Мы встретились в кафе «Ла фонда латина» на Понсе-де-Леон, примерно в пяти минутах ходьбы от полицейского участка. Место было забито битком. Мы сидели во внутреннем дворике наверху. Там было прохладно, зато мы могли спокойно поговорить. Лишь несколько человек отважились на такое. Брит заказал паэлью с кальмарами, а официант принес нам картошку фри и сальсу. Я заказала кофе и, дрожа от холода, скрестила на груди руки. Уильямс зачерпнул брусочком картошки сальсы и отправил в рот. – Тебе нужно поесть, – сказал он. – На тебя страшно смотреть, а здесь не так уж и холодно… – Толкнул через стол конверт размером с обычное письмо. – Все там. Все, о чем ты просила. Может, даже что-то такое, о чем ты не просила. – Пока я вскрывала конверт, Уильямс проглотил еще несколько картофельных ломтиков и запил их мексиканским пивом, наблюдая, как я просматриваю снимки с места преступления. – Выглядит знакомо? Кстати, я по электронной почте отправил фотографии мужа и его одежды ребятам-спецам по брызгам. По номеру «девять-один-один» звонил муж. Пятна крови на его одежде не соответствовали тому виду брызг, какие могли бы разлететься в стороны при подобном убийстве. Более того, многие вещдоки не подтверждают версию окружного прокурора. Я посмотрела на него. – Этот человек пошел за убийство на электрический стул. Как им удалось доказать его вину? – Через признание, например. И пойми… Подросток дал показания о том, что застал отца, когда тот склонился над матерью с окровавленным рыбацким ножом в руке. Эти показания и его признание… против них было довольно трудно возразить. А двадцать три года назад никто не занимался реконструкцией, как мы сейчас. – Так много общего с тем, что мы видели в сценах Уишбоуна… – Я просмотрела еще ряд фотографий. – Но менее организованно. Слишком много эмоций. Ярости. – Не думал, что ребенок способен на нечто подобное. – Такое случается у некоторых подростков, когда им не удается установить эмоциональную привязанность. Я посмотрела на снимки с места убийства. В свое время я изучала детскую психопатию. Это порой таит смертельную угрозу для близких юного психопата. Родители рискуют стать первыми жертвами смертоносного эмоционального коктейля – отсутствия у ребенка абстрактного мышления в сочетании с непреодолимым стремлением к немедленному удовлетворению. Сцены таких убийств поражают своей жестокостью, а дети странным образом остаются не затронуты совершенным ими преступлением. Мои школьные оценки не снизились даже на балл. Уильямс подождал, когда принесут паэлью в чугунной сковороде, затем взял вилку и покачал головой. – Шеф никогда не возобновит расследование дела Уишбоуна на основании этого. Мы должны построить дело. – Он ухмыльнулся. – Я показал фото твоего подозреваемого работникам ресторана, где ел Дэвид Брукс перед тем, как его убили, – и бинго! Его мгновенно узнал менеджер. Этого мало, но это лишь начало. – Он положил в рот ложку желтого риса. – Ты отдаешь себе отчет в том, какого чертовски большого тигра дразнишь? Твой подозреваемый по утрам бегает с мэром, ты в курсе? Полиция Атланты не может сотрясти его клетку. – Зато я могу. – Да, можешь, – согласился Уильямс, чем удивил меня. – Увидев то, что мы видели, я, Балаки и еще пара детективов готовы сделать все, что в наших силах, чтобы помочь. В свободное от работы время. – Он отодвинул тарелку и посмотрел на меня; его карие глаза были серьезны и спокойны. – Пока мы не возьмем все под контроль, тебе есть куда-нибудь пойти? Раузер был прав, хочешь ты это слышать или нет: тебе требуется защита. Я уже знала, что клинки у Уишбоуна острые. Они уже глубоко врезались в меня, когда моя машина вылетела с шоссе, когда Раузер упал рядом со мной с пулей в груди. – У меня есть защита, Брит. И при необходимости я ею воспользуюсь. Глава 38 Когда я вошла в ее кабинет, Маргарет Хейз встала, приветливо кивнула и предложила мне один из стульев за своим столом. На ней был костюм от «Хельмут Ланг». Черный. Сшитый на заказ. Чертовски воинственный. Он был настолько мне не по карману, что я даже не могла угадать цену. Она села. Я осталась стоять. Мои нервы были натянуты как струна. – Чем я могу тебе помочь, Кей? – Похоже, Маргарет совсем не удивилась, увидев меня. – Тем, что перестанешь убивать людей. – Мне хотелось тут же надеть на нее наручники, чтобы она больше никогда не увидела сапфирового неба Атланты. Я хотела заставить ее страдать. Возможно, тогда эта сука могла бы испытать человеческое сострадание. Ты что-нибудь чувствуешь? – Не понимаю, о чем ты. – Она была спокойна, я бы даже сказала, совершенно непробиваема. – Давай не будем притворяться и поговорим честно? Больше никаких игр. Я пришла сюда, чтобы ты чувствовала себя комфортно. Я знаю, ты проверила свой офис на наличие «жучков». И я не на связи, Маргарет. – Мои клиенты ожидают – и заслуживают – конфиденциальности в офисе своего адвоката. Кстати, надеюсь, ты не станешь возражать против того, что я решила больше не пользоваться услугами вашей компании. Мы просто больше не подходим друг другу. – Выражение ее лица не изменилось, как и ее тон. Она была совершенно уверена в себе. Я услышала в приемной телефонный звонок и увидела, как на телефоне Маргарет замигал зеленый огонек. Она проигнорировала его. – Дайана сегодня не пришла. За три года она не пропустила ни дня. – Я позвонила ей. Велела не приходить. Я рассказала ей все. Она была потрясена, Маргарет. Ты была для нее героем. – Никогда не знаешь, что у человека внутри, Кей… Я думала, что ты, как никто другой, усвоила этот урок. – Нам нужно поговорить, Маргарет. – Я вытянула руки. – Можешь меня обыскать, если хочешь. Убедись сама. Никакой прослушки. Маргарет игриво рассмеялась. Я проигнорировала ее. Вместо этого сбросила с ног туфли, сняла жакет и начала расстегивать блузку. Я снимала по одному предмету одежды за один раз, выворачивала наизнанку, встряхивала, чтобы она убедилась в отсутствии «жучков», и бросала на стол. Пока я раздевалась, она молчала, и я остро ощущала ее взгляд на моем теле. Ее надменные, насмешливые глаза открыто оценивали меня. Я знала, что видели ее жертвы, – бесчувственного монстра, далекого от чего бы то ни было с бьющимся сердцем. Полностью обнаженная, я описала круг. Маргарет молча указала на мои серьги. Я сняла их и бросила ей на стол. Она положила их себе на ладонь, рассмотрела и вернула обратно. – Одевайся, Кей. Что скажут люди? – Она пронаблюдала, как я одеваюсь. – Ты здесь одна? Я села. – Лейтенант Уильямс и детектив Балаки ждут снаружи. Маргарет откинулась на высокую спинку кресла и положила руки на подлокотники. – Ты действительно считаешь, что я для тебя опасна? И поэтому ты их привела? Я хотела рассказать ей о том, как какими разными способами она уже причинила мне боль, обо всех моих глубоких ранах, – но не стала доставлять ей такое удовольствие. – Честно говоря, не думаю, что я в твоем вкусе. Хотя ты, похоже, расширяешь свой выбор… На ее блестящих губах заиграла улыбка. – А кто тогда в моем? Я взяла с ее стола фотографию в рамке – маленькую Маргарет с родителями на палубе парусника. – Тот, кто напоминает тебе о нем, о его клиентах или твоей матери. Я права, не так ли? Он давал им больше, чем тебе? Он тоже спал с ними? Маргарет повернулась на стуле к окну, прочь от меня. – Знаешь, если бы имелись улики – а их нет, – они бы не ждали снаружи. Они бы уже были здесь с ордером. – Она сказала это без презрения, страха или гнева, как будто мой ответ ее искренне заинтриговал. – Кем ты их считала? – спросила я. – Паразитами? Все эти их мелкие потребности, мелкие проблемы, мелкие, жадные иски… Маргарет застыла в неподвижности. В панорамные окна за ее стеной мне были видны многие мили извилистого шоссе, но в ее высокий стеклянный кабинет не проникал даже слабый гул города. В комнате было совершенно тихо. – Кто держит на столе фото человека, убившего его мать? Но ведь ты держала, верно? Ты убила ее. А потом отправила его за это на смерть. Это было воздаянием, его платой за то, что она украла его чувства, а потом – его платой за то, что он сделал с тобой? Он предал тебя, не так ли, Маргарет? Сначала он любил тебя. А потом ушел от тебя к твоей матери… Она повернулась ко мне. В дневном свете ее глаза казались ярко-зелеными. – Это та часть, где я должна разрыдаться? – Это было бы чудесно. Тихо рассмеявшись, Маргарет встала, подошла к бару, плеснула себе коньяка и протянула мне закупоренную бутылочку содовой и чистый стакан. – Будь я той, кем ты меня считаешь, я должна быть полным социопатом. Ты ведь эксперт, кому как не тебе это знать. Я была бы неспособна на раскаяние. Я могла бы сказать тебе, что не тосковала ни по нему, ни по ней. Их… уход, сколь жестоким и уродливым он ни был, стал всего лишь очередным событием. Ничего экстраординарного. Разве ты не находишь это правдой в отношении жизни, Кей? Это просто то, что происходит с нами. На самом деле жизнь нас не задевает. Думаю, тебе это понятно. Ведь именно поэтому ты пила, именно поэтому делала одну за другой невероятные глупости. Я думаю, в глубине души ты такая же бесчувственная, как и я. – Была, – сказала я. Мне с трудом удавалось сдерживать ненависть к ней. Я думала о Раузере, о том, как его руки обнимали меня, о том, как впервые за столь долгие годы я почувствовала, что плотское желание не исключает любви и доверия. Глядя мне прямо в глаза, Маргарет потягивала коньяк. Ее взгляд ни разу не дрогнул. – Это удивительно, правда. С твоим образованием ты могла бы сделать такую карьеру! Но ты выбрала ФБР. Надеялась исправить этот мир, не так ли? Представляю, каково тебе было видеть, как твоих бабушку и дедушку убивают прямо у тебя на глазах… Ты все еще гоняешься за преступниками? Я открыла содовую, наполнила стакан, поставила бутылку на стол рядом с моим стулом и сделала глоток. Я хотела, чтобы она увидела: мои руки не дрожат, а ее наблюдения не смутили меня. Я блефовала; внутренности болели, как будто я проглотила лезвие бритвы. Но блеф – это то, чему алкоголик быстро учится. С годами я поднаторела в этом. – Как там лейтенант Раузер? – спросила она, и в моих венах как будто взорвалась кислота. Мне было больно слышать его имя из ее уст. – Давно пора убрать оружие с улиц… – Она с притворным сожалением покачала головой. – Я уберу тебя с улиц, Маргарет. Чего бы это мне ни стоило. Это, похоже, позабавило ее. – Неужели? И что ты намерена делать, Кей? Стрелять в меня? Заколоть ножом? Вряд ли. Моральные границы не позволят тебе это сделать. Из-за чего ты плохо подготовлена к настоящей борьбе с преступностью, правильно? Маргарет была так высокомерна, что мне захотелось протянуть через стол руку и стереть эту чертову ухмылку с ее лица. Она блестяще эксплуатировала предвзятое отношение правоохранительных органов к женщинам и насилию – и знала это. Неопознанный преступник всегда упоминается как «он», а не как «она», и, наконец, в насильственных преступлениях и сексуальных убийствах женщину рассматривают как преступницу в последнюю очередь. Как и все остальные, я смотрела мимо нее, потому что она была женщиной. – Знаешь, это чувство непогрешимости… оно часть твоей болезни, Маргарет. Но оно ошибочно. Ты заплатишь за то, что сделала. Блог был твоей ошибкой. Его изучат и доберутся до тебя. Ты выпустила кота из мешка, и полиция Атланты смотрит в оба. – Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, сколько денег наша фирма вкладывает в местную политику? Нет, конечно. Мэр и окружной прокурор, начальник полиции – никто из них не хотел бы потерять свое теплое место. Полиция Атланты не будет следить за мной, Кей. И если ты пытаешься напугать меня этими двумя копами, которых ты ждешь, не надейся. Сегодня я буду спать спокойно. Я рассмеялась. – Я как раз думала о том, каково будет тебе обменять костюмчик от «Хельмут Ланг» на симпатичный тюремный комбинезон. Кажется, в Джорджии они синие. Будет хорошо смотреться на тебе. Я с удовольствием понаблюдала бы, как твоя жизнь начнет трещать по швам. – Тогда мы с тобой не такие уж и разные. В тебе сидит внутренний садист, как и во мне. – Ее глаза как будто прожигали меня.