Дайана улыбнулась и в знак приветствия протянула для рукопожатия руку. Но вместо рукопожатия Доббс наклонился и поцеловал ей руку. Дайана – а она очень светлокожая – тотчас залилась краской. Я сочла нужным вмешаться. – Дайана Пауласкас, это Джейкоб Доббс, мой бывший босс. Информация была вынуждена преодолеть преграду коктейля, который пила Дайана, но я увидела, как она дошла. Улыбка Дайаны померкла. Не спрашивая нас, Джейкоб выдвинул из-за пустого столика рядом с нами стул, разгладил рубашку и галстук и сел. – В таком случае приятно видеть, что ты так хорошо выглядишь, – заявил он мне с британским акцентом из «Театра шедевров». Пришел официант с нашими салатами, и Доббс в свойственной ему эффектной манере объявил, что наш чек должен быть выставлен к его столу. Дайана заказала за счет Доббса еще один двадцатидолларовый «Космо» и подмигнула мне. Я не разговаривала с Джейкобом Доббсом уже много лет. Конечно, я видела его, как и вся остальная страна, когда телевидению требовалась «говорящая голова» с фотогеничным лицом, чтобы объяснить народу, почему убийцы убивают. СМИ обожали использовать Доббса в качестве свидетеля-эксперта. Его коньком были заумные рассуждения о неисповедимых путях убийц. Ладно, к черту, решила я. Это было так давно… Почему бы не закопать топор войны? И вообще, после того как меня вышвырнули из расследования дела Уишбоуна, будь я сейчас груба с ним, это выглядело бы как обида и зависть. – Вы тоже хорошо выглядите, Джейкоб. Ужинаете один? Он кивнул. – Ни за что не пропущу «Вакханалию», когда я в городе. Шеф-повар – моя старая знакомая. Не хочешь познакомиться с ней? – Заманчиво, но спасибо. В ответ слегка скучающая улыбка. Доббс скользнул по мне взглядом. Все мое тело тотчас напряглось. Ублюдок. Его глаза переместились от меня к столу, кофейнику, моему стакану с водой, затем к моей груди, шее и лицу, очень неторопливо и очень медленно. – Значит, мы все еще трезвые? – спросил он и наконец посмотрел мне в глаза. Вот и закапывай теперь топор войны. Дайана взяла у официанта свой третий «Космо». – Не хочу показаться грубой, мистер Доббс, но… – Пожалуйста, зовите меня Джейкоб. – Это вечеринка для девочек, мистер Доббс, – заявила она, к моему удивлению. В обществе сильных типов Дайана обычно робела. Я решила, что ее хладнокровие красноречиво говорит о ее верности тем, кто ей дорог. – Но с вашей стороны очень мило взять на себя оплату нашего чека, – добавила она. – Я не хотел вам мешать. Приятно было познакомиться, Дайана. – Доббс встал и посмотрел на меня. – Доктор Стрит, вас попросят передать мне ваши записи и файлы. Давайте в самое ближайшее время найдем для этого свободную минутку. – Безусловно, – сказала я. – И, Джейкоб… было приятно вот так неожиданно встретить тебя. Это напомнило мне, какой ты сукин сын. Доббс легонько коснулся моего плеча. – Выпей, Кей. Это всегда успокаивает. А потом он ушел, расправив плечи и высоко подняв голову, в дорогом костюме и в дорогих туфлях. Дайана громко выдохнула. – Ух ты! Вот это встреча. – Похоже, она уже слегка опьянела. Я решила, что будет лучше, если после ужина я отвезу нас обратно в свой офис. Дайана выпила еще два бокала и, когда мы вышли из ресторана, держалась за мою руку. * * * По этому случаю Нил приготовил бочонок попкорна размером с ведро, и, когда мы приехали, из кожи вон лез, стараясь поднять мне настроение. Это не сработало. Сидя втроем на кожаных диванах перед огромным телеэкраном, мы в ошеломленном молчании смотрели специальный репортаж. Телевизионщики наняли «экспертов», чтобы поставить под сомнение компетентность команды криминалистов, офис судмедэксперта, криминалистическую лабораторию, детективов. Они также подвергли сомнению то, насколько профессионально и тщательно был проведен осмотр мест преступления. Мое имя было брошено в один котел с экстрасенсом, к которому несколько лет назад сотрудники полиции Атланты однажды обращались за консультацией, и нас всех поместили под микроскоп. «Говорящие головы» создавали впечатление, что Раузер в качестве консультантов по убийствам Уишбоуна нанял кучку пьяниц и хиромантов. Затем появился Дэн и, мягко и со слезами на глазах, объяснил, что мое пьянство разрушило наш брак и что моя работа в ФБР, вероятно, была мне не по зубам. За этим последовал кадр, где Нил выходит из нашего офиса с открытым пивом. Родственникам погибших все это показали ради реакции на камеру, и, разумеется, они были в шоке и возмущены нашей вопиющей некомпетентностью. Были пролиты слезы. Общественность предупредили, что пока убийца бродит по улицам Атланты, следует помнить об осторожности. Мой телефон зазвонил еще до того, как пошли титры. Звонил Раузер, чтобы проверить. Сам он репортаж не смотрел – сказал, что есть дела поважнее. Ему приказано лечь на дно. Теперь брифинги для прессы будут вести мэр, глава полиции и представительница по связям с общественностью Жанна Баском. Он сказал мне, что сожалеет, страшно сожалеет, что втянул меня в это дело. Он хотел, чтобы я согласилась регулярно докладывать ему о моем местонахождении. По мнению Раузера, мне угрожала физическая опасность. Мое же мнение было таково, что в данный момент убийца получил от меня именно то, что хотел. Заголовки, телерепортажи, желание шефа, чтобы я исчезла из кадра, электронное письмо, розы, и все это устроил он сам, дабы опозорить в глазах людей полицию Атланты и меня, перехитрить нас, позлорадствовать нашим провалам. Все это веселье мигом прекратилось бы в тот момент, как только он серьезно напал бы на меня. Я была готова поспорить на что угодно, что это не было частью его плана. Дэн позвонил, дабы утешить меня после того, как посмотрел «позорный» специальный репортаж, повествовавший о моем стремительном превращении из специального агента в истеричную пациентку реабилитационного центра. Он утверждал, что понятия не имел, что это будет за шоу, что его слова были грубо вырваны из контекста. По его словам, он рассказал им историю силы, историю победы над слабостями. Если честно, признался Дэн, он просто хотел немного порисоваться перед камерой, чтобы реанимировать свою карьеру. Он якобы понятия не имел, что это прозвучит так, как оно прозвучало. К сожалению, это вполне могло быть правдой. Затем позвонила мать. Мой отец не любитель телефонных разговоров. Он, скорее, из тех, кто только хмыкает и кивает. – Честное слово, Кей, ты могла бы намазать нас маслом и назвать печеньем, и мы были бы ошеломлены. Мы смотрели Джойс Мейер, и твой отец, ну, ты знаешь, ему только дай в руки пульт, как он тотчас начинает переключать каналы. Женщины-проповедники его пугают, хотя он ни за что в этом не признается. Признайся, Говард, тебе ведь не нравится, когда у женщин есть какая-то власть, верно? В любом случае, внезапно мы увидели тебя. Нашу дочь показывают по телевизору! И что о ней говорят! О Боже! Благослови Господь твое сердечко. Твой брат тоже звонил. Он сказал, что эту историю уже подхватили в Вашингтоне. Ты в это веришь? – Сукины дети эти журналюги, – раздраженно пробормотала я. – Кей, ради бога, когда это ты начала так разговаривать? Это тебя не красит. Говард, ты это слышал? Надеюсь, ты счастлив. Твоя дочь говорит точно так же, как и ты. Я попросила Нила отвезти Дайану домой. Она изрядно набралась коктейлями. Последний час она была очень тихой. Я не хотела, чтобы она сидела за рулем, и в то же время мне не терпелось завалиться в собственную постель с Белой Мусоркой и бессмысленно глазеть в телевизор. За последние пару недель я пинцетом выковыривала осколки стекла из шеи и предплечий после того, как в меня выстрелил из помпового ружья болван, убегавший от залога. Мне в затылок попала летающая кофейная чашка. В меня стреляла разъяренная тощая баба из-за жалкой повестки в суд в качестве свидетеля. Я наткнулась на очередную жертву Уишбоуна. Я сошлась в клинче с вороватым бухгалтером, который впился зубами мне в плечо. Я вылетела через простреленное лобовое стекло моей «Импалы», была официально уволена, госпитализирована, выписана из больницы и передана журналистам. Я увидела, как мой бывший муженек по телевизору анализировал наш неблагополучный брак, слушала, как какие-то незнакомые люди по телевизору обсуждают мою борьбу с алкоголем и мою работу в ФБР. А еще я получила розы, белые розы, от жестокого серийного убийцы. О радость! Что все-таки это значит, думала я, незрячим взором глядя на экран, пока Белая Мусорка дрыхла у меня на животе. Белые розы дарят на свадьбах – знак чистоты новых уз любви. Неужели, по его мнению, у нас с ним отношения, как он, вероятно, думал относительно Дэвида Брукса, или Раузера, или любого, кого он втянул в свою жизнь, полную извращенных фантазий? Белые розы приносят также на похороны… Раузер нашел-таки добровольца, доставившего цветы в мою палату. Их принесли к стойке регистрации; прежде чем попасть в мою палату на другом этаже и в другом крыле, они прошли через множество рук. Раузер заказал в больнице записи с камер наблюдения и отвез розы и открытку в участок. – Посмотри, – сказал Нил, кивнув в сторону телевизора. Пока Дайана балансировала, повиснув на дверном косяке, он искал свои любимые оранжевые шлепанцы. Надпись наверху экрана гласила: «Экстренные новости». На белых мраморных ступенях здания суда округа Фултон стоял Джейкоб Доббс в костюме за шесть тысяч долларов и разговаривал с журналистами. Доббс был одним из пионеров первоначального отдела поведенческих наук в Бюро. Последние несколько лет он был партнером в частной судебно-медицинской следственной организации и был известен во всем мире своей работой в Бюро, а также за его пределами. Но с тех пор как начал зарабатывать на жизнь в частном секторе, он продался. Его выводы больше не были основаны на доказательствах. Он за большие деньги разрабатывал профили, даже не изучив толком вещественные доказательства, и никогда не квалифицировал свои теории как двусмысленные. Его профили больше походили на пресс-подборки, и любой, в ком осталось хоть немного порядочности, это знал. На мой взгляд, Доббс предал свою науку и занимался тем, что пускал пыль в глаза представителям прессы. Я наблюдала – чувствуя, как во мне просыпается злость – за тем, как он слегка подался вперед, чтобы говорить в микрофон с рекламой одной из национальных телекомпаний. Он стоял один. Ни мэра, ни начальника полиции. Только Доббс – бледное морщинистое лицо, острый подбородок и знаменитый шрам на правой щеке, который он заполучил, когда убийца подобрался слишком близко к его личному миру. Его жена и дети были дома, когда внизу разбилось окно и в дом ворвался субъект одного из его профилей, вознамерившийся их убить. Но Доббс, конечно, спас положение, ведь на то он и герой. Это была жуткая, захватывающая история, и я слушала, как он в своей скромной, сдержанной манере рассказывает про весь тот ужас, когда он обнаружил в своей гостиной, а затем и ликвидировал убийцу, и все это время его семья находилась в опасности всего в нескольких дюймах от него. – Полицейское управление пригласило меня в Атланту составить профиль так называемого Уишбоуна, – объявил он, обращаясь с присущим ему британским акцентом к скоплению микрофонов и камер. – Я с нетерпением ожидаю возможности немедленно приступить к работе. – Мистер Доббс, – крикнул кто-то из репортеров. – Есть какие-нибудь комментарии к расследованию? Чтобы подчеркнуть серьезность ситуации, Джейкоб насупил брови. – Я с огромным уважением отношусь к местному управлению полиции. Несколько лет назад мне довелось работать в Атланте, когда я помогал расследовать убийства детей – и, должен сказать, весьма успешно. Уэйн Уильямс был схвачен и отправлен за решетку, и убийства прекратились. Нынешний убийца также скоро будет пойман и понесет наказание. – Вас наняли, потому что полиция Атланты неправильно провела расследование дела Уишбоуна? – не унимался другой репортер. Доббс ответил с тонкой, почти полной раскаяния улыбкой: – Думаю, и для города, и семей погибших будет лучше, если мы будем двигаться вперед, не так ли? – Он посмотрел прямо в камеру. – Улики сейчас проходят профессиональную оценку. И с напыщенным видом начал спускаться по ступеням здания суда – человек, у которого на все имелись ответы. Я швырнула стоявшую у меня на коленях миску с попкорном в телеэкран. * * * Этим утром в офис я пришла рано. Мне нужно было многое наверстать. Кредиторская и дебиторская задолженности, банковские депозиты, мои личные счета, почта, телефонные сообщения – все это накопилось почти до небес и грозило похоронить меня. Я даже вот что подумала: а не выкинуть ли все это в большой мусорный бак и начать все сначала? Глядишь, все это просто исчезло бы… Правда состоит в том, что я не гожусь для офисной работы. Для меня перебирать бумажки – сущее наказание. Пытка. Физическая боль. Я и вправду начинаю чесаться. Как же я восхищаюсь людьми с обсессивно-компульсивным синдромом, которые держат свои столы в образцовом порядке и сразу подшивают все в папки! Но только не я, и не Нил. Господи, мне нужно нанять кого-то, кто взял бы на себя все это, но мне было страшно. Ведь вы нанимаете не только одного человека. Вы нанимаете его семью и его заморочки, его болезни и финансовые проблемы, странные привычки и друзей. Вы вынуждены пользоваться с ним одним унитазом. Это как спать с кем-то без очевидных плюшек. Хуга-хуга. Я улыбнулась. Чарли был счастливым исключением. Мне было интересно, что он слямзил и у кого, что он положил в свою бейсболку, чтобы угостить меня сегодня. Для ежевики было слишком поздно, инжир отошел, а на дворе было еще слишком тепло для зимних анютиных глазок. – Где ты была? Помнишь, мы собирались поесть во «Фритти»? Чарли держал кепку в руке. На его лице было написано беспокойство. Как обычно, он говорил слишком громко. Никакого контроля за голосом. «Фритти» – это неаполитанская пиццерия, чуть дальше по улице. Когда дует ветер с той стороны, я чувствую запах печеного теста, и порой это сводит меня с ума. У них подают пиццу с артишоками и черными оливками, от которой у вас закружится голова. А их панакотта просто тает на языке. – Чарли, я совершенно забыла… Извини. Ты долго ждал? – Двадцать минут, – ответил Чарли, закрывая за собой дверь. Я заметила, что его волосы начали редеть на макушке. В кепке для меня ничего не было. – Честное слово, извини. У меня накопилась груда работы. Я крутилась как белка в колесе, и у меня просто вылетело из головы… Мы можем пойти прямо сейчас, если хочешь. – Я больше не голоден, – сказал Чарли. Я редко видела его без глупой улыбки. – Я волновался. Ты была со своим мистером Мэном? Он твой парень? – Раузер не мой парень, Чарли. Ты отлично это знаешь. Он мой друг. Хочешь пить? Чарли кивнул и последовал за мной на кухню, где я нашла диетическую «Пепси» для нас обоих. – Я бы никогда не продинамила тебя нарочно. Ты ведь и сам это знаешь, верно? – Да, верно, – пробормотал он и сел. – Может, нам стоит перекусить? Я поищу что-нибудь.