Рассказывая все это мне, он был уверен, что я не проговорюсь. Ведь сколько раз слышала от него: „Смотри, только пикни — задавлю и тебя, и твоих щенят!“. Я уверена, что ему ничего не стоило исполнить свою угрозу, он ни перед чем бы не остановился. Так и жила в страхе…». — Как понимаю, остались последние штрихи, — сказал Горелов. — с Германом Щегловым всем все ясно. — Ну, хоть не все, а почти все, — уточнил Брянцев. — И не всем, а только нам с вами. Пока только нам одним, не считая Щеглова. А суд потребует от нас, кроме нашей веры в его виновность, еще и веских доказательств. Для полной ясности. А какими доказательствами мы на сей момент располагаем? Лишь несколькими косвенными уликами и признательными показаниями Полуниной… А если Полунина вдруг почему-либо решит отказаться от своих признательных показаний? Например, заявит, что ты их у нее вытянул недозволенными методами, угрожал отправить ее в тюрьму, если не покажет против Щеглова. — Ну уж! — вскинулся Горелов. — А что? Свидетелей не было, адвоката она выпроводила из кабинета, и поди докажи, что ты не верблюд. — А по ее голосу на пленке разве трудно понять, что никто не вытягивал из нее признаний клещами? — А ты предупредил ее, что ее признания будут записаны на диктофон? — Нет… Брянцев грустно покачал головой. — М-да… А еще у нас есть веревка, которую ты, Володя, привез из колонии. Жаль только, что это не та веревка, которой был удавлен Полунин. — Зато у нас есть показания свидетелей, которые видели Щеглова на месте происшествия возле трупа Полунина, — напомнил Горелов. — Серьезная улика, — согласился Брянцев и тут же оговорился: — В ряду других серьезных улик, которых у нас пока что с гулькин нос… — Ну, и что вы предлагаете? — Горелов сорвал трубку с зазвонившего телефона. — Да, Паша, слушаю!.. Да… Так!.. Повтори, Паша!.. — бросив на Брянцева многоговорящий взгляд и показав ему большой палец, схватил со стола авторучку и стал что-то быстро писать на первом попавшем под руку клочке бумаги. При этом через определенные промежутки времени ронял в трубку: — Так… Повтори!.. Так… Повтори!.. — и, наконец, бросив трубку, с торжеством поглядел на старшего следователя и Первушина. Уже не сдерживаясь, растянул губы в широкой улыбке. — Ну, не тяни кота за хвост, не рви нам сердца! — шутливо сердясь, заторопил его Брянцев. Горелов полюбовался на свои записи. — Вникайте: девятое октября. Время, приблизительно, от ноля двадцати до ноля тридцати. Интересующий нас объект входит в подъезд родительского дома… Устраивает? — Кто свидетели? — быстро спросил Брянцев. — Трое парней и девица, все фамилии у меня тут, — Горелов потряс шпаргалкой. — Сидели на ступеньках лестницы между вторым и третьим этажами. Травили анекдоты и, по всему видать, курили травку. Один из парней живет в этом же подъезде и знает Щеглова в лицо. Другой — наш старый приятель Северцев… — Вот как! — не удержался от удивленного восклицания Брянцев. — При случае передай ему от меня привет, — проговорил с усмешкой и спросил: — Число точно девятое, не путают? — Железно, — заверил его Горелов. — Девица показывала парням свои новые фотографии и на обороте одной парни оставили ей на память свою кровь: протыкали палец булавкой и прикладывали к фотографии. — Дурачье! — засмеялся Брянцев и выжидательно посмотрел на Горелова: — Ну, и что? Отпечатки пальцев есть, а число? — Его как будто по нашему заказу нацарапал дружок наш Северцев. Тоже кровью. Девятое октября! — Ты смотри! — восхитился Брянцев. — Молодец Никола! — и вернулся к прерванному разговору: — Денежка к денежке, а улика к улике, — с этими словами он неторопливо достал из кейса документ и протянул Горелову: — Ну-ка, Володя, прочти с чувством! Из заключения криминалистической экспертизы: «…Среди микрочастиц, взятых с рук Митрофанова А.Т., волокон общей родовой принадлежности с волокнами веревки, которой Митрофанов А.Т. был удавлен, не имеется…» Это означало, что Алик Митрофанов своими руками не касался веревки с петлей, а, следовательно, не мог сам набросить ее на себя. Вопрос о самоубийстве Митрофанова отпадал сам собой. — Однако прошу не расхолаживаться, — предостерег Брянцев своих помощников. — У нас с вами сегодня много работы. Всю вторую половину дня и до позднего вечера Игорь Усков с Первушиным и прикомандированным к ним в помощь слесарем-сантехником из домоуправления обследовали смотровые колодцы в прилежащих к школе кварталах. Искали бутылку из-под «Империала», а также стакан, из которого пили в ту роковую ночь во дворе школы Щеглов с Полуниным. Никак не думал Игорь, что этих колодцев такая пропасть. А в это же время Брянцев с Гореловым знакомились с «хозяевами» мусопроводов в домах по улице Ильича. Часам к восьми вечера вышли, наконец, на водителя машины-мусоровозки, который вспомнил, что приблизительно в середине августа, но, возможно, и чуть раньше он выловил из контейнера полиэтиленовый мешок с почти новыми кроссовками именно тех расцветок, которые интересуют следователя. И подарил их племяннику, но тот их ни разу не надевал — не подошли по размеру. Племянник его проживал в Юго-Западном районе. Наши сыщики сели в троллейбус, затем пересели в автобус 21-го маршрута и уже вскоре, через час с небольшим, пригласив понятых, изъяли у племянника кроссовки искомых расцветок и именно того размера, который носил Щеглов. Часов в девять вечера Игорь Усков, не столько уставший, сколько раздосадованный неудачей — ни бутылки, ни стакана они с Первушиным так и не нашли, — заявился к себе домой. Помимо чувства досады, его глодала еще и ревность. К Володе Горелову, которого, а не его, Игоря, Сергей Алексеевич предпочел взять к себе в напарники. С того вечера, когда Игорь признался Брянцеву в том, как спровоцировал явку «ковбоев» с повинной, он неожиданно для себя самого стал испытывать все возрастающее чувство симпатии к этому человеку. А последние дни с грустью думал о том, что в скором времени, еще до завершения расследования преступлений Щеглова, им предстоит расстаться. Возможно, навсегда. Дело в том, что через пару недель, после аттестации, ему, Игорю Ускову, предстояло назначение на постоянную работу в качестве младшего инспектора уголовного розыска. То ли здесь, то ли в другом месте. Куда пошлют. …Дома еды — шаром покати. Кроме куска позавчерашнего хлеба и сахарного песку. Но с голодухи и это пошло за милую душу. С крепким чаем. Поев, он улегся на диван-кровать, заложил руки за голову и стал бездумно глядеть в потолок. Однако это занятие скоро ему надоело, а спать было рано, и он решил немного почитать. Дотянувшись рукой до лежавшей на столе книги, он отыскал страницу, на которой остановился в прошлый раз. …Лейтенант Уиллер убеждает строптивую секретаршу своего шерифа затесаться инкогнито в клиентуру Клуба одиноких сердец, в котором свили гнездо торговцы живым товаром. А сам отправляется на свидание с Шерри, обольстительной секретаршей этого клуба. Сперва они смотрят бурлеск-шоу со стриптизом, а затем Уиллер приводит ее к себе домой, где допрашивает Шерри в качестве свидетельницы, сидя рядом с ней на кушетке, а вся одежда Шерри состоит из маленьких трусиков, которые… «…Я поставил пластинку, затем приготовил бокалы. Закончив, я обернулся и увидел, что трусики Шерри присоединились к остальной ее одежде на кушетке…». Вот работенка! Это не по вонючим колодцам лазить… Ну, а затем отважный лейтенант выслеживает убийц. Разумеется, на своем скоростном «Остине». По пути он, само собой, успел переспать с очередной красоткой, которая, будучи в сговоре с главарями шайки, пытается заманить его в ловушку. Однако проницательный Уиллер вовремя разгадывает ее коварный замысел и, конечно, застает главарей шайки врасплох. В итоге жестокой перестрелки — два трупа и четверо арестованных бандитов, в том числе коварная красотка и спасенная от неминуемой смерти секретарша шерифа. Последние страницы Игорь дочитал с изрядной долей сарказма и глухим раздражением, зная наперед, чем все кончится: «…Около десяти вечера я одиноко сидел у себя на кушетке. Мир стал мрачным и сжался до четырех одиноких стен моей гостиной… А тут раздался звонок. Я с большими предосторожностями открыл дверь, потому что откуда мне было знать, не затаил ли чей-нибудь муж на меня обиду, и нет ли у него обреза под мышкой. Миниатюрная Венера с мягкими, достигающими плеч кудрями подняла на меня глаза и улыбнулась…». И тут на Игоря накатила слепая ярость. Перед глазами мелькнули мягкие, до плеч, белокурые локоны Танюшки. Исторгнув боевой клич каратиста, он изо всех сил запустил увесистой книгой в противоположную стену. Затем, рыча и изрыгая проклятия, принялся волтузить кулаками подушку. От этого занятия его оторвал громкий стук в дверь комнаты. Игорь притих, решив, что это соседи по квартире выражают недовольство произведенным шумом. Стук повторился. — Минуту! — Игорь вскочил на ноги, поправил подушку, из которой по всей комнате разлетелись перья, причесался и отворил дверь. В прихожей у его порога действительно топтался сосед. Он смущенно и многозначительно улыбался. — Вас к телефону, Игорь Федорович… Игорь еще раз пригладил волосы, подтянул брюки и последовал за соседом в комнату, где находился телефон. Вежливо поздоровавшись с соседкой, что-то писавшей при свете настольной лампы и не посчитавшей нужным повернуть в его сторону голову, он приложил трубку к уху и хрипло обронил: — Да, слушаю!.. И услышал в ответ далекий, словно бы из другой вселенной, Танюшкин голосок: — Это я… Игорь поискал глазами, куда бы сесть, потому что ноги неожиданно стали слабеть. — Здравствуй… — это все, что он нашелся сказать. — Здравствуй… — отдалось издалека эхом. — Я подумала… Может, нам стоит встретиться… И поговорить, — продолжала Танюшка своим детским голосом. — Склеить вазу… Если, конечно, у тебя нет… — Никого у меня нет! — крикнул Игорь в трубку и спросил: — Ты где? — Пока еще дома, — ответила Танюшка. — Но я могла бы… Если ты встретишь… — Естественно! Как сказал одной из своих блондинок никогда не унывающий лейтенант Уиллер: «На кой черт мы теряем столько времени на болтовню!».