Рева пришла во двор после чистки полов в башне стражей и обнаружила девочку, пристегнутую к столбику в центре. Ее туника была истерзана и в крови, что текла из ран на спине. Рева бросила ведро и тряпку и побежала к девочке, но раздался треск, и ее спину обожгло. — Куда собралась? — рявкнула Валерия. Рева повернулась к женщине. — Что вы с ней сделали? — Наказала воришку, — улыбнулась Валерия. — Всего один помидор, — прохрипела девочка. — Это из-за одного помидора? — Реве было плохо. Еще треск. Рева скривилась, но звук был издалека. И все же это точно хлыст бил по плоти. — За работу! — закричала другая сестра, возвышаясь над сжавшейся в центре двора женщиной. Рева хотела шагнуть вперед, но Валерия опустила костлявую ладонь на ее плечо и впилась ногтями в ее плоть. Рева попыталась стряхнуть руку, и хватка стала сильнее. — Мы даже перевести дыхание не можем? — спросила Рева. — Нужно, чтобы мы работали до смерти? Мертвыми от нас нет прока. Валерия развернула Реву к себе лицом. — Вас много. И всегда будет больше, и мы можем гонять вас, как собак. Возомнила себя особенной, торговка, но это не так. Девчонок менти еще десятки, и они ждут, пока их закуют в цепи. Я могу заменить тебя, когда захочу. Осознание сбило ее, как бегущая лошадь. Все внутри трепетало от страха. Она смотрела на цепи на ее ногах. — Верно, — продолжила Валерия. — Ты никогда не выберешься. Ты умрешь здесь. Идем. — Что? Валерия толкнула ладонью ее плечо. — Иди. — Куда я иду? — грудь сдавило, Рева не могла дышать. Что-то не так. Она оглядела лица пленниц во дворе. Холодные глаза и ухмылка Розы. Нет. — Ты идешь со мной, — Валерия толкнула ее вперед, заставляя ноги Ревы двигаться. Она шла рядом с Валерией под весом взглядов пленниц, следящих за ее шагами. Она могла лишь позволить гадкой женщине вести ее к западной башне стражи. Она увидела впереди здание, горечь поднялась в горле. Это было обычным делом, но Рева не слышала, чтобы так делали. Сестры говорили все время, что отдадут их стражам. Мужчины жили вдали от домов, круженные женщинами и девушками. У мужчин были свои нужды, сильнее, чем у женщин. Ее ноги не хотели двигаться. Она хотела убежать, но не могла. — Не туда, — молила она. — Не в башню. Но Валерия толкала ее, впиваясь костяшками в поясницу Ревы. Они были все ближе к башне. Валерия ударила хлыстом, Рева упала на колени. Сестра схватила ее за волосы и подняла на ноги. Она споткнулась, всхлипывая, Валерия втащила ее в башню. Рева прикусила губу и пыталась успокоить колотящееся сердце во мгле башни. Она обвила тело руками и дрожала под пронзающими взглядами стражи. Один оторвал взгляд от тарелки с персиком и инжиром и подмигнул ей. Другой перестал точить нож и голодно посмотрел на нее. Откуда они? Это воры… или хуже? Но Валерия толкала ее дальше в узкий коридор с низким потолком, которого Рева легко смогла бы коснуться, подняв руки над головой. Воздух был спертым и жарким, она едва дышала. Коридор спускался, факелы горели по бокам, огонь почти касался плеч Ревы, пока они шли все глубже в башню. «Что это за место?» — думала она. Коридор привел к длинной комнате с камерами на одной стороне и стеной во влаге на другой. От запаха плесени, гнили и помоев тошнило. Валерия толкнула ее мимо камер, кивнула стражу за кривым деревянным столом у стены в каплях влаги. Он оторвал взгляд от ногтей, которые точил ножом. — В камеру ее, — приказала Валерия. — В ту, что в конце. Рева проследила за взглядом Валерии на деревянную дверь в каменной стене башни. Там было окно не больше буханки хлеба с решеткой и над дверью. Она поежилась. — Хорошо, сестра, — сказал страж. Рева посмотрела на него. Ему было около пятидесяти, седина в бороде, морщины на лице. Но двигался он легко, держал нож, явно умея им пользоваться. — Идем, девчушка. Он сжал ее руку, и Рева поежилась. Она старалась не смотреть на грязные пальцы. Она решила слушаться и идти со стражем к темной тяжелой двери в конце комнаты. Она обернулась и увидела улыбку сестры Валерии, скользившей пальцами по хлысту. Рева еще никого так сильно не ненавидела. Это ее даже пугало. Страж отпер дверь двумя ключами, убрал тяжелый засов. Камера напоминала гроб, а не комнату, была не шире ее разведенных рук. Она не могла дышать, дверь захлопнулась за ней. Она говорила себе быть спокойной и смелой, но упала на колени и всхлипывала. — Я хотела что-то изменить, — сказала она холодному каменному полу. — Хотела им счастья, — но принесла боль себе. Она так и уснула, сжавшись и всхлипывая. Она не знала, сколько спала, но причиной была усталость. Все же она была лишь мешком костей после недель пути по Эстале в бегах от людей принца Стефана, а потом работы почти без еды и воды до боли в теле. Она была рада сну, рада тьме, что стерла воспоминания, хоть и на время. Только бы они стерлись навсегда, потому что боль от пробуждения была ужасной. Камера была маленькой, и Рева не могла вытянуть ноги, так что проснулась от того, что их свело. Колени болели. Она встала на ноги и ходила по комнатке. Пять шагов. Это она проходила, двигаясь вдоль стен. И ее покои, что душили ее когда-то, не могли сравниться с этим местом. Звон заставил Реву охнуть, она сразу подумала, что дверь открылась, но полоска света была маленькой. В щель упала чашка с водой, разливаясь на камни. Горло пересохло. Она поймала чашку в последний миг и быстро осушила остатки воды. А потом она схватила с пола плесневелый хлеб и проглотила с плесенью. Через час желудок заболел, ее чуть не стошнило, но Рева держалась, и позыв отступил. Она сидела так долго, думала и слушала. Порой она слышала голоса стражей. Ей казалось, что дверь откроется, и она обвивала руками ноги и прижималась к стене, но никто не приходил. Она услышала, как стражи говорят о другом страже и сестре. Разговор был жестоким, Рева не знала, так ли это, она не могла представить сестру, поступающую так, как они рассказывали, но она и не думала, что сестры могут убить ее служанку и побить хлыстом девочку до крови. Во тьме камеры Рева обрела ритм. Она сидела и слушала болтовню, в щель падали хлеб и вода, а потом она тревожно спала, и ей снились те, кого она знала: Эмми, Францис, Лука, родители и даже король. А потом она просыпалась с болью в мышцах и языком, прилипшим к нёбу, такому сухому, что она подумывала слизнуть влагу со стен. После сна она ходила по камере до головокружения. А потом сидела и засыпала, пока ее не будил голод, пока снова не давали хлеб. Порой было так жарко, и она потела, пока туника не застывала под руками, а порой было так холодно, что она сжималась в комок, обвивала себя руками, чтобы согреться. Когда пришла крыса, она накормила ее крошками от хлеба. Но когда она попыталась погладить крысу, та убежала в дыру, откуда пришла. Рева играла с лучиком света, что падал из окна с решеткой на двери. Она поднимала руки и двигала их, ловя свет кожей, разглядывая слои грязи на себе. Она не знала, сколько времени прошло. Свет не угасал. Она не знала, приносили ли ей еду в одно время, или как захочется стражу. Она пыталась считать хлеб и воду, но быстро сбилась. Ее мысли путались, она не могла сосредоточиться на чем-то надолго. Но ей повезло, что пришла Эмми. Она провела ладонью по груди Эмми, поражаясь тому, как ее хорошо подлатали. — Было больно? — О, нет. Может, лишь мгновение. — Ты увидела семью? — Конечно. Они обняли меня и сказали вернуться к тебе, ведь я нужна тебе. — Ты всегда нужна мне, Эмми. — Но так не должно быть, — Эмми опустила голову и пронзила Реву взглядом. — Тебе нужна ты и только ты. Кто тебе сейчас поможет? Кто спасет тебя? Кто поможет тебе? — Ты, Эмми. Разве так было не всегда? Эмми покачала головой. — Почему ты не борешься, Рева? Ты всегда была в этом хороша. — Я пыталась. Рассказала о себе. Мы… рассказали друг другу о себе, но вот, что вышло. Сестры запели меня тут. Я умираю. Я скоро стану костями на камнях. Я угасаю. — Нет. Это не так. Я-то знаю о костях, Рева. Ты еще не кости. Ты знаешь, что делать. — Да? — Да. Ты знаешь, как сражаться. И как быть умной. Эмми шепнула на ухо Реве. И она услышала, как скрипит засов, ключ поворачивается в замке. Большая дверь открылась, два лица появились из коридора. Рева заплакала, когда Эмми пропала, оставив ее с сестрой Валерией и старым стражем с седеющей бородой. — Она говорила с собой часами, — сказал страж. Валерия улыбнулась Реве. — Тебе пора уходить, торговка. Сильная рука схватила Реву под рукой. Она пыталась встать прямо, но ослабевшие ноги не держали, и Валерия принимала ее вес. Рева поняла, что плачет, слезы капали с ее подбородка. Она плакала, пока ее тащили до гостиной стражи, плакала, когда ее вытащили на солнц, и она зажмурилась от боли. Она плакала, пока ее тащили по двору, пока ее обливали холодной водой. Ей бросили чистую тунику. Она плакала, когда ее отвели в зал и бросили переодеваться. Но когда сестра Валерия ушла, Рева перестала плакать и знала, что делать. 22 Стефан Пот стекал по лбу, пропитал одежду. Солнце Зантоса все время поджаривало кожу Стефана, и он уже был похож по цвету на зелья брата Миккела. Он старался держаться тени, но так он был далеко от генералов, не слышал их. Впрочем, говорили они мало, ждали, пока скауты вернуться с миссии. Стефан с презрением смотрел на Долину теней. Она была слишком открытой и уязвимой. Они шли по ней днями, и он это ненавидел. После смерти торговца Стефан отправил скаутов искать лагерь мятежников. Они сообщили, что батальон видно с утесов Пепельных гор, и это опасно. Мятежники заберутся выше в горы, если увидят всадников, лучников и остальных. И тогда они не смогут напасть внезапно. С одобрения брата Миккела они продумали путь, что скроет их из виду. Они все еще были открыты, но их не должны были заметить мятежники. Зато путь стал на три дня длиннее. Его люди отдыхали меж двух холмов у Пепельных гор. Они обсуждали план атаки на лагерь. Они отправили скаутов во второй раз, чтобы узнать количество мятежников. Стефан боялся их слов, но был уверен, что мятежники будут плохо подготовлены. Он помнил, как его отец подавил мятеж, когда Стефан был ребенком. Мятежники не могли набрать силы, что одолеют его батальон. — Стоит пойти между холмов к вулкану, — сказал генерал Корен. — Половину людей на восток, половину на запад, зажмем их в клещи. — Нападем с двух сторон силой, — согласился Тика.