Пригнувшись и положив палец на спусковой крючок, я в поисках укрытия двинулась к стене дома. Под серой курткой было душно. Дождь капал с капюшона прямо мне в лицо и затуманивал зрение. Я подождала. Ничего. Никакого движения, только порывы ветра и дождь, барабанящий по крыше и отскакивающий от меня. Может ли этот день стать еще дерьмовее? Я собиралась это выяснить. Подошла ко входу, прижалась спиной к внешней стене, ногой осторожно приоткрыла дверь домика, подождала несколько секунд, затем высунула голову и заглянула внутрь. Остывший камин справа, диван, кресло. Единственным источником света было панорамное окно, выходившее на озеро. Слева фуд-бар, кухня, на стенах картины из жизни ковбоев. Самого Билли Лабрека не было. При иных обстоятельствах я бы крикнула, сообщила кому-нибудь, что в доме судебный пристав, но интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не так. Держа «Глок» на полицейский манер, я пробралась через кухню в большое открытое пространство. В центре комнаты была огороженная перилами лестница, ведущая вниз, а справа и слева от нее четыре двери, все как одна закрытые. Сначала я решила проверить лестницу, которая, в отличие от дощатого пола наверху, была покрыта ковром. Ступени вели вниз, в огромную игровую комнату, обшитую панелями из отбеленного дерева в стиле кантри, с внушительным баром, бильярдным столом, телевизором и антикварным автоматом для игры в пинбол. Лабрека там не было. Я медленно поднялась по лестнице и остановилась наверху. Главная комната была в точности такой, какой я ее оставила, пустой и сумрачной, если не считать естественной серости дня, просачивающейся сквозь большое окно. Сначала я подошла к двери слева, встала сбоку, подергала ручку и, не ощутив сопротивления, тихонько толкнула ее и, уверенно держа «Глок», быстро шагнула вперед. Пот градом катился по мне. Дождевик прилипал к моей коже, сердце колотилось, кровь пульсировала в висках. Мое тело, со всей его генетической мудростью, привело нервные клетки в полную боеготовность. Сражаться или бежать? Я не знала. Проверила шкаф, затем ванную. Пусто. Я сняла куртку, оставила ее – и еще дважды прошла через этот мучительный процесс, замирая на месте всякий раз, стоило подо мной скрипнуть половице или жалобно пропеть дверной петле. Открыв последнюю дверь, я увидела прямо перед собой Лабрека. Меня как будто огрели по голове дубиной. Его лицо было повернуто от меня, но я мгновенно узнала его телосложение, его толстую шею, мускулистые руки. Однако это был не тот драчливый хулиган, которого я видела в церкви, человек, который жестоко избил свою жену и ребенка и с отталкивающим чувством собственного превосходства схватил меня за запястье. У этого Уильяма Лабрека было отнято все. Обнаженный, он лежал на полу. Его ноги были раздвинуты, ягодицы и бедра в крови, в ужасных синяках и колото-резаных ранах. Уишбоун побывал здесь до меня. Я вошла и быстро развернулась. Сердце бешено колотилось. «Глок» был готов выстрелить в любого, кто был за дверью. Но там никого не оказалось. Проверив чулан и ванную, я вернулась к Лабреку, приложила два пальца к его шее, на мгновение взяла его за запястье. Сердцебиения не было, но кожа была еще теплой. Я задумалась. Он крупный тип, в доме жарко, так что, даже будучи голым и без пульсирующей крови, его тело какое-то время оставалось теплым. Я вновь подумала о колеях, которые видел на дороге. Затем наклонилась, чтобы рассмотреть его лицо. Я старалась не прикасаться к вещдокам, оставаясь при этом настороже, чтобы не пропустить ни единого звука, ни тени, ни малейшего движения в доме. Иногда мне кажется, что внутри меня, а возможно, в сердце каждого следователя, лежит глыба льда, нечто омерзительное, холодное, вуайеристское. Лабрека безжалостно избили каким-то оружием. Его лицо было превращено в кровавое месиво, до неузнаваемости. Кулаком такое не сделать. Я изучила брызги в комнате. Они были повсюду – среднескоростные брызги на стенах, потолке и полу, результат тупой травмы, сильного внешнего воздействия. Это соответствовало луже крови, натекшей под его головой. Я двумя пальцами оторвала его подбородок от пола. Вот оно. Травма тупым предметом, вмятина прямо над виском, которая, должно быть, размозжила ему череп. Откуда такая ярость? Я подумала о Дарье. Неужели это та самая связь? Были ли другие жертвы так или иначе склонны к насилию? Только у одной из жертв, первой, о которой нам стало известно, – у студентки Западного Университета штата Флорида, было много синяков на лице. Что такого было в Лабреке и первой жертве, что привело убийцу в ярость? Я вытащила из кармана телефон и набрала номер Раузера, как вдруг заметила на полу в нескольких футах от меня окровавленную скалку. Еще одна связь с тем первым убийством во Флориде. Когда пятнадцать лет назад Уишбоун убил Энн Чемберс, он использовал в качестве оружия что-то подручное, что нашел рядом с собой. Возможно, просто эффективности ради. Скалка здесь, лампа там. Такие вещи не носят с собой в кармане. Я поднялась на ноги. В картине преступления меня заинтриговало еще кое-что. Она была ограничена только этой комнатой. Казалось, все началось и закончилось именно здесь. Остальная часть дома была чистой, без капель крови, нетронута, мебель на месте. Неужели убийца нашел Лабрека спящим здесь, в спальне, напившимся среди бела дня, и нанес сокрушительный удар прежде, чем тот успел прийти в себя? Или это было очередное соблазнение, как в случае с Бруксом? Лабрек явно не тянул на эту роль, но что за роль была на самом деле? Раузер был уже в пути. Он позвонил в отдел расследования убийств округа Гвиннетт. Я оставалась там, запоминая детали места преступления настолько, насколько могла. Услышав вой сирен, вздохнула, засунула «Глок» за пояс и закинула руки за голову. После чего направилась поздороваться с полицейскими округа Гвиннетт, хотя они явно были не в состоянии отличить меня от Теда Банди [11]. Глава 16 Я была как выжатый лимон. Я провела возле тела Лабрека несколько часов. Детективы измотали меня своим допросами – им хотелось знать, как так получилось, что я консультирую полицию по убийствам Уишбоуна и одновременно выслеживала бегающего от суда любителя распускать кулаки, который, судя по всему, оказался его последней жертвой. Все это не поддавалось объяснению, хотя я старалась, пока на мое счастье на место преступления не прибыл Раузер и не спас меня, а за ним Кен Лэнг и фургон с криминалистами. Атмосфера была натянутой. Полицейские округа Гвиннетт были не в восторге от того, что в их вотчину нагрянула полиция Атланты, а Раузер отнюдь не в восторге от того, что всем этим занимается кто-то другой. В конце концов им удалось достичь некоторого взаимопонимания, но до тех пор это было настоящее соревнование «у кого дальше бьет». Я ушла лишь под конец рабочего дня. Раузер был против моего ухода, но по большому счету мне было нечего там делать. У меня же все еще был бизнес, который нужно было держать на плаву, и работа, которую я даже не начинала. А еще я проголодалась, как волк. Я позвонила Нилу. – Не хочешь позавтракать? – Уже шестой час, – ответил он. – Расскажи мне об этом. «Счастливый час» снова похлопал меня по плечу. Это редко проходило незамеченным. А сегодня я о нем просто мечтала. – Тяжелый день? – спросил Нил. – Только не в «Вафельнице», – сказала я нараспев, чтобы соблазнить его. Я отлично знала: это одна из его слабостей. Если есть что-то, на что вы можете рассчитывать на Юге, так это сеть кафе «Вафельница». Гриль скворчит круглосуточно и без выходных – яичница, бекон, вафли и картофельные оладьи так и просятся к вам в рот, хрустящие снаружи, мягкие внутри и блестящие от масла. Ешьте их каждый день, и они вас убьют. Но время от времени им нет ничего равного – вместе с яичницей из двух яиц с сыром, тостами из белого хлеба с маслом и парой чашек здешнего жидкого кофе, проникающего в ваш организм, как жидкость для чистки сливных отверстий. За едой мы говорили о Лабреке, долго пинали это дело и так, и этак. Мы знали о нем многое. Это знание дало нам толчок, самый первый: другие жертвы были большими знаками вопроса. Но только не этот парень. – Можешь проверить имена жертв? Например, были ли от них звонки с жалобами о домашнем насилии? – Да, но Раузер может и сам легко это добыть. – Давайте посмотрим, есть ли в этом какая-то ценность, прежде чем я положу на тарелку Раузеру что-нибудь еще. Как насчет больничных записей? Обращений за неотложной помощью? Сможешь откопать эти данные обо всех жертвах? А на их ближайших родственников? – Зависит от того, сколько им лет. Я выдавила горчицу на оладьи, которые заказала с посыпкой из перчиков халапеньо. Видя это, Нил скривился, а затем попросил у официантки вторую вафлю с орехами пекан. – Я должна проверить для Куинна, что там пошло не так с лазерным лечением, – сказала я ему. – Хочешь посмотреть? Обещаю, на этот раз никаких пулевых отверстий. – Да, это было круто, – сказал Нил. – Точно. Так вот почему ты тогда так симпатично позеленел? – Ага. Это все равно, что в первый раз прокатиться на американских горках, понимаешь? Тебя вроде как мутит, но ты продолжаешь возвращаться. Мы вышли из «Вафельницы» с осоловелыми лицами и урчащими животами от слишком большого количества дрянного кофе. Грозы прошли, как они проходят поздним летом, и я опустила верх своей старой «Импалы». Было около семи. Жара начинала спадать. Винсент Фелдон жил рядом с Маклендон-стрит в районе Кэндлер-Парк недалеко от Литтл-Файв-Пойнтс. Здесь, пройдя всего несколько кварталов, можно увидеть и сверкающие мотороллеры, и нарядно одетых геев, и гетеросексуальные пары с колясками, и татуированных уличных типов, и музыкантов на углу, и подростков в пирсингах от языка до пальцев ног, и свернувшихся калачиком на тротуаре босых бездомных. «Разнообразие, переросшее в безумие», – сказал как-то раз Раузер, когда мы с ним ели во внутреннем дворике хипстерского кафе рядом с парой трансов, чьи мягкие рюкзачки напоминали огромные эрекции. Добавьте для полноты картины Уитни Хьюстон и звукозаписывающую команду, которая, похоже, таскалась за ней повсюду для какого-то реалити-шоу; группу писательниц-лесбиянок, только что раздававших автографы в соседнем лесби-феминистском книжном магазине за углом; столик с чересчур шумными и мускулистыми любителями пива; и одиноко сидящего парня с попугаем. Я остановилась через несколько дверей от дома Винсента Фелдона, подняла над «Импалой» верх, затем припарковалась через один дом и заглушила двигатель. – Что мы здесь делаем? – осведомился Нил. Я кивком указала на дом. – Там живет Фелдон, лазерный техник. Нил поморщился. – Я знаю этот дом. – Я смотрела на него, ожидая, что он скажет дальше. – Там живет мой парень Джон, – неохотно добавил он. – Твой парень Джон? Что это значит? – Как бы тебе сказать… – Он явно тянул резину. – Я как бы покупаю у него «травку». – Ты шутишь! Винсент Фелдон живет с торговцем «травкой»? – рассмеялась я. – Куинн будет прыгать от восторга. О боже… – Я не знал, что у него есть сосед по комнате, – сказал Нил. – Я ни разу никого там не видел, но это большой дом. Мы услышали, как закрылась дверь и звякнули ключи. Парадную дверь Фелдона запирал дюжий парень в джинсах с мотней до колен. Здоровяк повернулся и вразвалочку зашагал по дорожке, прижав к уху крошечный телефон. Я потянулась к папке на заднем сиденье и взглянула на фото, которое получила в папке в офисе Куинна. – Это он, – сказал Нил. – Так ты его видел? Нил одарил меня несчастным взглядом. – Это Джон. Я снова посмотрела на снимок. Парень Нила, Джон, и Винсент Фелдон были одним и тем же лицом. Я открыла телефон и позвонила в офис Ларри Куинна. Дэнни, помощник Куинна, сообщил мне, что Ларри уже несколько часов нет в офисе. Есть у меня номер его мобильного телефона? Разумеется, его номер у меня был. – Послушай, – произнес Нил, пока я искала в своем списке контактов номер мобильного телефона Куинна. – Я на это не подписывался. Я не хочу, чтобы его взяли за задницу. – Никто не собирается его за нее хватать, – сказала я Нилу и услышала ответ Ларри Куинна. – Ларри, привет, это Кей. Есть минутка? – Кей, как ты там? Я слышал про убийство, и знаю, что ты нашла тело… Господи, представляю себе, каково тебе было. – От кого ты это услышал? – Да это во всех новостях, детка. – Куинн говорил с тем протяжным южным акцентом, которым он прославился благодаря своим рекламным роликам. – А поскольку я работаю в юридическом бизнесе и все такое прочее, у меня есть пара-тройка друзей в правоохранительных органах. С тобой все в порядке? – Все, – ответила я. Я не хотела об этом говорить. У меня даже не было времени подумать об этом, кроме как попытаться понять, почему Уильям Лабрек лежал на полу голый и избитый до смерти. Мне меньше всего хотелось, чтобы кто-то пытался меня утешить. Для меня лучший выбор – просто перекантоваться какое-то время. Все, что останется, я отдам доктору Шетти в течение нашего следующего часа ценой сто восемьдесят долларов. – Я хотела поговорить про дело лазерного центра, про того медтехника. – Говори, – буркнул Куинн. – Он пополняет свой доход, толкая марихуану, и у меня есть основания полагать, что он и сам ее курит в немалом количестве. – Будь я проклят, – сказал Куинн. – Вот почему он не явился сдать анализ мочи… Сказал, что у него грипп или что-то типа того. Нам даже пришлось перенести показание под присягой. – На мой взгляд, он вполне здоров, – сказала я Куинну и, убедившись, что на моей камере активны отметки времени и даты, нащелкала несколько снимков Винсента Фелдона. Я сфоткала, как он стоит во дворе и разговаривает по телефону, как расхаживает взад-вперед и, наконец, как втискивает свои телеса в крошечный «Крайслер Кроссфайр» и уезжает. Подождав несколько секунд, я вырулила следом за ним. Мы поехали за Фелдоном по Морленд-стрит, свернули на Рейнольдстаун, въехали в жилой район и увидели, как он подкатил к небольшому белому каркасному дому. Там он вышел и постучал. Дверь открылась, и Фелдон исчез внутри. Тогда я схватила камеру и тоже вышла. Нил пригнулся пониже на сиденье. – Эй, взгляни на светлую сторону, – сказала я ему. – Если Фелдон потеряет работу в лечебном центре, ему и дальше придется торговать «травкой». В одно из окон я увидела, как Фелдон разговаривает с женщиной. Потом сел на диван и бросил на стол пакет сэндвичей с застежкой-молнией. Похоже, в пакете была «трава». С тех пор как мы с Нилом подружились, я насмотрелась на подобные вещи. На серии кадров, которые я сделала, было видно, как Фелдон открывает пакет, наполняет чашу, зажигает ее, выпускает огромное облако дыма, передает пакет и получает деньги. Куда меньшее количество стоило Майклу Фелпсу [12] массы неприятностей. Вряд ли Куинну понадобится что-то еще. Я позвонила Раузеру, чтобы кое-что проверить. Они все еще работали на месте убийства Лабрека. Я сказала ему, что должна на денек уехать, слетать в Денвер по поручению одного клиента. Раузер был против моего отъезда. Он всегда бывал против. Увы, тех крох, что полиция Атланты платила мне как консультанту, не хватало даже на продукты.