла, даром, что была тут не далее как прошлым летом. Но подруга уверенно лавировала между зданиями, и вскоре они оказались на дачном участке, на котором стоял один-единственный домик. Не было ни бани, ни туалета, ни сараев или каких-то других построек. И Фима внезапно поняла, если Константин еще жив, то он находится в этом домике. – Тут живет твоя… мама? – Тетя. – А мама? – Мама давно умерла. Меня вырастила тетя. Разве ты этого не знала? – Нет. – Странно. Мне казалось, что ты-то должна была об этом знать. Твоя мама и моя – они ведь дружили. Тетя не возражала, чтобы мы с тобой продолжили дружить и в моей новой жизни. Она только просила, чтобы мне никто не рассказывал, что случилось с моей настоящей мамой. И, издав странный смешок, добавила: – Никто мне и не рассказывал. – Откуда же ты узнала? Ты же узнала? – Узнала. Они зашли на участок, прошли по узенькой дорожке, протоптанной в снегу к самому дому, поднялись на крылечко по рассохшимся от времени ступеням и вошли в холодную прихожую. Тут на Фиму навалились непрошеные воспоминания о счастливо проведенных летних деньках на этой даче. Тут лежал огромный надувной дракон, который они таскали на озеро и катались на нем, вызывая восхищенные вопли окрестной ребятни, которые дорого бы дали за то, чтобы прокатиться на таком чуде. От холода и мороза сейчас у дракона немного обвисли крылья, и гребень вдоль спины стоял не так круто, но все равно он был хорош. Тут же лежали другие дачные принадлежности. Сплетенный из соломки пляжный лежачок, который так удобно было положить в привезенную с Кипра и тоже сплетенную из голубой соломки сумку. Стояли разноразмерные резиновые сапожки в цветочек, в которых можно было прогуляться в дождь вдоль грядок и собрать свежий лучок и морковочку. Стояли корзинки – большие для грибов и маленькие для ягод, с которыми можно было и в сад, и в лес, и в огород. – Сколько же замечательных дней мы провели тут с тобой! – вырвалось у Фимы. Подруга вздрогнула и кинула на нее странный взгляд. И было в нем и сочувствие, и сожаление, и раскаяние. Много чего было, не было одного. Тепла и любви в нем только не было. – Пойдем. Они зашли в дом, в котором оказалось довольно тепло. Нет, не так, чтобы совсем тепло, но все-таки температура в отличие от уличной была плюсовой. Печь была натоплена с утра и сейчас уже успела почти совсем остыть. Возле нее была аккуратно сложена кучка дров, которую подруги шустро закидали в топку. Потом сходили на кухню, где обнаружились запасы домашнего яблочного сидра, который успел хорошенько перебродить и стать почти совсем вином. – Это из той яблочной бражки, что мы осенью с тобой готовили. И новая волна воспоминаний нахлынула на Фиму. Как они собирали яблоки с четырех старых деревьев, которые росли на участке. Были тут и молодые яблоньки, легко поддающиеся обработке, вот их плоды отличались и вкусом, и размером, и здоровьем в лучшую сторону, эти яблочки можно было схрумкать и в первозданном виде. А плоды старых яблонь были кривенькие да меленькие, с пятнышками и червоточинками. Кушать их было затруднительно, а вот покрошить на сок легко! Но сок никто не хотел пить в тех количествах, которое получилось из яблок. И подруги яблоки покрошили в огромный чан, мелко порубили, добавили воды и сахара и оставили стоять, благо сентябрь стоял очень теплый, и процесс брожения прошел удачно. Потом, в октябре, получившаяся мутная субстанция была первый раз перелита в емкость поменьше, осадок выкинут на компостную кучу. И уже в бутылках молодое вино было оставлено до лучших времен. – А хорошо получилось, – одобрила Фима. – Ароматно! – Мы с тетей потом еще два раза переливали. Вся былая муть в яблочной бражке осела, а небольшое количество пузырьков, которые появились на стенках стаканов, были только для веселья. Подруги выпили по стакану, потом еще и еще. И почувствовали, что легкость увеличивается и перерастает в некоторую расхлябанность. Время было самое то, чтобы приступить к задушевному разговору. Глава 14 Фима взглянула на подругу. Глаза у той были какими-то сумасшедшими. А стоящая перед ней кружка оказалась пуста. Верный признак, что скажет все и даже больше. – Как он? – спросила Фима. – Еще жив? Подруга вздрогнула. И глаза стали совсем странными. Фима даже поежилась под их взглядом, хотя привыкла считать именно эту свою подругу существом милым, добрым и полностью безобидным. Ее могли обижать, но она… нет. Кто угодно, но только не Вероничка. Не их толстая, славная и безответная Вероничка, которая всегда терялась, когда ей хамили в транспорте и лишь плакала, когда ее бросал очередной кавалер в погоне за более ушлой и расторопной девицей. – Про кого ты спрашиваешь? – с трудом произнесла Вероника. – Про Константина, конечно. Это же ты его увезла? – Так ты все знаешь? – Знаю! – И давно? – Сегодня перед моим приездом к тебе тетушка Римма припомнила фамилию и имя твоей мамы. Варвара Глушакова, с которой дружила моя мама и в гости к которой мы с ней часто ездили. И все встало на место. А я-то еще думала, почему тот переулок с «Квестляндией» кажется мне знакомым. И подъезд! И лестница! И даже расположение комнат в какой-то миг показалось мне узнаваемым. Я думала, что это нервишки шалят, а оказывается, я тоже бывала уже там раньше. Вероника кивнула. – Я этого боялась. Боялась, что ты вспомнишь. Вы с мамой часто бывали у нас в гостях, это мне тетя уже рассказала. Раньше-то она скрывала от меня правду о том, что случилось с моей мамой, не хотела, чтобы меня это травмировало. Но когда я сама с ней заговорила о той трагедии, отпираться не стала. Все мне рассказала. И про тебя с мамой тоже. Вы к нам приходили, и еще одна девочка, дочка соседки по нашей квартире. Хотя тетя думала, что уже не осталось тех, кто помнит маму и нашу с ней квартиру, но вот, поди же ты! Все-таки нашелся человек, который проговорился о моем прошлом! – Но как ты могла надеяться на то, что никто не вспомнит? Да хотя бы моя мама! Они же дружили с твоей. – Но она в свое время поклялась молчать обо всем, что случилось. – И ты не знала, что живешь с тетей? – Знала. Но кроме этого почти ничего больше. Какие-то обрывочные воспоминания, очень нечеткие и неоформленные. Когда моя тетя меня удочерила, то она очень не хотела, чтобы я узнала правду о том, как именно я осиротела. Не хотела, чтобы я знала, как погибла моя мама. Тетя всегда считала, что это может нанести мне непоправимую моральную травму. Всех вокруг заставила поклясться, что они будут молчать про убийство. Они и молчали. – Как же ты узнала? – Стечение обстоятельств. Ты даже не поверишь. – А ты расскажи! Какое-то время подруга молчала, но потом все же ответила: – Константин. Он сам мне проболтался. – А как?.. Как ты до Константина-то добралась? – Мы с ним встречались. – Но как ты про него узнала? – Я вначале ничего и не знала. Мы с Костей просто познакомились и какое-то время встречались. Да я вам про него рассказывала. Действительно, некоторое время назад Вероничка говорила, что ей удалось познакомиться с мужчиной, что он старше ее, но очень классный. Что у него собственный дом, денег целая куча, что он увлекается магией и даже ведет семинары. Вероника тогда порхала, словно на крыльях. И даже начала поговаривать, что смогла найти своего мужчину. – Так вот оно что! Это был Константин! Но тут же Фима вспомнила, что потом у Вероники с ее кавалером дело как-то затихло. Вероничка ничего толком не рассказывала, а они не расспрашивали, поглощенные своими делами и своими собственными кавалерами. Нет, если бы она им рассказала, то они бы ее, конечно, выслушали. Хотя бы просто из женской солидарности и любопытства. Но раз Вероничка с откровенностями не лезла, то и они не стали ее расспрашивать. Поняли, что дело у Вероники с ее кавалером идет к закату, только и всего. – У Константина и при мне было много других женщин, он любвеобилен и никогда не скрывал этого. Вот и я стала очередной его подружкой. Не знаю, что его во мне привлекло, но встречались мы довольно продолжительное время. Чуть ли не полгода. Сперва чаще, потом реже, все дела у него какие-то были, дела, но все равно он никуда из моей жизни не исчезал. – Да, я помню, ты хвалилась, что теперь у тебя есть постоянный мужчина. – И вот однажды, это уже под конец наших отношений было, он при мне изрядно напился, потом накурился, а может, еще чего-то такое с собой сделал, потому что я видела следы от инъекций и пустой шприц в ванной комнате. Я уж его не спрашивала, что он там себе вколол, но его буквально понесло. Говорил и говорил не затыкаясь. У меня даже голова разболелась, но он все не унимался. Ударился он в воспоминания знатно. Сначала я слушала из вежливости, все-таки мы были у него дома, и он мне даже нравился. Но когда он начал рассказывать мне историю, которая приключилась с ним в далекой молодости, о женщине, которая очень сильно им с другом в бизнесе мешала, я почему-то стала слушать уже более внимательно. Даже сама не могу тебе объяснить, почему стала прислушиваться к каждому его слову. А он все говорил и говорил, какая эта баба была упрямая и дерзкая, все мне жаловался, что никак им было эту ретивую бабу не угомонить. Что они ни делали с приятелем, ничего не помогало. И имя назвал… Варвара Глушакова. А Варвара Глушакова… – Это твоя мама. Теперь я это знаю. – Я тоже знала, как звали маму. Но в первый момент даже не поняла, что речь идет о ней. Стала расспрашивать и поняла, что да, все правильно, Костя мне рассказывал о ней. – Но ты ему правды не открыла?