– Я тебя одного не отпущу, – решительно заявила Даша. – А я и не собираюсь идти один. – И все-таки… – И все-таки, дорогой Андрей Степанович, мы их всех уделаем, если не будем суетиться попусту. Попрошу вас с завтрашнего дня быть постоянно на связи и почаще проверяться на предмет подслушки. Да, и не особо удивляйтесь, если я заявлюсь к вам в гости не совсем на себя похожий. – В образе Бреда Пита? – полюбопытствовала Даша. – В образе вождя мирового пролетариата товарища Зюганова, однозначно, – ответил я голосом русского националиста В. В. Жириновского. – Поехали, завтра будет трудный день. – Домой? – поинтересовалась она, заводя машину. – Почему обязательно домой? Что мне решительно не нравится в современной молодежи, дорогая, так это полное отсутствие романтики. А как же родная русская природа? Неужели не хочется за город, на свежий воздух, к родным березкам, в конце-то концов! – Какие березки и какая, к черту, молодежь? Мне тридцать скоро! – Тогда все в порядке, ты почти старушка. – Она ощутимо ткнула меня локтем в живот. – И не надо насилия, правду не скроешь. И тем не менее мы едем на природу. – Куда? – В Валентиновку. Остановишься, где я скажу, и начнешь названивать в ворота. – Зачем? – А у тебя машина заглохнет. Когда починишься, будешь ждать меня на стоянке, как договорились. Задача понятна? – Так точно, товарищ фельдмаршал! – Не надо лести, хотя и приятно. – Как поедем, по Ярославке? – Лучше по Щелковскому. – Если я правильно тебя поняла, мы едем в гости к… – Ты правильно меня поняла. – Круто, – она прибавила газу, – а ты действительно так трепетно любишь природу? – Терпеть не переношу, обкормили в детстве. Видишь ли, Даша, мои родители были типичными шестидесятниками, то есть турпоходы, «изгиб гитары желтой», палатка, костер, споры о наболевшем до утра. Веришь ли, почти каждые выходные таскали в походы по Подмосковью. – А ты? – А я хотел шляться с друзьями. – Почему не отказался? – Не мог, уж больно родители обижались. Они у меня были самыми настоящими советскими учеными, физиками по образованию и лириками в душе. – Ты говоришь, были? – Это не то, что ты подумала. Оба живы, здоровы и вполне счастливы в заштатном французском городке Париже. Слышала о таком? – Даже была пару раз. А как они там оказались? – В девяносто третьем отец был уже замом директора по науке одного из проблемных московских НИИ. Руководитель этого милого заведения к тому времени раздал половину площадей института разным фирмам в аренду. Когда он задумал закрыть основную лабораторию и отдать освободившееся помещение под кабак, папа пошел искать правду в московскую мэрию. Там ему сказали такое, что он на следующий день к чертовой матери уволился и уехал преподавать в Сорбонну, благо приглашали. – А что ему такого сказали? – Ничего особенного. Просто сообщили, что ни он, ни его наука обновленной России на фиг не нужны, и задали риторический вопрос типа: «Когда же вы все, наконец, передохнете?» – Как они там? – Родители? Нормально. Когда на маман накатывает ностальгия, она идет поливать березки. – Березки? – Да. Она посадила несколько берез в саду, у них с папой домик в предместье. – В Россию часто приезжают? – С тех пор – ни разу. Кстати, мы подъезжаем, высади меня. – А как ты собираешься… – Много будешь знать, из секретарш выгонят. – Я, к твоему сведению, офис-менеджер. – Тем более. Когда я появился в его спальне, главный «сталевар» всея Руси уже собирался отходить ко сну. – Интересно, как вы все-таки умудряетесь ко мне проникать, – спросил он, дисциплинированно включив «антиподслушку». – Ничего особенного, меня этому учили. – Что-то срочное? – Да. Сейчас я кратко опишу вам ситуацию. Настоятельно прошу не кричать, ногами не топать и кулачищами по мебели не стучать, вон они у вас какие. Перед уходом я оставлю вам диск с информацией и инструкциями. Внимательно все изучите, потом его уничтожьте. – Я готов. – Это радует. Итак, ваши компаньоны и соучредители Белопольский, Черняк, Ступин и Талахадзе через два дня прибывают в Москву на плановое заседание, во время которого всех вас планируют устранить. – Что?! – Я, кажется, просил не шуметь, или вы желаете прослушать продолжение вместе с охранниками? – и резво скакнул за шкаф. В дверь постучали, и тут же в проеме появилась голова служивого. – Что-то случилось, Петр Николаевич? – Все в порядке, Боря, ступай. – Мне просто показалось… – Это я об стол треснулся. Иди, говорю, я спать буду. – Есть. – И голова исчезла. – Прошу прощения, постараюсь не шуметь. – Уж будьте так добры. Сынок вашего компаньона и, насколько мне известно, давнего приятеля Бориса Семеновича Белопольского, командующий у вас безопасностью, решил несколько изменить состав учредителей, то есть грохнуть всех вас и своего папашу в том числе. – Что… черт, дальше. – Если я не ошибаюсь, Черняк и Ступин бездетны и ближайших родственников не имеют. Талахадзе холост, с родственниками близких отношений не поддерживает, слишком увлечен девками по вызову, верно? – Верно. – Ваша старшая дочь заведует онкоцентром, младшая преподает в Гнесинке. Ни та ни другая к вашему бизнесу отношения не имеют. – И здесь вы правы. – Еще обучаясь в Кембридже, Гриня Белопольский не только сменил фамилию на Вайсфельд, но и изрядно поголубел. – Ну, допустим, Вайсфельдами их семейство было до конца тридцатых годов прошлого века, потом ославянили фамилию от греха подальше. – Вы знали о его, скажем так, нетрадиционности? – Нет, его отец мне, бывало, жаловался на его загулы, но чтоб такое… – Значит, постеснялся сказать. Так вот, там же, в Кембридже, он очень близко подружился с неким милым юношей Аланом Бойд-Симмонсом. Вам ничего не говорит эта фамилия? – Позвольте, это же «Стилз»! – Совершенно верно, «Стилз индастриз» – один из ведущих мировых сталелитейных концернов, и папаша этого голубка, Гарольд Бойд-Симмонс, если мне не изменяет память, трудится там в скромной должности председателя совета директоров.