* * * Вконец измотанный, оглушенный таблетками, я сплю как младенец. Проснувшись, чувствую себя в миллион раз лучше. Но ожоги саднят в миллион раз сильнее. Я бросаю взгляд на бинты. Они новые. Рокки за своим верстаком, перебирает инструменты. Он прибрался на своей территории. Теперь там идеальный порядок. – Ты проснулся, вопрос? – Ага, – отвечаю я. – Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? Рокки неуверенно покачивает клешней. – Раны только начали заживать. Но кое-что уже восстановилось. Долго двигаться пока не могу. Моя голова обессиленно падает на подушку. – Я тоже. – Робот что-то делал с твоей рукой, пока ты спал. – Он поменял мне повязку. – Я показываю на бинты. – Когда лечишь у человека рану, очень важно менять повязки. Рокки колдует над своим новым изобретением, тычет в него разные инструменты. – Что это? – интересуюсь я. – Я ходил в лабораторию посмотреть на камеру, где организмы с Эдриана. Я сделал устройство, чтобы вытащить их оттуда, но не допустить твой воздух внутрь. – Он показывает большой контейнер. – Твою вакуумную камеру положим сюда. Закроем. Эта штука делает внутри воздух Эдриана. Он открывает крышку и указывает на захватный механизм. – Захват управляется дистанционно. Собираем образцы. Закрываем твою камеру. Открываем мое устройство. Кладем образцы. И ты проводишь свои опыты с образцами. – Умно, – хвалю я. – Спасибо. Рокки снова принимается работать. А я валяюсь на койке. Столько всего надо сделать, но перенапрягаться нельзя. Я не могу позволить себе еще один «день скудоумия», как вчера. Я чуть не потерял образцы и едва не убил Рокки. Да, я вел себя, как тупица – сегодня мне это ясно. Хоть какой-то прогресс! – Компьютер, кофе! Через минуту механические руки протягивают мне стаканчик дымящегося напитка. – А как получается, что мы с тобой слышим одни и те же звуки? – интересуюсь я, отпивая кофе. Рокки что-то налаживает внутри контейнера. – Полезный навык. Мы оба эволюционировали. Ничего удивительного. – Да, но почему у нас совпадает слуховой диапазон? Почему ты не слышишь крайне высокочастотные или крайне низкочастотные звуки, которые находятся за пределами моего восприятия? – Я прекрасно слышу и крайне высокие частоты, и крайне низкие частоты. Я этого не знал. Впрочем, должен был догадаться. Слух для эридианцев является первичным сенсорным входом. Естественно, у Рокки диапазон слуха шире. Однако здесь остается еще один незакрытый вопрос. – Хорошо, но почему наши слуховые диапазоны имеют область пересечения? Мы с тобой могли бы воспринимать совершенно разные частоты. Рокки откладывает в сторону инструмент, который держал в одной из рук, а двумя другими продолжает орудовать внутри контейнера. Освободившейся рукой он со скрежетом проводит по верстаку. – Ты слышишь этот звук, вопрос? – Да. – Звук крадущегося хищника. Звук убегающей жертвы. Звук прикосновения одного объекта к другому очень важен. Мы научились их слышать в ходе эволюции. – Конечно! Теперь, когда Рокки объяснил, ответ на мой вопрос становится очевидным. Голоса, инструменты, чириканье птиц – все эти звуки могут дико различаться. Но звуки сталкивающихся предметов почти одинаковы на любой планете. Ударив камнем о камень на Земле, я произведу тот же грохот, что и на Эрид. Следовательно, в ходе эволюции выживали только те особи, которые могли слышать этот звук. – А вот вопрос поинтереснее, – подает голос Рокки. – Почему мы думаем с одинаковой скоростью, вопрос? Я укладываюсь поудобнее. – Мы думаем не с одинаковой скоростью. Ты считаешь гораздо быстрее меня. И у тебя отличная память. Люди так не могут. Эридианцы гораздо умнее. Рокки берет в свободную руку инструмент и снова углубляется в работу. – Математика – не мышление. Математика – алгоритм. Память – тоже не мышление. Память – это хранилище. А мышление – это мышление. Есть задача, мы ее решаем. Мы с тобой думаем с одинаковой скоростью. Почему, вопрос? – Хмм… Некоторое время я раздумываю над его словами. А ведь действительно хороший вопрос. Почему Рокки не в тысячу раз умнее меня? Или не в столько же раз глупее? – Пожалуй… у меня есть теория, почему у нас с тобой примерно одинаковое умственное развитие. – Поясни. – Развитый интеллект дает нам преимущество перед другими биологическими видами на нашей планете. Но эволюция ленива. Как только задача решена, навык прекращает развиваться. Выходит, и ты, и я лишь чуть сообразительнее других существ, живущих на планете. – Мы гораздо-гораздо сообразительнее животных. – Ума у нас ровно столько, сколько отмерила нам эволюция. Наш уровень интеллекта минимально достаточен, чтобы мы уверенно доминировали на планете. Не более того. Рокки обдумывает мою мысль. – Соглашусь. Но все же неясно, почему земляне достигли того же уровня умственного развития, что и эридианцы. – Уровень нашего интеллекта зависит от уровня интеллекта животных. А от чего зависит интеллект животных? Сколько им нужно ума? – Столько, чтобы распознать угрозу или добычу и вовремя среагировать. – Верно! – восклицаю я. – Но как долго длится это «вовремя»? Как быстро животное должно среагировать? Сколько времени понадобится жертве или угрозе, чтобы спастись бегством или атаковать? Думаю, все зависит от гравитации. – От гравитации, вопрос? – Рокки откладывает в сторону контейнер и весь обращается в слух. – Да! Только вдумайся! Гравитация определяет скорость бега зверя. Сильнее гравитация, дольше контакт с землей. Быстрее движения. На мой взгляд, интеллект животных, в конечном счете, сводится к тому, чтобы быть быстрее гравитации. – Любопытная теория, – говорит Рокки. – Только на Эрид гравитация в два раза сильнее, чем на Земле. А интеллект у нас с тобой одинаковый. Я резко сажусь в кровати. – Готов поспорить, эридианская и земная гравитации, в астрономических масштабах, не сильно отличаются, а потому необходимый уровень умственного развития примерно одинаков. Но если бы мы встретили существо с планеты, где гравитация составляет одну сотую от земной, оно наверняка показалось бы нам довольно тупым. – Возможно, – признает Рокки и возвращается к работе. – Еще одно сходство: ты и я готовы умереть за свой народ. Почему, вопрос? Эволюция борется за жизнь. – Смерть необходима для развития биологических видов, – возражаю я. – Самопожертвование отдельных особей позволяет всему виду продолжить существование. – Не каждый эридианец готов пожертвовать собой ради других. – И земляне тоже, – смеюсь я. – Мы с тобой хорошие! – говорит Рокки. – Наверное, – улыбаюсь я. * * * Девять дней до старта. Я мерил шагами свою комнатушку. Обставлена она была скудно, но меня это не волновало. Я жил в автотрейлере, оборудованном крохотной кухней. И мне еще повезло. Русские в поте лица строили десятки временных помещений в нескольких милях от космодрома Байконур. Правда, вскоре работы прибавилось у всех нас. В любом случае, с тех пор, как мы прибыли сюда, я еще ни разу не прилег. То и дело возникала очередная проблема или вопрос. Ничего критичного. Просто… повседневная текучка. Сборку «Аве Марии» завершили. Более 2 миллионов килограмм, учитывая массу самой конструкции и топлива, вывели на хорошую устойчивую орбиту – корабль в четыре раза тяжелее МКС, но собрать его удалось в двадцать раз быстрее. Журналисты подсчитывали затраты на проект, однако по достижении суммы в 10 триллионов долларов бросили эту затею. Деньги не имели значения. Никто не беспокоился об эффективном использовании ресурсов. В битве Земли с астрофагами не жалели никаких средств.