В комнате ожидания было стерильно и холодно. Нога ритмично подпрыгивала, когда я сидела в коричневом виниловом кресле и смотрела на часы, висевшие на стене. Секундная стрелка тик-тик-тик отбивала свой путь по строгому кругу цифр, по одной черточке за раз. Снова и снова. Прошло уже два часа, и, хотя Адель охотно согласилась ехать сюда и старалась болтать в машине, я понимала, что она нервничала. Моя двоюродная бабушка не любила больниц. И я не могла ее винить. Мне они тоже не нравились, с их резким флуоресцентным освещением, длинными белыми коридорами и едким запахом дезинфицирующих средств. — Ты сделаешь дырку в кафеле, если будешь так стучать ногой. — Поддразнил Эфраим, листая хэллоуинский выпуск журнала Southern Living. — Ненавижу это. — Было бы странно, если бы было иначе. — Я не знаю, как ты сохраняешь спокойствие. — Есть разница между спокойствием и выдержкой. — Он положил журнал на стул рядом с собой. — Адель была в сознании всю дорогу сюда. Если бы были серьезные травмы, я думаю, мы бы увидели признаки. — Хорошо, доктор. — Я скрестила руки. — Как ты думаешь, что произошло в зимнем саду? Эфраим покачал головой. — Адель стареет. Она не рассчитала шаг и упала. Такое случается постоянно. — Как с Алистером? — я подняла бровь. — Какое совпадение. Губы Эфраима сжались. — Вдруг что-то заставило их упасть? — прошептала я. — Ты имеешь в виду проклятие? Призрака? Горация Леру? Уитни, не делай этого с собой. — Он вздохнул. — Это естественно, что ты чувствуешь себя расстроенной, особенно после того, что случилось с Алистером. Трудно смириться с тем, что один неверный шаг может унести жизнь. Неисправный трубопровод. Сильное течение. Это ужасно, когда такое случается. Но ты не можешь позволить этому взять верх над тобой или твоим воображением. Дверь в приемную распахнулась, и в комнату вошел симпатичный мужчина в светло-голубой униформе. — Миссис Дарлинг? — Да. — Я встала. — С моей тетей все в порядке? — У нее трещина в кости левой голени, множество шишек и синяков, но, похоже, никаких серьезных внутренних повреждений нет. Мы оставим ее на ночь для наблюдения, чтобы убедиться, что ничего не обнаружится. Волна облегчения нахлынула на меня, вызвав головокружение. — Спасибо, — прошептала я. — У меня к вам есть несколько вопросов, — сказал доктор. — Конечно. — Я присела рядом с Эфраимом. Доктор выглядел так, словно ему было неудобно. — Некоторые из повреждений вашей тети не соответствуют тому, что мы обычно видим при падении. — Но ее нашли внизу лестницы. — Да, но у нее довольно сильный удар по затылку, что не соответствует тупой травме, которая обязательно должна быть при спотыкании. — Он заколебался. — Были ли в доме гости? Могла ли возникнуть ссора между вашей тетей и кем-либо еще? — Ни в коем случае, — сказала я. — Это еще не все, — сказал доктор. — После сканирования она стала беспокойной. Аппарат может так действовать на некоторых людей, поэтому мы дали ей успокоительные препараты, чтобы она уснула. Но, прежде чем задремать, она сказала, что кое-что вспомнила. — Это замечательно. — В моей груди расцвела надежда. — Она сказала, что запертая дверь была открыта. — Дверь? — надежда угасла. Я знала. В одно мгновение я поняла, какую дверь она имела в виду. Доктор кивнул. — Это что-нибудь значит для кого-нибудь из вас? У меня по спине пробежал холодок, и я посмотрела на Эфраима. — В Дарлинг-Хаусе происходят какие-то странные события, — сказал Эфраим. — Преступник пока не найден. Доктор выпрямился в своем кресле. — Позвольте мне внести ясность. Я не верю, что ваша тетя упала с лестницы. По всем признакам, ее толкнули. Глава 23 Уильям Дарлинг | 1929 | Черный вторник Я стоял на крыше высотного здания Manger Building в Саванне и смотрел на площадь Джонсона. По Аберкорн-стрит в хаотичном ритме двигались люди. По реке Саванна шел высокий корабль, паруса которого выглядывали из-за верхушек вечнозеленых дубов, выстроившихся на площади подо мной. Я занес носок над краем крыши. Порыв ветра толкнул меня обратно, как будто само небо пыталось направить меня в другую сторону. В безопасное место. Каково это? Прыгнуть. Я почувствую невесомость? Как во сне? Узнает ли стекло, что меня нет? Я посмотрел на мужчину, стоявшего рядом со мной. — Отойди, Гораций, — сказал я, — ты этого не хочешь. Я уверен. Что Лейла будет делать без тебя? Этот вопрос заставил меня вспомнить о моей Джулии. — Это всего лишь деньги, мой друг. Мы вместе найдем способ преодолеть это. — Тебе легко говорить. — Гораций поморщился. — Ты не потерял двести лет семейного наследия за одно утро. — Рынок восстановится. Так уж он устроен. А вот воскресить тебя будет не так-то просто. Гораций опустил подбородок, казалось, изучая землю на несколько этажей ниже нас. — Может и не стоит. Это к лучшему. — Прекрати это. Тебе не кажется, что я тоже что-то потерял? Тысячи потеряли. Миллионы. Они называют это крахом века. — Я повернулся и шагнул с карниза. — Это несправедливо, — огрызнулся Гораций. Он достал из куртки свой бриллиант и сжал его в руке. — Ты не потерял и сотой доли того, что потерял я. — Я потерял вдвое больше. Потому что у меня нет утешения, что это богатство было моим долго. Но, конечно, дуйся. Спрыгивай со здания и разбивайся внизу в кровавую кучу. Завтра ты попадешь на первую полосу. Гораций покачал головой, его густые золотистые кудри развевались на ветру, как львиная грива. Он отступил от карниза, окинув меня кислым взглядом. — Ты настоящая задница, знаешь об этом? — Я учился у лучших. Он зашагал рядом со мной, пока мы шли к двери, ведущей вниз. — Что мы будем делать? — Я забираю Джулию и уезжаю в Дарлинг-Хаус. Если на время все упростить, то все это станет более управляемым. — Ты говоришь уверенно. — Да. — К завтрашнему дню у меня не будет дома, где я мог бы переждать бурю. Кроме ветхого домика, который отец оставил мне на побережье Луизианы. — Не покидай Саванну. Лейла плохо воспримет перемены, а Джулия будет слишком сильно по ней скучать. — Я положил руку ему на плечо. — Тебе будут рады в Дарлинг-Хаусе, пока ты не найдешь свое место. Видит Бог, у нас его много. А после окончания строительства будет еще больше.