– В прошлый вторник. Мы сделали все то, что вы делаете, когда теряете домашнее животное: расклеили листовки, разместили объявление в газете, предложили вознаграждение. Правда в том, что мы все жутко расстроены из-за этого. – Сэди вообще когда-нибудь раньше бродила? – Как только мы перестали пытаться запереть ее на пастбище, она прилипла к нам как клей. Ей никогда не нравилось пастись за забором. После этого она никогда не покидала двора, если только не шла за нами куда-нибудь. – У вас есть враги? – спросила я и проглотила последний кусок второго пирога. – Нет. Сэди все любили, – сказал Большой Джим и улыбнулся мне. – Конечно, у меня есть враги. Я самый богатый сукин сын во всей округе. – Не составите для меня их список? – О тех, о ком я знаю, расскажу, – весело согласился Большой Джим. Остаток дня я провела, разговаривая с женой Большого Джима, Сельмой, дочерью Большого Джима, Кэти, и несколькими работниками Большого Джима. Все они, казалось, любили корову Сэди, но практически все имели смутные воспоминания о том, когда и где они видели ее в последний раз. Один из них сказал мне, что пока Кэти не было дома, они все вместе обыскали территорию фермы и лес, на тот случай если Сэди заболела и отправилась околевать, но ничего не нашли. Я проехала пару миль по Блэкберри-Маунтин-роуд и нашла домик, который для меня снял офис Ларри Куинна. Меня клонило в сон, я налопалась вредных углеводов и не знала, чем мне заняться, пока Большой Джим не составит свой список врагов. Вздремнуть было бы неплохо, решила я. Дома такое не получится. Не получалось ни разу. Меня вечно что-то тянет, вечно что-то требует моего внимания. На участке было три домика. Хозяева вышли из самого большого и встретили меня на гравийном пятачке рядом с сараем, где были припаркованы внедорожник и «Харли-Дэвидсон». – Привет. Я Пэт Смелли, а это Крис. Вы, должно быть, Кей? Смелли? Вонючка? Это серьезно? Я ничего не сказала, хотя хотела. Крис была в коротких шортах пастельных тонов; из тех, которые крупным женщинам лучше не носить, но они их всегда носят. Пэт была в джинсах; стояла, глубоко засунув руки в карманы, худая и мужеподобная, с плечами, похожими на вешалки, и рукопожатием, от которого я чуть не рухнула на колени. – В домике есть все, что тебе нужно, – сказала мне Пэт. Ее акцент был каким угодно, только не южным. Гнусавинка была сильной, со странным, почти канадским ритмом. Я бы сказала, что она из Миннесоты. – Ты вон в том маленьком лофте с одной спальней. Он небольшой, но с красивым балконом над прудом. Кофейные зерна в морозилке, а на столе стоит кофемолка. Если тебе понадобится что-то еще, просто дай нам знать. Сегодня днем Крис испекла яблочный хлеб и положила его тебе, а еще мы только что установили спутниковую тарелку, так что можешь смотреть фильмы, если хочешь. – О, спасибо. – Ммм, яблочный хлеб… – Нужна помощь с сумками? Я покачала головой. – Справлюсь сама, спасибо. Все, что мне нужно, это ключ и телефон. – Дверь не заперта. Ключ на столе. Телефонов здесь нет. Извини, – сказала Пэт и взяла Крис за руку. Нет телефонов? Я провожала их взглядом, пока они не исчезли в своем домике. Лесбиянки в сельской Джорджии? Кто бы мог подумать… Час спустя я осторожно балансировала на перилах балкона. Наклонившись как можно дальше вперед, одной рукой в качестве опоры уцепилась за жестяной навес над крошечным балконом моего домика, а другой держала сотовый телефон лицом к небу. Я старалась не смотреть вниз. До илистого пруда было тридцать футов. – Кей? Я пошатнулась и чуть не потеряла равновесие. Пэт и Крис стояли позади меня с обеспокоенными лицами. – Господи, надели бы колокольчик или что-нибудь в этом роде… Вы напугали меня. Пэт лишь пожала плечами. – Мне кажется, это не слишком хорошая затея с твоей стороны. По-моему, это небезопасно. Крис кивнула в знак согласия. – Я больше нигде не могу поймать сигнал… Вы всегда просто так, без стука заходите в дом? – Мы постучали, но ты нас не услышала. – Они переглянулись. Крис хихикнула и прикрыла рот рукой. Пэт протянула руку. – Мы увидели тебя из нашего окна и подумали, вдруг у тебя здесь какие-то проблемы… Ты можешь поймать сигнал с нашей крыши. И у нас там есть садовая мебель. – Правда? – Я взяла ее за руку и слезла с перил. – Мы сделали ее плоской, чтобы наслаждаться видом на горы. – Это как дополнительная комната. – Это был первый раз, когда Крис произнесла в моем присутствии полное предложение, и оно прозвучало типично по-южному. – Это наша маленькая терраса среди сосен. – Не хочу доставлять вам лишних хлопот, – сказала я, пока мы шли через домик к входной двери. – Яблочный хлеб действительно хорош, – сказала я Крис. Мне было стыдно, что половину его я уже слопала. Он стоял на кухонном столе, а поскольку в домике было всего две комнаты внизу, нам пришлось пройти мимо него. Интересно, заметили ли они? – Хлеб – моя коронная фишка, – сказала Крис, что не стало для меня большим сюрпризом, учитывая размер ее зада. Домик, который мне выделили, был обставлен скрюченными стульями из неструганого дерева. Их дополнял древний матрас-футон и стены, увешанные множеством народных рисунков на тему кур. Но в домике Вонючек были сланцевые полы и сводчатый потолок, строгая современная мебель на просторном светлом пространстве, лен и кожа, высокая стеклянная стена в форме буквы «А», выходящая на горы Голубого хребта, номера «Архитектурного дайджеста» на палочках. Перед окном на коврике под зебру лежали бассет-хаунд и черно-белый кот. Эти вообще не обратили на меня внимания. – Всю работу мы сделали сами. Купили землю лет десять назад, когда ее еще можно было получить за бесценок, – сказала мне Пэт. – Теперь это неплохо окупается, и мы просто тусуемся здесь. Она открыла дверь, и мы поднялись по узкой сосновой лестнице наверх. Затем прошли через другую дверь, которая выходила на плоскую крышу, заставленную под самую завязку всякой всячиной: тут были растения в горшках, газовый гриль, японские фонарики, два шезлонга, кушетка, чтобы вздремнуть на открытом воздухе, и все это кофейного оттенка. У кого-то тут явно есть каталог «Уэст Элм», подумала я. – Мы не будем тебе мешать, – сказала Крис, и они ушли. Я осталась стоять на крыше с моим мобильником. Раузер ответил после второго звонка. – Эй, ты получила мое сообщение? – Нет. Здесь не проходит сигнал. – Где здесь? – В Эллиджее. Ммм… Дело о пропаже коровы, – сказала я и рассмеялась. – Мое первое, кстати. Моя мать так гордится мной! Я сейчас на крыше Вонючек, что может потребовать некоторых объяснений. – Знаешь, мне и впрямь не терпится спросить, – сказал Раузер с ухмылкой в голосе. – Расскажу тебе все, как только вернусь домой. Как дела? – Я почти не хотела знать. Атланта и убийства – по крайней мере, в этот день – казались жутко далекими. – Мэр орет. Пресса орет. А Чарли Рэмси – скользкий ублюдок. Я уже говорил, что он пару раз продинамил моих ребят. А ведь мои детективы не тупицы. Временны́е рамки совпадают с тем, когда он начал издеваться над Мелиссой Дюма за двенадцать-пятнадцать часов до того, как окончательно ее прикончил. И если судмедэкспертиза точно указывает время смерти Доббса, это тоже совпадает. До того как мы взяли его в первый раз, мы думали, что Чарли спит внутри, но он, должно быть, выскользнул наружу. Я задумалась о том дне, когда мы вышли из управления после первого допроса Чарли, проведенного Раузером, о том, как на рацию Раузера поступил звонок о мертвом теле. Сидя в комнате для допросов и изображая из себя глупого и невинного, Чарли наверняка знал, что звонок должен поступить в любую минуту, что мертвое, изуродованное тело Доббса печется в раскаленной, забрызганной кровью машине на Восьмой авеню. Я закрыла глаза. Убийство уже не казалось таким далеким. – Ты понял, как Чарли кинул тебя? – Да, – сказал Раузер. – На складе самообслуживания. Мы устроили ему «медовую» ловушку, арендовали соседний блок и пригласили Бевинс. Нарядили ее в майку-«алкоголичку», короткие шорты и посадили в старую машину, набитую барахлом из секонд-хенда. – Детектив Линда Бевинс была блондинкой с пышными формами и широко раскрытыми наивными глазами, из тех, до которых и впрямь охочи многие мужики и которых они обычно недооценивают. – Чарли пару раз проехался на велосипеде, а потом решился. Предложил ей помощь в разгрузке. Бевинс подкинула приманку, упомянула, что у нее судебный процесс с боссом, который ее уволил. Она играла, не давила, ждала, когда Чарли задаст вопросы. Я велел ей сказать, что у нее еще один груз, чтобы он знал, что она вернется, и мог сделать свой ход. Он уже чувствовал себя довольно комфортно, но тут, как назло, заметил на лампе гребаный ценник Армии Спасения и быстро скумекал, что к чему. Швырнул лампу и уехал. – Я услышала, как Раузер закурил сигарету. – Хорошие новости: у нас наконец-то появился кто-то, кто узнал физию Чарли по телевизору. Говорит, что он ее изнасиловал. Она сразу сдала анализ на ДНК спермы, но образец не дал совпадений с базой данных. Балаки проверил еще один звонок. Та же песня. Шесть недель назад. Эта женщина утверждает, что у нападавшего был нож. Если все получится, к утру я возьму его под стражу, и ему придется сдать ДНК-тест на изнасилование. Тогда я смогу убрать его задницу с улиц, пока мы не доведем до конца дело Уишбоуна. – Здорово! – сказала я и подумала о том дне, когда Чарли напал на меня, о том, какие слова он произносил, полные похоти и злости. В Бюро мне доводилось заниматься делами серийных насильников. Некоторые из них начинали с подглядывания, а затем, когда начали полностью реализовывать свои звериные фантазии, перерастали в настоящих насильников. – Ты можешь связать его с Флоридой? – Нет. Еще нет. – Ты хороший коп, Раузер. Я бы не хотела оказаться на месте нашего плохого парня. – Задабривание Раузера комплиментами, скорее, имело целью отвлечь его, выразить свое несогласие. – Расскажи мне о Вонючках, – попросил он. – Они владеют домиками, куда меня поселил Куинн. Такими милыми… В любом случае, их домик очень даже милый. В моем куча вышивок с петухами в рамках. Почему люди вешают их на стены? Я это к тому: что такого в петухах, что заставляет вас думать про домики в лесу? Просто не понимаю. – Да, – сказал Раузер. – По-моему, рога и прочее охотничье дерьмо подходят больше, чем цыплята. Я рассмеялась. – Они очень милые. Разрешили мне воспользоваться их крышей, чтобы поговорить с тобой, потому что стена гор блокирует сигнал. – Гетеросексуальная пара? – Лесбиянки. Почему ты спрашиваешь? – Ты заметила, что лесбийские штучки – постоянная тема в твоей жизни? – В твоей, – возразила я. – Это все, о чем ты думаешь. Что собственно не так с фантазией про двух женщин и парней? Я тоже этого не понимаю. С женщинами не так. Говорю просто к твоему сведению. Мы не фантазируем о мужчинах, которые это делают. – Я опустилась в одно из шезлонгов цвета эспрессо. Дело было сразу после заката, и здесь, в горах, вдали от городских огней звезды казались такими близкими. – Хорошо, беру это обратно. Мы думаем о них, но только если они несовершеннолетние и от их задниц может отскочить четвертак. – Так это настоящие лесбиянки или просто женщины, которые, по твоему мнению, заигрывают с тобой? – Они живут вместе, держатся за руки и все такое. И да, я уверена, что они приударят за мной. Они явно влюблены друг в дружку. – Мы моногамны, – сказала Пэт за моей спиной. В руке у нее была чашка с чем-то горячим. От нее поднимался пар. – Они моногамны, – повторила я и улыбнулась ей, стараясь не выдать смущения.