— Остальное — это мои личные вложения. Несколько лет назад я сделал Солариус публичной компанией и почти все вырученные средства вложил в этот проект. — Но… — Подождите, сейчас договорю, — не дал перебить себя Хью. — Насчет ключевого спонсора, знаю к чему вы клоните, но это не так. Как вы знаете, участие в этом проекте принимает порядка пятидесяти стран мира, в лице космических агентств, министерств обороны и несколько сотен частных инвесторов. Общий бюджет программы оценен почти в триста миллиардов долларов. Представляете, какие это деньги? Ни один инвестор не потянул бы такое в одиночку, особенно при отсутствии видимых выгод в среднесрочной перспективе. Поэтому выделять каких-то ключевых спонсоров здесь было бы не правильно. Кто-то вложил больше, кто-то меньше, но в общем и целом, это проект мирового масштаба, это первый проект, который объединил такое количество зачастую разных по политическим и экономическим взглядам сторон. Собственно, проект этот дал на то единство, которого, к сожалению, сейчас нам так не хватает. — Есть такие, кто считает, что ваше участие в проекте это прямое следствие вашей спонсорской помощи. Что скажете? Хью улыбнулся и скрестил руки на груди. Видно было, что вопрос этот задавался ему множество раз. Он помолчал несколько секунд и спокойно заговорил: — Я не лечу туда как космический турист. Я лечу туда как специалист, знающий об этом корабле больше, чем кто-либо другой. Перед тем как попасть туда, каждый из нас проходил тесты как на общее физическое состояние, так и на профпригодность. Из ста баллов, я набрал все сто, кстати, единственный из общего количества допущенных. За процессом тестирования наблюдали тысячи людей из множества стран, как понимаете, подстроить что-то в свою пользу, было бы нереально! Более того, все наблюдатели, почти все, за редким исключением, подтвердили, что отбор был справедливым. — Но были и такие, кто не принял результатов… — Их было незначительное количество и мне кажется недовольство их было вызвано лишь тем, что кандидат, которого они двигали, остался за бортом! Но их тоже можно понять… — Что для вас этот проект? Почему вы так захотели в нем участвовать? — Для меня ответ здесь очевиден! Жизнь — это постоянное движение. Это развитие от простого к сложному, если хотите. Если ты остановился, то ты конченный человек, тебе остается лишь одно — дряхлеть и скатываться в могилу. И я не хочу останавливаться, не хочу скатываться в могилу; каждый день я хочу познавать что-то новое, открывать в окружающем мире и в себе то, что не знал до этого. За свою жизнь, я побывал на вершине Эвереста, я спускался в глубины мирового океана, я летал в космос. Все, что я мог получить здесь, я уже получил, но страсть путешествия требует большего… Когда я услышал об этом проекте, о наборе в него, я понял, что это для меня. Я хочу побывать там, где никто до меня не был, хочу видеть миры и планеты, о которых до сих пор известно так мало! Ну и, конечно, те перспективы, которые открывает этот проект, в случае своего успешного завершения. Другие планеты, которые мы, люди когда-нибудь сможем заселить! — И вам не страшно? — Страшно! Как и любому другому. Но страшно не настолько, чтобы отказаться от этого. Гораздо страшнее, поверьте, для меня остаться здесь, сидеть на диване перед телевизором, стареть, дряхлеть и смотреть как уходит в небо корабль, на борту которого мог бы быть ты! Вот это то, что пугает меня гораздо больше! — Ну и последний вопрос. Пройдет немало лет перед тем, как вы снова ступите на Землю. Двадцать два года, почти… — Все верно. — Через двадцать два года многое изменится. Мир, куда вы снова вернетесь, станет другим. Что хотите увидеть вы, снова сойдя с корабля? — Чтобы «Майями Марлинс» снова выиграли Мировую Серию!.. — засмеялся долго и продолжительно Хью, — ну а если серьезно, то меньше насилия, меньше несчастных людей. Даже если у нас все получится, то пройдет немало лет, может сотни даже, перед тем, как мы сможем заселять другие планеты. А пока нам надо будет научиться жить всем здесь. Другого мира у нас пока нет и долгое время не будет. Это мы должны понимать и жить, исходя из этого! Девятнадцать часов. Алисса — Меня зовут Алисса Лорренс, мне сорок два года, я астронавт и второй пилот корабля «Орион». Я закончила Чикагский университет по специальности «астрофизика» и сразу после окончания пришла на работу в НАСА. В общей сложности, я совершила пять полетов в космос, последний в качестве капитана космического человека «Колумбус». — Ваш последний полет. Я знаю, что при возвращении возникли технические сложности, которые внесли серьезные изменения в план всей миссии. Что там произошло? Почему вокруг этого полета было столько шумихи? После того, как корабль был выведен на орбиту, во время рутинных работ в открытом космосе, бортинженер Майкл Браун обнаружил повреждения в теплозащитном слое. Изначально мы планировали просто заменить поврежденные элементы обшивки, что мы, собственно, и сделали, но в дальнейшем, после дополнительного обследования, мы поняли, что повреждения гораздо серьезней и что в результате сильных перегрузок во время подъема и вывода корабля на орбиту, произошло повреждение самого корпуса. — Насколько оно было серьезным? — Микротрещины. Их не было видно невооруженным взглядом, но при вхождении в земную атмосферу, когда нагрузки возросли бы до критических отметок, они могли бы привести к разрушению корабля и гибели всего экипажа. — Я так понимаю, в последствии это подтвердилось, я имею ввиду наличие этих микротрещин. — После приземления корабль был тщательно осмотрен и наличие этих дефектов было обнаружено комиссией. — Но почему?.. Как вы решились тогда вернуться на Землю на этом корабле? — Потому, что аппарат не был рассчитан не непилотируемую посадку, — Алисса слегка улыбнулась. — Я имею в виду, почему не переместились на МКС, как все остальные члены вашей команды и не позволить кораблю просто сгореть при вхождении в атмосферу? Почему решились на такой риск, тем более, насколько нам известно, с центра управления вы получили четкую команду покинуть корабль вместе со всеми остальными. — Потому, что весь тот массив работы, который мы проделали на орбите, был бы утерян вместе с этим кораблем, а будучи капитаном корабля, я отвечала как за безопасность экипажа, так и за безопасность самого судна. Что же касается команды с Земли, такая команда действительно была, но последнее решение, как вы знаете, всегда остается за капитаном. — Вы стали национальным героем, когда вернулись! Ваша фотография, как вы спускаетесь с корабля, долго оставалась на первых страницах многих изданий… — И мне кажется это лишнее. Все это слишком раздули, я просто делала свою работу и уверена, что то же самое сделали бы многие другие на моем месте. — Но вы осознанно шли на риск! — Риск? — Алисса усмехнулась. — Если бы я была одна такая!.. Сколько прочих людей осознанно идут на риск каждый день? Только когда рискуют жизнью полицейские, военные, пожарные, об этом мало кто говорит, но когда рискует жизнью астронавт, это узнают сразу все, это показывают, это все обсуждают, фотографии, записи переговоров, видео!.. Будто других героев у нас нет! Это не справедливо, мне кажется. Каждый человек, рискующий жизнью для какой-то благородной цели, должен быть в уважении, не зависимо от того на земле он или над землей. А какая цель может быть более благородная, чем спасение людей? — Не могу с вами не согласиться. Но спасение жизней и спасение ценные трудов долгой работы, мне кажется это благороднее вдвойне. Впрочем, «Орион»! Что вы чувствуете, когда до старта остается меньше двадцати часов. Что ощущает герой-космонавт перед стартом? — Взволнованность… — Все-таки страшно? — Пожалуй, да. Немного… А кому не страшно? Но в корабле я уверена полностью, техническая часть этого проекта доведена до совершенства. Автоматическая система управления, автоматическая система возвращения на Землю, система жизнеобеспечения, не знающая аналогов в истории. Этот корабль, он как живой организм со своим мощным искусственным интеллектом. — Тогда что пугает? — Неизведанность, — Алисса ответила не сразу, — пожалуй, не что не пугает, так как неизведанность. Ведь мы будем первыми и, хочется верить, не последними. Весь этот проект, полет, задумка, это беспрецедентная и даже дерзкая попытка выйти далеко за пределы нашего привычного мира. Все что мы видим, все что понимаем, ощущаем, находится здесь, на этой Земле или, на край, на ближайших к нам планетах. Там же все новое, все другое! — Вы, наверное, ощущаете себя Гагариным, который первым отправился в космос? — Нет, Гагариным нет. При всем моем уважении к первому космонавту, он знал, куда он летит, и знал, что он там встретит. Космос к тому времени не был чем-то совершенно таинственным и неизученным. До Гагарина в космосе уже был «Спутник-1», был даже «Спутник-5» с собаками на борту, которые успешно вернулись на Землю. К 1961 году ближний космос был уже хорошо изучен, как теоретически, так и экспериментально. У нас же все по-другому. Куда мы летим и что мы там встретим — это все большая загадка. Мы знаем, что это двойная звезда, что на расстоянии примерно таком же, на котором находится от Солнца Земля, там кружится планета примерно схожая по размерам с Землей. Мы знаем, что с большой долей вероятности, там есть растительная жизнь или что-то очень похожее на нее. Но это и все! Знания наши на этом заканчиваются. А дальше, как с теорией «Большого взрыва», остаются только сплошные гипотезы и догадки. — Именно эта неопределенность и породила, насколько мне известно, множество скептических разговоров. Есть те, которые говорят, что данный проект надо остановить, поскольку никто не может дать гарантий безопасности членам экспедиции. Они считают, что необходимо провести больше исследований, отправить сначала с подобной миссией неуправляемый корабль, потом каких-нибудь животных и только потом, при их успешном возращении на Землю, начинать думать о пилотируемом полете. Что вы думаете по этому поводу? — Ничего хорошего! Время — то, чего у нас уже нет. Двадцать лет мы потеряем на неуправляемый полет, еще двадцать лет на неуправляемую миссию с животными. Необратимые и страшные процессы могут произойти на Земле, пока мы будем готовиться к этому полету, тратить на него годы и годы предварительных исследований. И все это из-за чего? Из-за того, что какая-то маленькая кучка людей из-за своего страха или каких-то своих политических амбиций решила все поломать на корню! Вы знаете общественное мнение, знаете происходящие процессы; если брать то, что считают обычные люди, а не политики, то подавляющее большинство всех граждан, то есть тех, кто, по сути, и управляет этими политиками, поддерживают этот проект, несмотря даже на все затраты для бюджетов. Что же касается безопасности — мы все взрослые люди и имеем представление о всех рисках и опасностях полета. Но решение принято, решение чистое, безо всякого давления извне! Я хорошо знаю каждого из членов команды и могу сказать, что в каждом это решение непоколебимо. И да, насчет гарантий безопасности. Ни один космонавт или астронавт никогда не получит таких гарантий. В космосе их просто нет… Да и на самой Земле, как знаете, гарантий безопасности на двадцать с лишним лет не даст вам никто. — И все же, в двух словах, ради чего все это? — Ради человечества, ради науки, ради нашего будущего! Этот межзвездный полет, если он будет успешным, поднимет нас на небывалые высоты. Он откроет нам другую планету, множество других планет. Он откроет нам путь к звездам, которые раньше мы считали недоступными. Что бы не случилось там и… здесь, я уверена, что после нашего приземления, жизнь на Земле станет другой! Путешествия в далекие области нашего космоса станут не просто фантазией писателей и режиссеров, а реальностью, которая, со временем, поможет нам всем, она покажет нам выход из тупика, в котором мы оказались. Ведь согласитесь сами, как глупо будет, если такой проект встанет просто из-за страха или амбиций какой-то маленькой группки людей, особенно после всего того, что было сделано в этом направлении. — Но ведь пройдет немало времен перед тем, как вы снова вступите на Землю. Почти тринадцать лет, ведь столько будет длиться ваше путешествие? — Тринадцать это для нас, для вас почти двадцать два года. — Да, с учетом этого замедления скорости для движущегося с большой скоростью корабля, время будет идти для вас почти в два раза медленнее. Когда вы вернетесь снова на землю, много изменится, много из того, что было уже не будет. Вы к этому готовы? — Выглядеть моложе своих сверстниц, даже не знаю, как я это переживу, — Алисса тихо засмеялась. — Ваш муж, увидев вас через двадцать с лишним лет, будет приятно удивлен. — Не сомневаюсь. — Как, кстати, он воспринял это? Я имею ввиду ваше участие в этом проекте? — Не очень, по крайней мере поначалу. К тому моменту, как я вернусь, он будет уже далеко не молод, даже моей дочери будет уже за тридцать. Были скандалы, ругались… он хотел, чтобы я осталась, но я настояла на своем. Он тоже долго не сдавался, но в один вечер, я помню это как сейчас, он подошел ко мне и сказал, что если он доведет меня, и я откажусь от проекта из-за него, то его жизнь со мной превратится в ад. Так выглядело его согласие… — И с адом он, конечно, был прав? — Разумеется. — Тяжело, наверное, состоять в браке с астронавтом, особенно, если это женщина. — Никогда не состояла в браке с астронавтов-женщиной, не могу сказать, — снова засмеялась Алисса. — Он ведь у вас не из НАСА? — Нет, он преподает физику в университете. Мы учились с ним на одном курсе. Космос это не его. Он не притягивает его так, как меня. Говорит, «пока не познаю все на Земле, в космос ни ногой». Здесь я с ним согласна, одного инопланетного существа в нашей семье достаточно. — А ваша дочь? Как ее зовут? — Дженни. — Сколько лет Дженни? — Через три дня будет двенадцать. — И как Дженни отнеслась к тому, что мама вернется очень не скоро? — На удивление, достаточно спокойно. Когда я узнала, что я прошла и меня приняли в команду, я посадила ее на колени и долго с ней беседовала. Я рассказала, что у меня такая работа, что я не могу отказаться от этого и что если она взрослая девочка, то он меня поймет. И мне кажется, она меня поняла! А если и не поняла, то рано или поздно поймет. — Она тоже хочет пойти по стопам матери? — Да, она у меня помешанная на космосе! Она просмотрела все фильмы, прочитала уже все книги, ну, естественно, не специальную литературу, а ту, которую может понять в ее возрасте. Думаю, что династия астронавтов в нашей семье на мне не закончится!