– Он будет здесь, в этом здании, до десяти вечера или позже. Как часто в это время человеку нашего возраста нужно в туалет? – Я могу помочиться тысячу раз и ни разу не сказать ничего компрометирующего, – заметил Висенте. – С кем он там будет разговаривать, со своим членом? Ой, прости, Розмари. Она чуть вздохнула и отмахнулась от его извинения. – Дэвид, – сказал Хойл, – хоть я абсолютно понимаю и даже разделяю твою неуверенность, я также должен признать, что у нас осталось не так уж много практически осуществимых вариантов. Традиционные методы слежки ничего нам не дали. Кроме нового стента в сердце. Поэтому, если ты захочешь отказаться от подобной тактики и, как говорится, опустить руки, я не стану пытаться тебе переубедить. Висенте смотрел, как последние утренние прихожане входят в здание. Все в его глазах казалось болезненно-желтым. – Ради наших семи сестер, – сказал Висенте, – я рискну еще раз. Один из моих племянников сможет забрать устройство на следующей неделе. Он распахнул заднюю дверцу, вылез наружу и медленно зашаркал к церкви. Там он встал в очередь у входа за последними пятью прихожанами. Затем, когда дьякон коснулся его руки и призвал его следовать за ним, пообещав найти ему место, Висенте резко остановился и прошептал: – Боже, мне надо идти. Я описаюсь прямо в штаны, если сейчас не схожу. Где здесь туалет? Положив руку на локоть Висенте, дьякон провел его обратно в вестибюль и развернул лицом к коридору. – Общественный туалет будет за третьей дверью слева от вас. – Спасибо, брат, спасибо. Я чувствую, как надвигается цунами. Висенте шел так быстро, как только, по его мнению, мог идти старый человек, нашел мужской туалет и вошел внутрь. Досчитав до пяти, он выглянул в коридор и, убедившись, что дьякона нигде не видно, быстро зашагал дальше по длинному коридору. В конце коридора он нашел личный кабинет пастора, дверь которого оказалась заперта. Но рядом была дверь с табличкой «Вход только частным лицам» – все, как ему описали. Он повернул позолоченную ручку, и дверь распахнулась. Внутри виднелась просторная и хорошо освещенная ванная комната. На полу и стенах была мраморная плитка с розовыми прожилками; зеркало в полный рост; огромные раковины на длинной стойке из черного мрамора; электрическая сушилка для рук; душевая кабина, в которой легко могли поместиться три человека; джакузи; туалет с мягким сиденьем и спинкой; через скрытые динамики играл инструментальный гимн; длинная скамейка из кожи винного оттенка; и бронзовый серафим с распростертыми крыльями на мраморном пьедестале. Висенте крутил в руках подслушивающее устройство. Куда его поставить? Будет ли Ройс говорить в основном в туалете или, скорее, стоя перед зеркалом? Он был тщеславным человеком, это Висенте знал наверняка. Итак, зеркало. Рама, находящаяся на одном уровне со стеной, точно отпадает. Но конец ее был где-то в полуметре над полом. Кто туда будет смотреть? Поспешно, хотя и не так ловко, как ему хотелось бы, Висенте опустился на колени, снял часть защитной пленки, приклеил устройство к нижней части рамы, убрал остальную пленку и почти десять мучительных секунд пытался его включить. Затем, как раз когда он собирался засунуть защитную пленку в карман, дверь позади него распахнулась. В зеркале появилось отражение мужчины в полный рост. Дьякон. Висенте прижал обе руки к груди и наклонился вперед так, что край его бейсболки коснулся стекла. Чья-то рука легла ему на плечо. Он посмотрел на себя в зеркало. – Что вы здесь делаете? – спросил дьякон. – Это не общественный туалет. – Молюсь, чтобы кто-нибудь меня нашел, – сказал Висенте. – Я не знаю, где нахожусь. – Там, где вам не место, – сказал дьякон и взял его за руку. – Вставайте. Он помог Висенте встать на ноги, развернул и начал пристально разглядывать его глаза. За своими оранжевыми очками Висенте попытался состроить сонный взгляд. – Вы пришли сюда пьяным? – спросил дьякон. – Я даже не знаю, куда это «сюда», – ответил Висенте. – Где я? – Вы в баптистской церкви Воскресения. – Слава тебе, Господи, – ответил Висенте. – Я вас на службу в таком виде не пущу. – Выведите меня на улицу, – предложил Висенте. – Всё хорошо. Солнце укажет мне дорогу домой. – Вы помните, где живете, старичок? – Конечно, помню. Три квартала прямо, четыре направо. – Уверены, что доберетесь до нужного места? – Вы меня просто подтолкните в нужном направлении, молодой человек, и я буду в порядке. Моя голова уже проясняется. Дьякон проводил его в лобби и вывел на улицу. – Слава тебе, Господи, – повторил Висенте. – Уверены, что сами справитесь? – спросил дьякон. – Может, позвоните кому-нибудь, чтобы вас забрали? – Благослови тебя Господь, брат, – сказал Висенте. Он потрепал дьякона по щеке и ушел, напевая под нос «Соберемся ли мы у реки». Хойл и Розмари наблюдали за Висенте и дьяконом из «Форда Бронко». Висенте вышел на тротуар, все еще напевая. Хойл опустил стекло, чтобы прислушаться. – Я и не знал, что он умеет петь, – сказал он. – В колледже он пел блюз, – сказала Розмари. Хойл повернулся к ней, широко раскрыв глаза. – Правда, – добавила она. Они наблюдали, как он идет по тротуару, продолжая петь. Когда дьякон скрылся в церкви, Хойл завел мотор и выехал со стоянки. Он догнал Висенте, который, ковыляя черепашьим шагом, уже не пел, а держался за бок и тяжело дышал. Когда машина остановилась рядом с ним, Висенте открыл заднюю дверцу и забрался внутрь. – Миссия выполнена, – сказал он. Обливаясь потом, он с ворчанием стащил с себя кепку, бороду и усы. Мужчина почесал щеки и верхнюю губу – кожа там покраснела и покрылась прыщами. – Видимо, у тебя аллергия на клей, – сказала Розмари. – Такое чувство, что кожа сейчас сгорит, – он продолжал чесать. – Остановись у ближайшей аптеки, – сказала она Хойлу. – Купим крем для кожи. Пятнадцать минут спустя на парковке «Уолмарта» Висенте, лицо которого все было в креме, откинулся на спинку сиденья, а Розмари осторожно вытерла крем салфетками. – Я там чуть концы не отдал, – признался Висенте. – Как неудобно быть старым. – А представь, каково это еще и с ожирением, – сказал Хойл. Розмари стерла крем с кончика носа Висенте и пробормотала: – Ну начинается. Глава восемнадцатая В следующую субботу Джейми повела Демарко в салон за домиком на колесах. – Три месяца, – сказала она ему. – Если мы сможем прожить вместе три месяца в фургоне, тогда все будет ясно, да? Когда она заговорила, он был весь внимание. Если он чувствовал ее нежный запах, ее тепло рядом с собой, то не мог спорить. – Ты пахнешь как утро, – сказал он ей однажды, имея в виду восход солнца, всегда чистый, свежий и новый. Но когда он оставался один, к нему возвращалась затхлая темная тяжесть, и его пробирала дрожь. Он был слишком стар для нее; он никогда не сможет сделать ее счастливой; однажды она бросит его и разобьет ему сердце; он не заслуживал такого счастья рядом с ней. Они сидели вдвоем на передних сиденьях четырехлетнего «Флитвуд Шторма», когда он наконец высказал свои сомнения. Солнце отсвечивало на широком лобовом стекле, кожа сидений пахла чистящим средством. Руль стал скользким под его руками. В двадцати ярдах от стоянки стоял улыбающийся продавец в синем костюме с ручкой в руке. – Я просто думаю, что, возможно, это слишком рано, – сказал ей Демарко. Он думал обо всех тех воскресеньях, которые он пропустит, о тех сумерках с сыном. Казалось, что нарушить эти привычки – плохая примета. Для него это было похоже на пренебрежение долгом. Она наклонилась к нему так быстро, что он вздрогнул. Но вместо того, чтобы ударить его голову о боковое окно, она схватила его за подбородок, дернула через консоль и прижалась губами к его уху. – Смирись, любовь моя, – прошептала она. – Мы покупаем этот передвижной домик. Глава девятнадцатая Юго-запад Кентукки, середина июля