Хейз остановилась у стойки, коснулась моей руки и нежно сжала ее, как будто мы были старыми подругами. – Можешь идти домой, Кей, – прошептала она. – Я буду работать допоздна. Похоже, у моего парня экстренный случай. – Она взглянула на стакан передо мной. Ее зеленые глаза вспыхнули. – Не возвращайся туда, Кей. Алкоголики никому не опасны. Я поднесла стакан с виски к губам. Он был тяжел и так приятно помещался в ладони… Он был лучше, чем все остальное за последнее время. Я оставила его стоять на барной стойке. В остатках моей диетической «Пепси» начал таять лед. * * * Вечером для доступа к лифтам высотной башни по адресу: Пичтри, 303, «Сан-Траст-Плаза» требуется ключ-карта. Лифты и лифтовые холлы на всех этажах оборудованы камерами видеонаблюдения. Чтобы попасть к лифтам, необходимо зарегистрироваться на посту охраны в главном вестибюле на первом этаже. Маргарет привыкла к такому распорядку, как и большинство тех, кто работал здесь, – инвестиционных банкиров и адвокатов, привыкших подолгу задерживаться на работе. Она знала большинство охранников по именам, всегда старалась быть приветливой, находила минутку, чтобы поговорить, поздравляла по праздникам. За стойкой поста охраны череда мониторов транслировала видео вестибюлей лифтов со всех пятидесяти трех этажей. Обычно один охранник следил за мониторами, а второй занимался журналом регистрации и посетителями. Маргарет тщательно изучила их распорядок, расспросила о системах безопасности здания, о том, как те работают, где расположены камеры. Все это, разумеется, исключительно по причине интереса к безопасности – ведь она была женщиной, которая частенько задерживалась на работе допоздна, после того как другие уходили домой к своим семьям. Последние пару лет она тихо ковырялась в мозгах охранников. Надо сказать, что те серьезно относились к ее опасениям, с радостью отвечая на вопросы, лишь бы она чувствовала себя более комфортно. В конце концов, Маргарет Хейз была одним из самых известных адвокатов по уголовным делам во всем городе, а также щедро раздавала чаевые. На прошлое Рождество каждый охранник, каждая уборщица получили от нее по конверту. Маргарет сделала перерыв, выпила, а по возвращении поболтала с охранниками на входе. Она хотела, чтобы они запомнили ее сегодня вечером. Прежде чем подняться на лифте в свой офис, тщательно зарегистрировала в журнале время – 8:52. Был вечер пятницы, и пятьдесят третий этаж пустовал. Нижние этажи с их сотнями молодых адвокатов и помощников юристов все еще гудели, но сегодня вечером пятьдесят третий был в ее полном распоряжении. Она знала, что примерно через час начнет прибывать бригада уборщиков – они въезжали через погрузочные площадки и парковались в цокольном этаже. Один человек обычно регистрировался за всю команду, затем все они заходили в здание через грузовые лифты, расположенные в коридоре на каждом этаже вдали от главных лифтовых вестибюлей. Их распорядок, форма, техника, которой они пользовались, – все это представляло для нее большой интерес. Расположение грузовых лифтов на основных этажах позволяло легко выскользнуть из офиса в синем рабочем комбинезоне, в туфлях на плоской подошве, без макияжа, пониже опустив голову, собрав волосы в пучок и спрятав их под банданой. Многие уборщицы поступали так, чтобы волосы не падали на лицо во время работы. Она могла незаметно приходить и уходить, через погрузочные площадки, числясь – согласно журналу на посту охраны в главном вестибюле – присутствующей в своем офисе. Позже, когда она закончит свою работу снаружи, покончит с тем, что так влекло ее, манило в город, она может вернуться. Вновь переоденется в деловой костюм и выйдет через главный вестибюль. Она проделывала это много раз. Два вечера назад она прошла мимо детектива Веласкеса, и тот даже не взглянул на нее дважды. Просто очередная уборщица, каких тут десятки. Идиот. * * * У меня зазвонил телефон, и я увидела на экране номер Балаки. Подумала о Раузере. Я пропустила его звонки. Я никогда не говорила ему, что в качестве рингтона для него выбрала песню «Dude» группы «Аэросмит» и улыбалась всякий раз, когда он звонил. – Кей, поезжай домой и отдохни. Мы с Уильямсом как-нибудь справимся. А Бевинс в госпитале с лейтенантом, так что все под контролем. Я посмотрела на часы на приборной панели. Десять тридцать шесть. – Энди, даже не знаю, как сказать вам, ребята, как я ценю то, что вы делаете… – Послушай, девочка, – прервал меня Энди Балаки, растягивая слова в типичной манере Южной Джорджии. – Он тоже наша семья. Я не стала с ним спорить. Я хотела домой, мне нужно было отдохнуть. Я не была там с раннего утра – просто зашла покормить кошку, почистить лоток, переодеться и принять душ. Чтобы облегчить мои угрызения совести, Дайана нанесла Белой Мусорке полуденный визит. Машин на улице почти не было. Рождественские венки на фонарных столбах подсвечивали Мидтаун, вновь напоминая мне о приближении праздников. Включив в кирпичном камине в своей спальне газ, я выключила свет и, свернувшись калачиком рядом с Белой Мусоркой, стала смотреть сериал «Декстер» на канале «Шоутайм». И не заметила, как уснула. Это было нормально. Проблема обычно заключалась в другом – не пробудиться посреди ночи. Первой меня разбудила Белая Мусорка. Со странным низким рычанием, вырвавшимся из глубины ее горла, она пронеслась над моей головой и спрыгнула с кровати, чем разбудила меня. Затем в комнате что-то быстро блеснуло. Свет уличных фонарей, что просачивался сквозь щели в неплотно задернутых занавесках, отразился от чего-то. И когда я поняла, что это было, когда я поняла, что свет отразился от лезвия ножа, до меня дошло: надо мной стоит Маргарет Хейз. Она со всей силы ударила меня чем-то тяжелым. Весь мой мир внезапно сделался кобальтово-синим. Боль выползала из каждого нерва. Боль. Мне было больно. Я из последних сил пыталась не потерять сознание. Она грациозно скользнула на мою кровать, оседлала меня, расставив колени, и наклонилась так близко к моему лицу, что я почувствовала запах ее кофейного дыхания. Что она делает? Я изо всех сил пыталась вернуть зрение, оставаться в сознании. Чем это она меня ударила? Она была на мне, она склонилась надо мной… Мое тело болело… Это была лампа! Она ударила меня моей прикроватной лампой! Затем мучительная боль – холодная тонкая проволока впивается в мое запястье. Мне нужно понять, где я нахожусь. Я должна вырваться. Проволока, продолжал предупреждать меня мой затуманенный мозг. Проволока, борьба, лигатурные ссадины, жертвы. Раузер говорил мне, что у всех них были ссадины. Я скоро умру. Молчаливая убийца обматывала проволокой мое запястье, привязывая меня к перекладине в изголовье кровати. Слишком поздно. Я начала извиваться и брыкаться, отчаянно пытаясь оторвать ее от своего тела, пытаясь найти в себе силы. Изловчилась и ударила ее одной свободной рукой. Маргарет навалилась на меня. Пока реальность пробивалась сквозь нанесенный ею удар, она смотрела на меня, наблюдая, как по моему лицу пробегает каждая новая мысль, каждое новое осознание, каждый новый ужас. Склонилась надо мной, рассматривая меня, как если б я была лабораторным животным. Ничто из того, что я могла бы сказать ей сейчас, не тронет ее, не изменит ее план. Я больше не была для нее человеком. Я была просто вещью, игрушкой, с которой можно позабавиться. Затем она склонилась надо мной, потянулась к запястью, которое уже привязала к моей кровати, и одним точным движением разрезала его ножом. Словно расщепляющая мою кожу пила, острая боль прорезала себе стремительный путь к нервным окончаниям. Из запястья хлынула кровь и брызнула в разные стороны, отскакивая от кончиков моих пальцев. – Теперь ты чувствуешь ее силу, Кей? И мою? Меня уже била дрожь. Мои губы покалывало. Я знала, что это значит. Я слишком быстро теряла кальций и кровь. Насколько быстро, я не была уверена. В таком состоянии невозможно следить за временем. Она снова с силой ударила меня, и комната пошла кругом. Я думала, что меня сейчас вырвет от ужаса. – Ты никогда не воспринимала меня всерьез, – сказала она. У меня на глазах взяла катушку с проволокой и с большой ловкостью отрезала ножом кусок. – Ты?! – ахнула я. Я сменила замки, чтобы защитить себя, а затем дала ей ключ… О господи! Она наклонилась вперед, чтобы потянуть вверх мою руку и обмотать мое запястье проволокой, и тогда я ударила ее со всей силой, что все еще оставалась во мне. Она скатилась с меня и упала на пол спальни. – Дайана, почему? – прохрипела я сдавленным шепотом. – Зачем тебе это делать? – Из моего рта хлынули кровь и слюна. Она вскочила на ноги и закричала: – Потому что иначе тебя не остановить! Пока ты все не испортила! И бросилась на меня. Я спустила курок. В затемненной комнате казалось, что из ее шеи вырвалось черное масло. Кровь и ткани брызнули мне на лицо, забили рот и ноздри. Ее кровь была ржавой на вкус и теплой. Издав звук, какой издает соломинка на дне пустой чашки, она упала. Последнее, что я помню, это мой пистолет, который я вытащила из-под подушки, как он упал и ударился об пол. Эпилог С любезной подачи Маргарет Хейз я во второй раз провела свои дни вместе с превосходным медперсоналом в больнице Пьемонта. Да, я винила ее в этом – и в том, что случилось с Дайаной. Я знала: Хейз манипулировала моей милой подругой и изменила ее. В глубине души я чувствовала, что Дайана тоже стала ее жертвой, хотя фактов у меня не было и не будет. Я убила подругу детства. Я еще не до конца осознала это. Ты не случайно жива, сказала мне Маргарет в тот день в своем кабинете. Верно. Я боролась за жизнь. Но зачем? Бывали моменты, когда пустота просто уносила меня вниз по течению. Дайана была мертва. Чарли больше не было. Раузер угодил в какое-то ужасное чистилище. Я не запомнила ту вторую экстренную поездку в больницу и мало что помню о первых днях моего пребывания здесь. Говорят, я потеряла много крови. Я спала. Это было великое бегство. Шрам на моем правом запястье останется со мной навсегда. Невозможно будет избежать постоянного напоминания о том, что ночью, с зазубренным ножом в руке, ко мне пришел убийца и одним яростным, безжалостным движением разрезал мою руку. Ты чувствуешь ее силу? Да, я все еще чувствую ее. Но я не думала, что Маргарет когда-либо желала моей смерти. В тот день в ее офисе она сказала мне, что оберегала меня. Она также предупредила меня, когда я упомянула Дайану, но я не поняла намека. Никогда не знаешь, что у человека внутри, Кей. Мне казалось, ты лучше других усвоила этот урок. Теперь я усвоила его, Маргарет, усвоила на «отлично». Врачи сказали, что у меня очередное сильное сотрясение мозга, много синяков на лице и несколько зубов расшатаны. Это потребует лечения, как только меня выпишут. Мне придется провести некоторое время в тесном общении с мануальщиками, остеопатами и челюстно-лицевыми хирургами. Врачи посоветовали мне остаться на несколько дней – хотели убедиться, что все раны заживают как следует. Но ведь у всех нас есть раны, не так ли? Все мы в шрамах. Разве не это хотела сказать мне Маргарет? Мать заглянула ко мне домой покормить Белую Мусорку и забрала ее домой, что, впрочем, она давно замышляла. Вероятно, мать уже называла ее Снежинкой, упрямо приучая к новому имени. Я твердо намеревалась по выздоровлении забрать кошку домой, но пока, похоже, до него было ой как далеко. Нил взял на себя все заботы на нашей фирме. Раузер все еще оставался в коме, и мне было наплевать, выйду я когда-нибудь из больницы или нет. Я не представляла себе, как вернусь домой. Здесь же я была с ним рядом. Ничто из этого не сработало так, как мы надеялись. Правда, хорошей новостью было то, что шеф Коннор наконец признал накопившиеся улики. Он санкционировал полное расследование по Хейз. Они нашли пистолет, из которого стреляли в Раузера – девятимиллиметровая пушка изначально принадлежала Коэну Хейзу, отцу Маргарет. Она основательно почистила весь дом, но «Мерседес», который Маргарет оставила в автосалоне, дал положительный результат на следы человеческой крови. Образцы совпали с кровью Алиши Ричардсон, Лей Кото и Уильяма Лабрека. Отпечатки пальцев Хейз были по всей квартире Дайаны. Как и кровь Джейкоба Доббса, в том числе пятна на одежде. Ковровое покрытие машины Дайаны также совпало с волокном, найденным на теле Доббса. В «Тойоте» Дайаны была найдена кровь Доббса, и ее оказалось много. Из чего полиция Атланты сделала вывод, что Дайана убила Доббса в машине. Во скольких других убийствах она участвовала или совершила сама, никто не знал. В Международной организации по борьбе с преступностью полагали, что со временем они смогут это выяснить. Принадлежащие Дайане личные вещи были найдены и в особняке Маргарет Хейз в Бакхеде. Вряд ли это были спорадические ночевки. Похоже, их роман длился довольно долго. Так вот кто была новой пассией Дайаны и настоящей причиной того, почему ее голос дрожал, когда я предупредила ее в тот день о Маргарет… Вскоре после того как я пришла в себя, рядом с моей больничной койкой с мрачным лицом стоял Уильямс. – Хейз исчезла, – сказал он мне. Маргарет Хейз теперь была проблемой ФБР и Интерпола. Они будут мониторить весь земной шар в поисках ее характерных следов. Я знала: будут новые жертвы. – Она готовилась к этому годами, каждый месяц выводя деньги из страны. Суммы меньше десяти тысяч не вызывают вопросов, Кей, а это дерьмо перемещали уже столько раз, что оно просто исчезло. По сути, их перестали отслеживать, – хмуро сказал мне Уильямс. – Похоже, для побега у нее были готовы паспорта и удостоверение личности. Я сидела с Раузером каждый день и читала ему, как мы с мамой читали друг другу, когда я была ребенком. Каждый день он получал утреннюю газету с огромным количеством моих личных статей. Я настаивала на том, чтобы Раузер оставался на связи с жизнью, со мной, с моим голосом, с новостями о городе, который он поклялся защищать. У меня вошло в привычку возвращаться в его палату поздно вечером, когда, казалось, будто на меня обрушивалось буквально все – ужасные воспоминания о стрельбе в Раузера, голос Дайаны, когда она пыталась меня убить. Потому что иначе тебя не остановить… Юркнув в его кровать, я прижималась к нему, и мой разум возвращался к миллиону маленьких моментов, проведенных с ним. Наверно, мне следовало быть добрее, подумала я. Иногда я так безжалостно дразнила его… Сказала ли я ему хотя бы раз, какой он, по-моему, умный или какой красивый, или как с ним весело, или как круто он смотрится в этих дурацких майках? Почему я не призналась, что ревную его к Джо Филлипс? И эта его зацикленность на Джоди Фостер, то, как он вечно говорил о ней, чем сводил меня с ума… Боже, я бы отдала все на свете, лишь бы вернуть хотя бы одну из его маленьких причуд, что так раздражали меня раньше!