… Скрыть наше с Тимофеем расставание не получилось. На следующий день после того, как он улетел, Лапушка отвез меня в ЗАГС, где я забрала заявление. Потом позвонила родителям и Изольде и рассказала о том, что свадьбы не будет. С остальными приглашенными разобрался Лапушка. Родители проявили небывалую тактичность, с расспросами не лезли, а подослали Изольду. Та решила меня не тревожить, чтобы не нарваться, и обратилась за разъяснениями к Лапушке. Не знаю, что он ей наговорил, но у меня никто ничего не спрашивал. И имени Тимофея при мне не упоминал. Правильно, кстати сказать, потому что при воспоминаниях о нем, руки начинали мелко трястись, а на глаза наворачивались слезы. Меня спас токсикоз. Нет, в самом деле, спас. Когда тебя тошнит практически круглосуточно, времени на страдания по поводу несчастной любви уже не остается. Тут главное, успеть добежать до унитаза. А рядом с белым другом думать о том, чем сейчас занят любимый, как ему живется и не вспоминает ли он обо мне, у меня не получалось. Оба моих рыцаря, удивительно быстро спевшись, перевезли меня к Лапушке и начали ремонт в моей квартире. Не сами, естественно, а наняв дизайнера и бригаду строителей. Мое состояние не позволило мне принять участие в данном мероприятии, даже цвет стен выбирали без меня. А потом пришло время сообщить родственникам о моем интересном положении. Я, Лапушка и Илья поехали на дачу к Изольде. Наверное, мы весьма колоритно смотрелись втроем. Я, похудевшая и зеленая, готовая в любой момент броситься навстречу унитазу, и мои вечные Санчо Пансы. Кстати, у каждого из них по карманам были рассованы целлофановые пакеты и имбирные печенья, иногда помогавшие мне в борьбе с токсикозом. Мы заявились на дачу и предстали перед очами родных. Осмотрев нашу троицу, родители только переглянулись, а Изольда меланхолично спросила: - Кто? А потом сама же себе ответила: - Впрочем, неважно. - И все-таки? – подал голос папа. - Не я, - открестился Лапушка. - И не я, - ответил Илья и зачем-то добавил: - Не совсем я. - Это так? – удивилась мама. - Да какая разница, - ответил на мамин вопрос папа. – Срок какой? И с этого момента у меня появилось пять помощников, если не сказать, надзирателей… … Через три месяца я с нетерпением ждала завершения ремонта. Родители, Лапушка и даже Илья окружили меня заботой. Они завернули меня в нее, как в толстый слой ваты, и продолжали заворачивать с каким-то маниакальным упорством, не замечая, что я начинаю задыхаться. А этот чертов ремонт все никак не хотел заканчиваться. Слава богу, хоть Изольда сохранила ясность мысли. Во всем этом бедламе она была единственным здравомыслящим человеком. Она вовремя разглядела, с какой тоской я гляжу на очередное проявление заботы, не в силах сопротивляться родственной любви, и забрала меня на дачу, сообщив остальным, что свежий воздух очень полезен при токсикозе. Неделя на природе пошла мне на пользу. Токсикоз, правда, никуда не делся, а мозги на место встали. Поэтому, когда родители приехали на традиционный шашлык, а следом за ними подтянулся Лапушка, я твердо заявила, что прекращаю ремонт и возвращаюсь в родные пенаты. И жить буду одна. А гостей принимать по собственному желанию, а не когда им вздумается ко мне приехать. Пока я говорила, Изольда сидела в кресле, слушала и кивала. Они пытались спорить. Мама даже слезу пустила. Отец приводил какие-то аргументы, а Лапушка твердил, что ремонт еще не окончен и мне нужно перестать придумывать всякие глупости. Тогда я позвонила Илье. Во всеобщем безумии он старался сохранять хоть какое-то подобие мозговой деятельности. И всегда соблюдал некую дистанцию между нами. - А ты как хотела? - хмыкнул Лапушка, когда я поделилась с ним своими соображениями. - Мужик попал в дурацкую ситуацию, теперь думает, как правильно поступить. - Это ты про то брата его? - догадалась я. - Вот видишь, сама все понимаешь. - Он же не знает? - спросила, имея в виду Тимофея. - Нет, Илья не сказал. Кажется, они вообще не общаются. - А скажет? - допытывалась я. - А я знаю? - вспылил Лапушка. - По уму, сказать надо. Я только покачала головой, потому что и сама понимала - Тимофей должен знать о ребенке. Пусть мы с ним расстались, но скрывать беременность глупо. Ребенок у нас появился не то, чтобы осознанно, но и не случайно. После того, как мы решили пожениться, мы как-то забили на контрацепцию. В конце концов, я барышня взрослая, Тимофей тоже не мальчик, и мы вполне могли позволить себе ребенка. И положились на волю случая. Так что ответственность лежала на обоих. Прятать ребенка, скрываться и носить гордое звание одинокой матери я не планировала. У любого ребенка должно быть два родителя, а Тимофей будет хорошим отцом. Вот только сил на то, чтобы сообщить ему благую весть у меня не было. Я вообще старалась не думать о том, что будет дальше. Жила сегодняшним днем. - Илья не знает, как сказать, - продолжил Лапушка. - И как ты к этому отнесешься. - Я тоже не знаю. - Илья переживает. Поговори с ним, - попросил Лапушка. И я позвонила Илье. Как-никак мы с ним теперь родственники. - Привет, дядюшка Илья. На том конце отчетливо икнули. - Ты с братом говорил? - взяла быка за рога. - Нет. Он не звонит. - Совсем? - Совсем. - А если с ним что-то случилось? - вопреки всему забеспокоилась я. Не за Тимофея - козла всея Руси, а за Тимофея - отца моего малыша, разумеется. - Если бы случилось, мне бы сообщили, - ответил Илья. - Не беспокойся, Марта. С ним все нормально. - Ничего я не беспокоюсь, - как можно равнодушнее возразила ему. - Марта, я не лезу в ваши отношения. Просто ты пойми - там все по-другому. - В смысле? - Там война. - Нет там никакой войны, я новости смотрела. - Не такая, какой мы ее себе представляем, - сказал Илья. - Но от этого не менее страшная. - Ты нарочно меня пугаешь? Чтобы я его пожалела? - Он не нуждается в жалости. - Тогда зачем? - Чтобы ты поняла, почему я ему ничего до сих пор не сказал. И почему он не звонит тебе. - Тимофей ясно дал понять, как он ко мне относится, - возразила и болезненно поморщилась. Вспоминать о сцене на детской площадке до сих пор было больно. - Можешь быть уверена, что он уже сотню раз пожалел, что не сдержался. - Пожалел?! - Марта, я не так выразился. Просто не знаю, как правильно объяснить тебе, что он чувствует. Он обидел тебя, сильно обидел. Но, поверь, ему от этого намного хуже. Я издевательски хмыкнула. - Марта, я знаю, как это звучит. Я даже боюсь подумать, что он мог сделать, придя в себя, - взволнованно сказал Илья и добавил: - Хорошо, что от него нет никаких вестей. - В смысле? - Значит, жив. И здоров. - Хватит меня пугать и давить на жалость! Я попросить тебя хотела. - О чем? - Пожалуйста, не говорит ему пока о ребенке. - Не хочешь, чтобы он знал? Видеть его не хочешь? - Ничего не хочу, - ответила честно. - Никаких разборок и выяснений. Никаких разговоров и драматических сцен. Во всяком случае, до родов. - А потом?