– Вы могли бы сыграть мне что-нибудь еще? – Ничего не может сравниться с вашей матросской песней. – Подойдет любая мелодия, – настаивала Рен. – И к тому же матросские песни похожи на ром: если перебрать, станет плохо. Королева усмехнулась, а потом, к удивлению Рен, повернулась к фортепиано, прижав пальцы к клавишам так, словно они были горой, на которую она собиралась взобраться. Королева Валеска наполнила комнату такой прекрасной мелодией, что у Рен на глаза навернулись слезы. Звуки взмывали ввысь, подобно грозовой туче, набирающей высоту в небе, достигая крещендо, пока не превратились в раскаты грома. Сердце Рен быстро билось в груди. Когда мелодия закончилась, Рен обнаружила, что плачет. Она вытерла щеки рукавом. Королева улыбалась. – Осторожнее, вы испортите красивое платье. – Оно не мое. – Знаю. Наряды предназначались для невесты Анселя… – Она замолчала и погрустнела. – Но похоже, этому не суждено сбыться. Рен отпустила руку. Валеска неправильно истолковала ужас на лице девушки. – Полагаю, сложно поверить, что королева создает платья. Но когда-то такой была моя жизнь – до того как я познакомилась с Сореном. – Валеска печально улыбнулась. – После того как мой муж умер, Аларик вдохновил меня вернуться к своей страсти. Он думал, это займет мой разум и сердце. – Платья из комнаты на четвертом этаже… вы сшили их? – Рен уставилась на королеву. Королева кивнула. – Они прекрасны. – Когда-то меня очень интересовали красивые вещи. – Валеска посмотрела на свою ночную рубашку и грустно улыбнулась. – В горе может показаться, что ты тонешь. Эти платья и меха были попыткой моего сына соорудить спасательный плот. – Она выдержала короткую паузу. – Один из многих. Платья предназначались не для возлюбленной Аларика, а для Розы. Каждое из них с любовью создано его матерью. От этой информации у Рен скрутило живот. Ей не понравилось, что Аларик предстал в ином свете – не как жестокий король, а как обеспокоенный сын. Она не хотела думать о нем в таком ключе. – Не грустите. Я рада, что их кто-то надел, – с теплотой в голосе сказала королева. – Сын говорит, вы были подругой Анселя и прибыли из Эаны. Мы с мужем были там много лет назад. Мы провели неделю в Норбруке перед рождением Аларика. – Да, – сказала Рен, пытаясь сохранить остатки самообладания, – меня зовут Рен. Мы с Анселем были друзьями. – Она заколебалась. – Я сожалею о том, что случилось с ним. – Спасибо, – тихо сказала королева. Рен почувствовала, что чувства переполняют ее, как будто внутри зарождаются рыдания. В воздухе повисла тяжесть. Мысли Рен обратились к Банбе. – Почему у вас такой несчастный вид? – Голос Валески прервал ее мысли. Королева улыбнулась, и в изгибе ее губ Рен увидела Аларика. – Вы еще молоды. Полнота вашей жизни – все, что вы будете любить и лелеять, – еще впереди. – Я оплакиваю того, кто еще даже не умер, – грустно улыбнулась Рен. – Ох! – Королева замолчала, беспокойство охватило ее. На втором этаже шевельнулась тень. Без сомнения, еще один солдат, наблюдающий за ними сверху. Рен подумала, что, возможно, это Тор. – Может быть, этого человека можно спасти? – в голосе королевы слышалась надежда. Рен чуть помолчала. – Нет, – ответила она, покачав головой, – ничего нельзя сделать. – Тогда остается надеяться. – Валеска откинула голову назад, ее серебристо-светлые волосы коснулись пола, когда она посмотрела на заснеженный купол и завывающую за ним метель. – Мы должны надеяться на мир за пределами нашего, там любовь, которую мы дарим в этой жизни, вернется к нам десятикратно, и люди, которым мы ее подарили, будут ждать нас с полными любви сердцами, когда мы умрем. Рен нахмурилась. Надеяться непросто и чаще всего опасно. – Или мы можем петь матросские песни. И пить. И танцевать. И играть музыку, пока еще можем. – Рен показала на стеклянное фортепиано. – Поймать удачу, которая нам дарована, и использовать, пока она не отвернется от нас. Королева наклонила голову: – Я никогда так об этом не думала. – Это помогает, по крайней мере, иногда. – Рен вскочила на ноги, чувствуя, как над ними движется тень. – Уже поздно. Я должна идти. Спасибо, что не прогнали меня. – Спасибо за матросскую песню и все остальное. – Пожалуйста! – Рен поднялась по лестнице, улыбаясь трелям фортепианной музыки, доносившимся ей вслед. Она направилась к месту, где прятался Тор, но он уходил, стараясь, чтобы его не заметили. Что ж, слишком поздно. Рен догнала его. – Обычно ты не убегаешь от меня, – фыркнула она, следуя за ним в комнату в конце коридора, – особенно в темных коридорах. – Не думал, что мы в таких хороших отношениях, – раздался голос, который Рен не ожидала услышать. Пара бледных голубых глаз блеснула в темноте. – Аларик! – Рен сделала шаг назад. – Я думала, ты… – она замолчала, проглотив имя Тора. – Мудрое решение, – сказал король, – мне не хотелось бы, чтобы ты и дальше компрометировала себя или кого-либо еще. – Он повернулся, чтобы зажечь светильник на стене, и мерцающий свет оживил комнату. Она была заставлена мольбертами, на которых стояли написанные маслом пейзажи, ожидающие завершения. Взгляд Рен переместился на одну из гор Фоварр. – Снег выглядит таким настоящим, – произнесла она, поднимая палец, чтобы дотронуться до него. – Не смей! – Аларик вытянул руку, останавливая ее. – Краска еще не высохла. Рен повернулась к нему, новый приступ ужаса скрутил ее изнутри. – Пожалуйста, только не говори, что это ты нарисовал. – Они так плохи? – Он поднял брови. – Нет. Ты не художник, – сказала Рен. – Ты не можешь быть художником. – Почему? – Потому что это слишком… слишком… – Впечатляюще? – По-человечески. – Рен скрестила руки на груди. – А ты не человек, ты зверь. Аларик отступил от нее, его взгляд затуманился. Рен обидела его, но он взял себя в руки и сверкнул клыками. – Даже у зверей может быть хобби, разве нет? Рен взгромоздилась на табурет. – Мне больше нравилось, когда я ничего о тебе не знала. – Мне больше нравилось, когда ты была ничтожеством в Орте, – парировал он, – но вот мы здесь. – Почему ты шпионил за мной? – Я услышал музыку матери. – Он замолчал и нахмурился. – Подумал, что это, должно быть, сон. – Значит, ты пропустил матросскую песню, – расслабилась Рен. Аларик усмехнулся: – Не думаю, что кто-либо во дворце Гринстад пропустил матросскую песню, Рен. Щеки Рен вспыхнули: – Она предназначалась не для тебя. – Тем не менее я благодарен за нее. – Удивительно, но слова Аларика прозвучали… хмм искренне. – Прошло много времени с тех пор, как я слышал смех матери. О нет! Король был искренним. – Прекрати, – попросила она, поднимаясь на ноги. – Я не хочу говорить о твоей матери, твоей преданности, твоей… – …человечности? – Аларик выгнул бровь. – Боишься, что может передаться и тебе? – О, прошу! У тебя ее нет. – Ты так говоришь только потому, что ненавидишь меня. – Конечно, я ненавижу тебя! – прошипела Рен. – Ты заставил меня обратиться к магии крови.