Глава тридцать первая. Постановщик Он снова превратился в человека. Приземленного. Подчиняющегося силе притяжения. Без оружия. Но отнюдь не сорокавосьмилетнего. Нет, теперь ему было на десять лет меньше, по крайней мере, так он выглядел. Руки его сделались прежними: на ладони исчез ножевой шрам от схватки со сверчком-великаном. Он ощупал языком рот: вырванный Циско зуб оказался на месте. Без повреждений. Следы долгих скитаний исчезли. Он нащупал что-то в кармане черных спортивных шортов. Запустив туда руку Бен обнаружил ключ от гостиничного номера. Гостиница. Номер девятнадцать. – Вы оказались здесь раньше, нежели я ожидала, – обратилась к нему миссис Блэкуэлл. – Я долго раскачиваюсь. Но если уж запрягу, то еду очень быстро. – Что ж, подождите здесь, и мы к вам вскоре выйдем. – А где я? – В офисе Режиссера-Постановщика. – Я сам Постановщик. – Это так, но это офис Режиссера-Постановщика, а он человек очень занятой. Так что он примет вас через несколько минут. – Нет. – Нет? – Нет, я не стану ждать. Она откинулась на спинку стула. – Хорошо. Пройдите к нему сами, если сможете его найти. В комнате больше ничего не было, кроме лежавшего на столе черного маркера. Ни двери. Ни ступенек. Ни выхода. Бен встал и подошел к голой стене. Та оказалось чистой и ровной, без малейших трещинок и потайных рычажков. Он опустился на четвереньки и заглянул под стол. – Его там нет, – сказала миссис Блэкуэлл. – Это я вижу. Бен снова встал на ноги. Через какое-то мгновение он еще раз взглянул на маркер и понял, что нужно делать. Он схватил маркер и снова приблизился к стене. Он не забыл уроки рисования, которые преподавал сам себе в пустыне. Перспектива. Контуры. Он нарисовал раму, затем две петли, а затем легкую темную пустоту внутри рамы. После этого он выписал дверь, прямоугольную и толстую, с четырьмя филенчатыми облицовочными панелями и черной ручкой. Для полноты картины он написал поверх ручки «ОТ СЕБЯ». Затем оглянулся на миссис Блэкуэлл и швырнул маркер ей на стол. Тот сразу же свалился на пол. – Прощайте, миссис Блэкуэлл. – Удачи, Бен. Он распахнул дверь и оказался в кабинете с обшитыми деревом стенами и висящими на них со вкусом подобранными картинами. У большого, с ручной резьбой, дубового стола напротив друг друга стояли два кресла, сиявшие новенькой кожей. Убранство стола составляли серебряный нож для вскрытия конвертов и бутылка – чего же еще? – дорогого шампанского. Позади стола находились еще две двери. Чуть в стороне вращался глобус неизвестной планеты со странной формы материками и океанами. Одно кожаное кресло пустовало. В другом сидел пожилой мужчина лет семидесяти в белом парусиновом костюме и белых легких туфлях, но без носков. Он был покрыт каким-то пугающим загаром. У него даже губы загорели. На шее у мужчины висела массивная золотая цепь без кулона. Кожа на лице была младенчески гладкой, словно он неоднократно проделывал себе возрастные подтяжки. Волосы у него были совершенно седые, и даже в помещении он сидел в темных очках. Когда Бен вошел в кабинет, мужчина встал и широко раскрыл объятия ему навстречу. – Бен, дорогой мой! У тебя все получилось. Я так тобой горжусь. – Кто вы, черт подери? – Меня зовут Бобби. Я – Режиссер-Постановщик. Я в восторге от твоей работы. Присаживайся. – Не стану я присаживаться. Я тебя замочу, гада. Режиссер-Постановщик расплылся в широкой улыбке. – Извини, Бен, но этого не произойдет. Понимаешь, я единственное препятствие, которое тебе не удастся преодолеть. А теперь садись-ка, и я обо всем расскажу. У тебя наверняка накопилась масса вопросов. – Когда я отправлюсь домой? – Думаю, нам следует немного побеседовать, прежде чем мы вернемся к твоим словам. – Он снова сел и жестом указал Бену на кресло: – Да садись же. Расслабься. Хочешь чего-нибудь выпить? Или поесть? Икры? Шампанского? Я просто обожаю шампанское. – Нет. – Ты очень сосредоточенный человек. Это заметно по твоей работе. – Где я нахожусь? – Конечно же, у меня в кабинете. – Вы – Бог? – Нет, но это было бы наиболее точным определением. Никто никогда толком не знает, чем занимается Постановщик. Какая все-таки жалость. – Зачем вы все это со мной проделали? – О, это был не я. Я консультант, Бен. Своего рода посредник. Тропа выбрала тебя, разве ты до сих пор этого не понял? С начала отсчета времени тропа находится здесь, готовая взять к себе достойных субъектов. Как только она сделала выбор, я консультировал и изучал тебя. Я узнал о твоих надеждах, страхах и мечтах, и все это информировало тропу, которая выстраивалась только для тебя. Твоя прогулка предполагала гораздо больший срок. Другой парень шел у нас целый миллион лет. Восхитительное зрелище. Мне не доводилось наблюдать такого упорства. В общем, я помогаю моделировать тропу, как ландшафтный дизайнер. А твое подсознание великодушно и щедро помогает заполнять пробелы. Отсюда и собачья тема. Это как празднование дня рождения. – А Ворис? – Взят из твоих дневников. Великолепный персонаж. Так много говорит этими своими глазами. – А Фермона? – Стандартное препятствие на тропе. У вас с ней даже взаимопонимание возникло. – А Циско? – Ах, Циско. Нет, Циско был человеком, как и ты. Тут вышла небольшая нахлестка. И опять – огромное взаимопонимание. – А зачем? – Что значит «зачем»? – Зачем тропа выбирает людей и захватывает их? – Бен, здесь «зачем» и «почему» уже позади. Просто так все и обстоит. – Как я попаду домой? – Ага, а вот тут начинаются интересные вещи. – Мне придется убить вас, так? – Нет. Как я уже говорил, дорогой мой, тебе не удастся меня убить. Мы с тобой просто присутствуем. Как данность. Без всяких обид. – Он протянул руку за спинку кресла и налил себе бокал шампанского. – Ты можешь отправиться домой, просто выйдя за дверь. – За какую? – За любую. Выходишь в дверь слева и возвращаешься к своей жизни, какой она была до того, как ты попал на тропу. Все то же самое. Тот знакомый и скучный мир, который ты знаешь и иногда любишь. – А если в другую дверь? – Ах, в ту? – произнес Режиссер-Постановщик, вздернув бровь. – Там рай. Выходишь в правую дверь и навеки становишься постановщиком. Ты останешься на тропе и сможешь заставлять ее идти туда, куда тебе угодно, словно пред тобой постелют бесконечный красный ковер. Ты сможешь сколотить миллиард долларов. Сможешь изобрести летающий автомобиль. Вы с женой сможете заниматься сексом пять раз в день. И жарким сексом, заметь. Как там, на вилле. Ты полностью властен строить свою жизнь по собственным желаниям. Нет никаких пределов. И ты можешь жить вечно, Бен. Ты и твои дети. Твои послушные, превосходно воспитанные дети. Ты можешь спятить. Можешь полететь на Марс и построить там колонию для смельчаков или беглецов. Ты знаешь, какие восхитительные тебе снились сны? Сексуальная Энни Дерриксон? Собаки не раздирают тебе лицо? Все это ожидает тебя. Одна бесконечная и изумительная фантазия. Жизнь, которую ты заслуживаешь, Бен. Бен сидел в полном молчании, обдумывая предложение. – Вы мне лапшу на уши вешаете. Это все подстава. – Никакой подставы. Мое слово крепче дамасской стали. – Я знаю, кто вы такой, – заявил Бен. – Сынок, я настолько превосхожу твои представления о том, кто я такой, что тебя вывернуло бы наизнанку, знай ты хоть малую толику. – Почему вы меня так настойчиво и убедительно уговариваете? Вам-то что с этого? – Я же тебе говорил: я консультант. Этим я и занимаюсь. Консультирую. – А какую дверь выбрал Циско? – О, этого я тебе никогда не скажу. Бен встал. – Я хочу туда, откуда пришел. – Почему? – спросил Режиссер-Постановщик. – Почему ты так этого хочешь? Я открываю тебе зеленую улицу к сверкающей награде. Монахи всю жизнь сидят в своих темных кельях, надеясь получить шанс войти в ту дверь. И далеко не все они получают этот шанс, уверяю тебя.