– Типа того, только он далеко не карась. Скажи-ка мне лучше, я тут заметил, как у тебя глаза сверкают… – Что, так заметно? – Она слегка покраснела, и я ощутил нешуточный прилив гордости. – Понимаешь, этот человек – серьезный профессионал и на самодеятельность Перловского кооперативного техникума имени Альтшуля он не купится. – Господи, какой же ты дурак! Нет, я все-таки тебя доской тресну. – Не сейчас. Так вот, вечером ты должна быть… – За меня не беспокойся, сам-то? – Молод, влюблен, хорош собой и просто счастлив. – Честно? Здорово, тогда работаем. – Как прикажете, герцогиня. – Я достал телефон. – Алло. – Константиныч, привет! Куда ты нашего адмирала дел? На связь не выходит. – Должен быть на месте. Что ему передать? – Буду у вас после обеда, есть о чем поговорить. – Передам. – Спасибо. До встречи. У «сталеваров» я появился после трех, успев заскочить к Фиме и к ребятам на Красноказарменную. – Хотелось бы наконец узнать, Кондратьев, – шеф здешней безопасности уже не считал нужным скрывать гадливого отношения к моей скромной персоне, – когда появится хоть какая-нибудь конкретика? – Хотите конкретики? Пожалуйста, я тщательно проанализировал действия личной охраны господина Крупина во время покушения… – И? – И, – я надул щеки, – пришел к выводу о ее полнейшей профессиональной непригодности, если не сказать больше. – Что вы имеете в виду? – Их действия не обеспечили реальную защиту охраняемого лица. Вот ознакомьтесь, – я протянул файл с бумагами. – Здесь подробный анализ их действий поэпизодно, – я нагло врал, в целом ребята действовали достаточно грамотно. Просто Грек был им явно не по зубам, к работе против специалиста такого калибра парней просто не готовили… – А потому настоятельно рекомендую, даже требую, полностью сменить всю личную охрану Петра Николаевича. – Полагаете? – азартно спросил он. Мое предложение настолько перекликалось с его планами, что на некоторое время я стал ему не так уж и противен. – Я немедленно доложу господину Крупину. Доложи, яхонтовый мой, доложи. Петра нашего Николаевича я уже на этот счет проинструктировал, он упрется, и вопрос на пару дней зависнет. А больше времени мне и не надо. – И еще я бы хотел получить деньги на оплату возникших расходов, – и я назвал сумму. – Однако и аппетиты у вас, – только что от меня услышанное настолько улучшило его настроение, что даже несколько смягчило чувство утраты при мысли о расставании с деньгами (видно, он уже начал считать их своими). – Напишите обоснование. – Вы же знаете… – Ах, да, вы же у нас Штирлиц. Ладно, по финансовым вопросам – на следующей неделе к Андрею Степановичу, – то есть никогда. Если я все правильно просчитал, в планы этого красавца совершенно не входило платить мне что-либо, потому что покойникам дензнаки ни к чему. – И тем не менее… – Потерпите немного, Станислав, – он очаровательно улыбнулся. – А кстати, что это вы сегодня такой нарядный, уж не под венец ли собрались? – Все может быть. Царящая в приемной Даша в образе Марины так посмотрела на меня, что я едва сдержался, чтобы не начать не по-детски приставать к ней прямо на рабочем месте. Все, что я смог сделать, – это постучать указательным пальцем левой руки по наручным часам. Она кивнула и опять улыбнулась – я пулей вылетел из приемной. От греха подальше. Я нетерпеливо ходил туда-сюда по улице у выезда с территории «сталеваров», весь из себя галстучно-костюмный, в начищенных штиблетах, с гигантским букетом в руках и сияющей физиономией влюбленного пингвина. Она остановила свой джип, выскочила наружу и бросилась мне на шею. Мы обнялись и застыли посреди вечерней Москвы, как будто не виделись целый век. Проезжающие мимо одобрительно и с завистью гудели. Да я и сам себе в этот момент завидовал. С явной неохотой оторвавшись друг от друга, мы сели в машину: я – за руль, сияющая Даша с букетом, прижатым к груди, – рядом. – А не слишком ли много эмоций? – А букетом по физиономии? Я, чтоб ты знал, не играю. – Тогда вперед! Я даже не стал проверяться по дороге, и так было ясно, что нас ведут. Даша, как будто это почувствовав, обеспокоилась: – Ну? – Не суетись, и вообще, я, кажется, пригласил тебя на ужин. Вот и едем, и плевать мы на всех хотели. – Вот это я и хотела услышать. Молодец, девочка, так держать! Главное, не начинать актерствовать, тогда точно выпадем из образа, и все, кранты. Однажды это уже было со мной, на Ближнем Востоке, более десяти лет назад. Тогда я притворялся английским фотокорреспондентом-стрингером, взбалмошным, трусоватым типом с легким налетом голубизны. Я увековечивал для истории одного местного царька, шейха, или кто он там, забыл уже, большого любителя, как сейчас говорят, попиариться. Торчал там добрых три месяца в ожидании приезда одного его делового партнера, торговца оружием, бывшего генерала Генштаба Министерства обороны бывшего СССР. Генерала-делавара полагалось со всем старанием спеленать и вернуть на Родину, где к нему накопилось немало вопросов. Но не сложилось. Незадолго до его прибытия наш фотозвездюк устроил что-то вроде пикничка в оазисе посреди пустыни. Все шло очень мило и гламурненько: шейх позировал, гости угощались и тусили, прислуга прислуживала, я старательно фиксировал все это на пленку, охраняющие это великолепие шкафоподобные гоблины безразлично взирали на происходящее через темные очки в позах «руками налегая на мотню». Те всадники с «калашами», общим числом человек под двадцать, появились незваными из-за барханов внезапно, как будто выросли из песка. Для начала они покосили очередями охрану, а потом взялись за хозяина торжества, его гостей и прислугу. Стрелять им, видно, надоело, и, крутясь среди обезумевших от страха людей, они начали рубить их в капусту саблями. Я, как и остальные, носился туда-сюда, стараясь увернуться от секущей стали, визжа громче всех других, вместе взятых, пока не понял, что пора выпадать из образа и попытаться остаться в живых. Подскочивший всадник наотмашь рубанул меня сверху и чуть сбоку, я попытался заблокировать удар громоздким кофром с аппаратурой. Получилось не совсем удачно, мне как огнем обожгло левое плечо. Стараясь не думать о боли, я стащил своего неудавшегося убийцу на землю и сломал ему шею. Потом вооружился его автоматом и перевел «флажок» на огонь одиночными. Крутясь юлой среди нападающих, я по инерции испуганно визжал. Мне удалось уложить с пяток из них, когда двое из оставшихся в живых охранников вышли из ступора и схватились за пушки. Потом к ним присоединились несколько чернобородых красавцев, не то родственников, не то близких друзей организатора веселья, и дело более-менее пошло на лад. Подоспевшей с легким опозданием подмоге оставалось только преследовать драпающих в сторону горизонта нескольких оставшихся в живых нападавших и попытаться оказать помощь пострадавшим. Сам я этого толком уже не наблюдал, потому что здорово ослаб от кровопотери и вырубился. Меня с почетом доставили в местную, оборудованную по последнему слову медицинской техники, больничку и окружили заботой как героя, спасшего жизнь шейху, или как его там. На второй день, едва придя в себя, я благоразумно сделал оттуда ноги, позаимствовав одежду и документы у врача-датчанина. Совсем, знаете ли, не улыбалось дожидаться того светлого момента, когда у местных наступит в мозгах просветление и они озаботятся вопросом, как это голубоватый фотограф вдруг во мгновение ока превратился в боевую машину пехоты? Так я вышел из образа, и вот что из этого вышло. Уже на Родине при разборе полетов новый начальник Управления, десантированный к нам с повышением прямиком из железнодорожных войск, назвал мое поведение «преступно непрофессиональным» и почему-то «убогим». Присутствующий на «казни» куратор нашей службы Андрей Степанович удивленно спросил: «А что он был должен делать?» – «Ну, не знаю», – ответил свежеиспеченный герой-разведчик, в задумчивости поглаживая стоящую у стола сувенирную шпалу в натуральную величину… А бизнес-генерала побрали-таки через четыре месяца в Одессе, где он загремел в местную милицию за пьяный дебош в приличном кабаке и избиение сотрудника правоохранительных органов. Выдернуть его из КПЗ и переправить на истомившуюся в ожидании Отчизну оказалось не таким уж и дорогостоящим делом. Протрезвел он уже в самолете, держащем курс на Москву, и всю дорогу горько плакал. В тот вечер в итальянском ресторане рядом с Арбатом было немноголюдно. Когда стемнело, в зале зажгли свечи. Никогда, если честно, я не любил итальянскую кухню, но в этот вечер мне было абсолютно все равно, что есть. Потому что я был щеняче счастлив, черт подери! Мы и еще три пары медленно кружились на небольшой площадке возле оркестра под бессмертную мелодию к «Крестному отцу». Сам фильм давно уже занял место среди классики жанра на манер «Броненосца „Потемкина“»: то есть его с интересом или без особого смотрят разве что студенты профильных вузов и мелкая шпана, набирающаяся манер и обучающаяся искусству изящной распальцовки с тем, чтобы пробиться в клан «уважаемых людей». Но мелодия тонкая, пронзительно-печальная, берущая за сердце… Все, решено, когда меня попрут из сатириков, перекрашусь в музыкальные критики. Посреди ночи мне приснилось, что я проснулся в Дашиной спальне, включил ночник и увидел Грека, удобно расположившегося в кресле в углу комнаты. Я проснулся, осторожно вытащил руку из-под Дашиной головы. Она что-то пробормотала во сне и, не просыпаясь, перевернулась на другой бок. Я включил ночник – из кресла в углу спальни на меня смотрел мой бывший друг и напарник Толя Фиников, оперативный псевдоним Грек. Глава 27 День шестой – Здорово, Скоморох. – Привет, сволочь, – любезно ответил я. – Чай, кофе, простоквашу, водку, по морде? Ты говори, не стесняйся. – Да хоть соляную кислоту, – согласился он. – Попроси меня развязать. Я пришел с миром и без оружия. В дверях показался Володя Лопатин. Подошел к сидящему в кресле и поинтересовался: – Очухался? – Не совсем пока. Это ты меня так? – А оно тебя?.. – ответил Володя вопросом на вопрос.