Я стояла, ухватившись рукой за перила, как за спасательный круг, и пальцы стали белыми, как кость. Я хотела уйти. Попыталась повернуться, но не смогла. Что-то заставило меня спуститься по лестнице. Одна ступенька. Потом еще одна. Еще одна. Так вот каково это — потерять рассудок? — Это у тебя в голове, — прошептала я, отогнав панику, грозившую захватить меня. — Это всего лишь дверь. Дом добрался до меня. События последних нескольких дней давили на меня. — Уитни. Я спустилась на последнюю ступеньку. Толстый ковер заглушил мои шаги, когда я отпустила перила и повернула налево, к окнам и черному болоту за моей спиной. И тут появилась она. Старинная синяя краска, вертикальные ряды ветхих замков и засовов на дверной коробке — все это бросалось в глаза. Она была совсем не похожа на остальной дом. Этот маленький кусочек истории был намеренно оставлен в запустении. Я никогда не прикасалась к двери. Сет предостерегал меня от этого, как и Алистер, а однажды и мой отец. Это место, где я стояла сейчас, следовало обходить стороной, как устрицы на пляже или разбитый кусок тротуара. Место, куда нельзя ступать, иначе рискуешь пострадать. — Выпусти меня, Уитни. Я прижала кончики пальцев к прохладной поверхности. Это была дверь. Всего лишь дверь. Через мгновение я повернусь, поднимусь обратно по лестнице и найду маму. Мы заварим чашку чая или выпьем по рюмке водки с Фрэнсисом. — Просто дверь, — прошептала я. Я перевела дыхание и прижала к ней ладонь, растопырив пальцы, как звезду. Я изучала ряд латунных замков на дверной коробке. Всего их было одиннадцать, каждый с разными по форме замочными скважинами и механизмами их открывания. Неужели для того, чтобы их отпереть, потребуется одиннадцать разных ключей? Или кувалда. Так бы сказал Сет. Я слегка улыбнулась этой мысли и зажмурила глаза. БАНГ. Дверь содрогнулась под моей рукой от громкой, жгучей вибрации. Я вскрикнула, отшатнулась назад, как будто меня толкнули, и упала ничком на твердый пол. Кровь хлынула в уши, запульсировала в голове, призвав меня бежать. Но я не могла пошевелиться. Что-то ударило в дверь. Изнутри. Мой разум умолял меня бежать. Но я могла только смотреть на дверь в ожидании момента, когда она распахнется, и какой-то полусгнивший монстр рванет вперед и утащит меня в темноту. Я раздвинула пальцы и поджала под себя ноги, готовясь встать, но замерла. Тук. По двери. Тук. Тук. Тук. Боковым зрением я уловила белую юбку, затем послышался гортанный женский вопль. Я снова закричала, адреналин наконец-то привел мои ноги в движение, подтолкнув меня к лестнице. — Уитни! — голос Эфраима эхом разнесся по зимнему саду. Он побежал вниз по ступенькам навстречу мне, и я врезалась в него, упав обмякшей кучей у его ног. — Что случилось? — закричал он. Его глаза обшаривали комнату, пока он поднимал меня на ноги. Я вцепилась в его рубашку, устремив взгляд на синюю дверь, и ждала, что она вот-вот распахнется. Но прошло несколько мгновений. А дверь оставалась закрытой. Эфраим взял меня за подбородок и посмотрел в мое лицо. — Ты кого-то видела? Дрожа от страха, я сглотнула, все еще силясь подобрать слова. Легенда была правдой. О синей краске. Призраки не могли, не хотели проходить сквозь нее. Краска и, как мне казалось, замки тоже удерживали то, что было в ловушке за дверью. И так было изо дня в день, из года в год, сколько себя помнили живые люди. Так почему же оно ждало этого момента, чтобы проявить себя? — Уитни. — Голос Эфраима был мягче, чем я слышала уже очень, очень давно. — Я искал тебя. — Эддисон? Он покачал головой. — С ней все в порядке. — Он повел меня вверх по лестнице, его шаги были размеренными, а хватка нежной, как будто я могла распасться, если мы будем двигаться слишком быстро. — Фрэнсис думает, что ребенок наконец сдвинулся с места. Теперь это только вопрос времени. — А как же проклятие? — слова сорвались с моих губ нервным шепотом. И я поняла, что слишком боялась произнести их вслух. — Проклятие, — вздохнул Эфраим. Он вывел меня из оранжереи и повел по коридору в кабинет дедушки, где опустил в кожаное кресло и налил нам по стакану виски. Он прислонился к дедушкиному столу, устроившись между мной и бушующей за окном бурей. Он сузил глаза. — Что заставило тебя кричать в зимнем саду, жена? — Не называй меня так. — Почему нет? Ты и есть моя жена. — Эфраим, что-то было за запертой дверью внизу лестницы. Что-то необычное. Я слышала это. Он долго молчал, только сидел, изучая меня и потирая затылок. Эфраим сказал бы, что не верит в призраков, но он хорошо знал, что в стенах Дарлинг-Хауса нельзя говорить такие глупости. И все же мне хотелось, чтобы он отреагировал, проявил хоть какие-то эмоции на новость о том, что за дверью в зимнем саду скрывается нечто… уродливое… смею сказать, злое. — Ты видишь эту картину? — спросил он наконец. И указал на картину в рамке, стоявшую в другом конце комнаты. — Та, где Уильям Дарлинг смотрит на себя в зеркало? Я кивнула, вспомнив, как маленькой девочкой бесчисленное количество раз бродила по этому большому уютному кабинету, рассматривая предметы искусства и диковинки, собранные Алистером за долгие годы. — Однажды утром после смерти родителей я оказался здесь, — продолжал Эфраим. — В какой-то момент я забрел сюда один. В камине потрескивал огонь, в комнате пахло трубочным табаком и бурбоном. Мне отчаянно хотелось отвлечься. Но в то же время я нуждался в одиночестве. Чтобы подумать. Попытаться почувствовать что-то, кроме потери и гнева. Еще один раскат грома. Окна сильно завибрировали. Эфраим постучал пальцем по столу. — Я бродил по комнате, рассматривал стекло и картины, открывал книги, сидел в кожаных креслах и представлял, что уже вырос, и мне не грозит все то плохое, что случилось. Алистер вошел в тот момент, когда я рассматривал картину с изображением Уильяма. Он не стал ругать меня за то, что я нахожусь в его кабинете. Он налил себе выпить и спросил, что, по моему мнению, означает эта картина. Я ответил, что не имею ни малейшего представления, и никогда не забуду того, что он сказал.