– Хочу кое-что спросить у тебя, Маргарет, просто чтобы удовлетворить любопытство: ты знала, что тебе хотелось убивать после того, как ты зарезала свою мать? Или это произошло, когда ты познакомилась с Энн Чемберс? Я видела эту фотографию на твоем столе, и она не давала мне покоя. Они были так похожи, твоя мать и Энн… И обе они были художницами. Именно поэтому тебе нужно было ее убить? Маргарет на миг задумалась, как будто речь шла о послеобеденном чае. – Честно говоря, – ответила она, – я знала, что во мне есть нечто такое, что так и не успокоилось. Пока не встретила Энн, я не знала, что именно – и что это навсегда. Это было похоже на зуд без полного понимания того, что это за зуд. Тебе придется простить меня. У меня никогда не было возможности выразить это словами. Я не уверена, что для этого есть слова. – Она в глумливом тосте подняла свой стакан и сделала глоток. – Однако попытаться это сделать – в некотором смысле как сбросить с души камень, – размышляла она вслух. – Тогда, возможно, ты захочешь сделать заявление для протокола. Подумай, какой камень свалился бы с твоей души. Легкий смешок. – Ты мне нравишься, Кей. Всегда нравилась. Ты умная и забавная. Мне чертовски обидно, что ты думаешь, что я способна сделать тебе больно. Ты не случайно жива, Кей. Я оберегала тебя, если хочешь знать. – Оберегала меня? Ты сделала все для того, чтобы газеты и телевидение преследовали меня, чтобы меня выгнали с моей работы как консультанта полиции Атланты. Ты подстроила аварию, и я чуть не погибла. И ты стреляла в моего лучшего друга. – Не драматизируй, Кей, тебе это не идет. Тебя чуть не убили. У тебя на голове была шишка. И, возможно – подчеркиваю, возможно, – ты сумеешь открыть свой разум и понять, что для тебя было бы безопаснее уйти с дороги. Но ты не отступила. И идешь на самые нелепые риски. Например, Лабрек – мы оба знали, что он подонок. Он сделал тебе больно, он угрожал тебе, а ты вернулась за добавкой. Тебе не кажется, что он убил бы тебя в тот день, в домике у озера? Будь благодарна, Кей. Я не хотела, чтобы ты пострадала. Так вот почему Лабрек не вписывался в список жертв… Я вспомнила, как пришла к Маргарет в тот день с ушибленным запястьем. Вспомнила ее озабоченность. – Какой смысл было так убивать Доббса? – спросил я. – И отправить мне эту посылку? Ты хотела показать, что в курсе моей истории с Доббсом? – Я думала, ты оценишь посылку, Кей. Или ты предпочла бы отрезать его самостоятельно? И лейтенант Раузер, – сказала мне Маргарет, – не имеет к тебе никакого отношения. Ты почему-то привыкла думать, будто все сводится к одной тебе. У меня с ним были совершенно отдельные отношения, пока ты не начала появляться на местах убийств. – Отношения? С Раузером?.. Маргарет, спустись на землю. Несколько идиотских писем копу не значат никаких отношений. В тебе вновь говорит твоя болезнь. Она обманывает тебя, верно? Она прогрессирует. Просто чтобы ты знала: Раузер не воспринимал тебя всерьез. Для него ты была лишь очередной занозой в заднице. Улыбка. – Можешь говорить, что угодно, Кей. – Если ты когда-нибудь снова приблизишься к нему, клянусь Богом, я не буду ждать, пока тебя арестует полиция. Если ты не в состоянии справиться с этим зудом, Маргарет, я сделаю это за тебя. – В любом случае, он мне не опасен. Если только ты не пускаешь по нему слюни. – Она посмотрела на свои платиновые часы, встала, подошла к двери и придержала ее для меня. – Спасибо, что заглянула. А теперь извини, мне нужно подготовиться к встрече с клиентом. * * * Ля-ля-ля-ля. Детская песенка без слов. Он сначала пелась высоко, а затем низко. Высоко-низко, высоко-низко. Ля-ля-ля-ля. Вновь и вновь. Завораживающая, мелодичная песенка. Мелодия никогда не менялась, и маленькая Маргарет никогда не уставала от нее. Она сидела перед своим кукольным домиком и тихонько напевала. Это был большой кукольный домик, который она упросила Санту подарить ей на Рождество. Трехэтажный кукольный домик с фасадом, открывавшийся, как чемодан, чтобы Мэгги могла заглянуть внутрь, переставить крошечную мебель и маленькую семью. Ля-ля-ля-ля. …Ой-ой. Маленькая Мэгги нахмурилась, насупила брови. Что-то в ее домике было не так. Она залезла внутрь и осторожно вытащила из главной спальни крошечную куклу-папу. Вот он. Она хотела, чтобы папочка был в ее комнате, а не с мамой. Указательным пальцем Мэгги столкнула маму с маленькой кровати. Кукла со стуком упала на пол. Так-то лучше. Ля-ля-ля-ля. …Она так хорошо помнила кукольный домик, помнила этот момент так же ясно, как помнила запах отца, когда тот приходил к ней ночью. Запах одеколона «Олд спайс». Она посмотрела на фотографию на столе, на себя в отцовских объятиях. Когда сделали эту фотографию, ей было пять лет. Он все время был страшно занят. У него не хватало времени на семью, на Мэгги – кроме ночей, когда он нежно трогал и целовал ее. Он говорил ей, что это любовь, и ее тело откликалось на него, открывалось ему. Она ничего не могла с собой поделать. Именно так Мэгги узнала о любви – в маленькой сырой спальне с пальмой за открытым окном и бездонным небом Флориды, наблюдая за тем, что они делали вместе. Даже сейчас она жаждала прикосновений отца. Увы, они остались в прошлом. Иногда она трогала себя, представляя, что это ее касаются его руки. Она любила и ненавидела его за это. Но еще больше она ненавидела тех, кто забрал его у нее. Ля-ля-ля-ля… Глава 39 Знак на моей приборной панели идентифицировал меня как курьера. Таким образом, с охраной гаража не было проблем, и я могла припарковаться на пятачке для курьера прямо напротив «Сан-Траст-Плаза». Я была в «Неоне» и практически невидима – защита включена. Мы следили за ней три дня – меняя смены, занимаясь повседневными делами, пренебрегая личной жизнью и проводя в больнице столько времени, сколько могли. Думать о приближении Рождества было все равно что выворачивать кишки наизнанку. Было непросто выкраивать время, чтобы побыть с Раузером в больнице и дать Белой Мусорке хоть какое-то ощущение нормальности. Дети Раузера звонили почти каждый день, но так как толку от их присутствия здесь не было никакого, они не вернулись, как и его бывшая жена. Нил решил прекратить бойкот своей офисной работе и по-настоящему взвалил на себя обязанности. Он делал все возможное, чтобы, пока я не смогу вернуться на полный рабочий день, так сказать, тушить возникающие пожары. Дайана помогала ему и, по его словам, ей не было цены как организатору. Тремя днями ранее, полная отвращения и злости, я, выйдя из огромного офиса Маргарет, позвонила Дайане и описала ей наш разговор. Дайана была в шоке. Я слышала в ее голосе недоумение и страх. Она знала, что после этого никогда не сможет вернуться в фирму «Гусман, Смит, Олдридж и Хейз» – по крайней мере, пока Хейз на свободе. Помимо очевидного потрясения от осознания того факта, что ее непосредственная начальница, та, кем она искренне восхищалась, вела опасную тайную жизнь убийцы, на Дайану теперь свалился еще один удар – она осталась без работы. Я сделала ей предложение, которое и близко не лежало рядом с тем, что платила ей Хейз, зато теперь она могла не опасаться, что новая работодательница зарежет ее. Дайана беспокоилась обо мне. Мы с ней разговаривали каждую ночь. В те дни, когда ей не удавалось попасть в больницу, она расспрашивала о состоянии Раузера. Она живо интересовалась тем, какие сведения о Маргарет удалось собрать нашим агентам наружного наблюдения. Она расспрашивала меня о моем эмоциональном состоянии и, вообще, ела ли я последние пару дней что-нибудь, кроме пончиков, сидя перед Пичтри-стрит, 303. Она не раз приходила ко мне потусоваться с Белой Мусоркой и побаловать ее сливками. Маргарет Хейз вышла из вращающихся дверей, ведущих на Пичтри-Сентер-авеню, и мой пульс подскочил, как ртуть в градуснике. Она пересекла улицу и направилась к гаражу, где я ждала в видавшем виды «Неоне» и где она держала свой серебристый «Мерседес». Я съехала как можно ниже на сиденье и пригнула голову так, что мое лицо оказалось в тени козырька моего головного убора. На мне была синяя кепка с логотипом «Брэйвз». В зеркале заднего вида я видела, как Маргарет прошла мимо – стройная и прямая, с портфелем в руке. Пара семисотдолларовых туфелек от «Джимми Чу» цокали по бетону, и это их цоканье эхом разносилось по всему закрытому гаражу. Серебристый «Мерседес» катил по Пичтри-стрит от центра города мимо отеля «Джорджиэн Террас», через Мидтаун в Бакхед. Я держалась на расстоянии; пусть Маргарет, ничего не подозревая, едет дальше. Она свернула на Пьемонт-авеню, и мы проехали мимо дорогого отеля, где был убит Дэвид Брукс. Я думала о той жаркой летней ночи – камин, вино, единственный бокал, – и о том, что нам теперь было известно о последних часах Дэвида. Они ужинали в нескольких кварталах отсюда, в одном из ресторанов Бакхеда. И когда Брукс был голым и сексуально возбужденным, Маргарет Хейз глубоко вонзила свой нож в место над его грудиной. Я представила, как ее губы касаются его уха, когда она замахивается сзади, чтобы убить его… Хейз подъехала к автосалону «Мерседес», и я прождала ее там двадцать минут. Наконец она вышла и села в такси. Я бросилась в отдел обслуживания, где Маргарет оставила свою машину. Там было несколько конторок – запчасти, сервис, прокат. До меня не сразу дошло, что случилось. А когда я поняла, то позвонила Бриту Уильямсу. – Хейз только что оставила свою машину в салоне «Мерседес» в Бакхеде. Она была в автопрокате. Выйдя на улицу, я посмотрела направо, затем налево и заметила такси, сворачивающее на Пичтри со стороны Пьемонт-авеню. Похоже, то самое, на котором уехала Хейз. Бакхед – это вам не центр города, не такси «от стены до стены». Если постараться, я вполне могла ее догнать. – С какой стати ей бросать машину? Брит, она уезжает из города. – Просто сейчас праздники, Кей. Все уезжают из города, кроме нас. И у нее нет никаких ограничений на выезд из города. Я запрыгнула в машину и вырулила на Пьемонт-авеню. – Она пытается что-то спрятать. Если в «Мерседесе» есть улики, они пригодятся вам для судебного разбирательства, если это дело выгорит. Сможете опечатать машину до того, как ее загрязнят чужие отпечатки? – Черт… Если шеф узнает, я получу в подарок собственную задницу. Такси доставило Хейз обратно в ее офисное здание, и она скрылась внутри. К семи вечера за Маргарет присматривали уже пятеро: лейтенант Уильямс, я, детективы Балаки, Веласкес и Бевинс. Я припарковалась на пятачке для курьеров со стороны Пичтри-Сентер-авеню и выставила на приборной панели фальшивую табличку. Она вышла на улицу в 7:32. Ее каштановые волосы были туго зачесаны назад со лба и висков. На ней было черное пальто с высоким воротником. Облегающее до талии, оно было расклешено к низу, открывая взгляду мягкие черные сапоги выше колен. Если Маргарет и беспокоилась о том, что за ней следят, то никак это не показывала. Не в этом прикиде. Она вышла на тротуар, сделала пять-шесть шагов и свернула налево в ресторан, стейк-хаус, где платят по двести долларов за ужин. Я вылезла из «Неона», увертываясь от машин, перешла улицу и направилась в ресторан. Приглушенный свет, тепло, еле слышный шепот дорого одетых посетителей. Я попросила разрешения сесть за барную стойку. Мне нужно было следить за ней. Шеф Коннор по-прежнему не считал Маргарет Хейз убедительной подозреваемой. То, что Маргарет открыто обсуждала со мной в приватной беседе свою безумную двойную жизнь, не является достоверным доказательством, напомнил он мне, разозленный тем, что я не отступаю и продолжаю гнуть свою линию. Равно как и работники ресторана в Бакхеде, которые узнали на фотографии Маргарет. Балаки как-то извинился перед женой Брукса за то, что показал ей фотографию Хейз. Да, Хейз присутствовала на барбекю на заднем дворе, которое она и ее муж устроили у бассейна в прошлом году – еще одна связь с Дэвидом Бруксом, а теперь и связь с блогом BladeDriver. Я познакомился с его женой – а через двадцать минут уже трахал его за его собственным домиком у бассейна… Я надеялась, что стопка косвенных доказательств скоро станет слишком большой, чтобы ее игнорировать. Но, как заметил Уильямс за паэльей в «Ла Фонде», а Маргарет так высокомерно подтвердила в своем офисе, контора «Гусман, Смит, Олдридж и Хейз» – это гигантская акула в политическом океане Атланты. Шеф был убежден: за убийствами стоит тот, кто сейчас находится под стражей. У нас не было прямых улик против Маргарет. Убийства прекратились. А Маргарет, имея личный трубопровод к мэру и потому будучи в курсе всего, что происходит внутри полицейского управления, ловко выжидала. Но я была уверена: она не сможет долго сопротивляться своему нестерпимому зуду. Полированная барная стойка вишневого оттенка отражала блестящую стену из бутылок и бокалов позади бармена. Усевшись на высокий табурет с мягкой спинкой, я обвела взглядом ресторан, пока не заметила ее. Уишбоун. Наши взгляды встретились. Она улыбнулась и помахала мне мизинцем. Бармен подошел принять мой заказ. Я уловила запах виски «Дьюар», который он только что у меня под носом разбавил содовой. Заказала себе напиток и увидела, что в дверь входит Ларри Куинн. Он был один. Он всегда был одет словно для судебного заседания. Огляделся и, увидев меня, расплылся в своей знаменитой улыбке. – Кей! Я как раз собирался позвонить тебе. Большой Джим был так рад, что все обошлось… Я сказал ему заранее, что обычно мы не занимаемся пропажей коров. Я взглянула на Маргарет. Она потягивала мартини. – У вас тут с кем-то встреча, Ларри? – Свидание. Пожелай мне удачи. – Он пожал мне руку. – Было приятно увидеть тебя, Кей… Эй, а вот и она! К моему ужасу, он направился прямо к столику Маргарет. Они обнялись. Я не могла допустить свидание Ларри с Маргарет Хейз! Я слишком хорошо знала, чем заканчивались ее свидания. А Ларри был известен своей телевизионной рекламой и исками о личном ущербе – слишком тесная связь с отцом-адвокатом Маргарет, жадным до громких новостных заголовков. Мне казалось, что, убивая Брукса, она пыталась окончательно погасить память об отце. Я не хотела, чтобы она решала свои проблемы и с Куинном. Я выхватила телефон и нашла номер Ларри. Услышала, как пошли гудки – но только на моем конце, а не в ресторане. Был ли у него с собой телефон, или он просто выключил звук? Но затем Ларри вытащил его из кармана, взглянул на дисплей и положил на стол. Проклятье. Я не хотела устраивать сцену в ресторане, но если бы пришлось, я бы это сделала. Куинн пока не уходил с ней. Я быстро набрала текстовое сообщение. Не уходите с этой женщиной. Расследуются убийства. Это опасно. Через несколько секунд Куинн взял трубку со стола. Если он и прочел мое сообщение, то не подал виду. Лишь вернул телефон на стол рядом с тарелкой. Появился официант, и они сделали заказ. Куинн сделал глоток, а затем встал. Выходя, он не посмотрел на меня, но мой телефон завибрировал почти сразу, как только Ларри вышел на улицу. – Какого черта, Кей? Ты знаешь, как давно у меня не было свидания? Я смотрела, как Маргарет собирает вещи, чтобы уйти. – Однажды ты поблагодаришь меня, Ларри. Он выругался. Я захлопнула телефон.