Они стояли, прислонившись к глухой торцевой стене. У примыкающей к ней, вдоль которой внутри конюшни устроены стойла, под потолком были вырезаны небольшие окошки. Человеческого росту не хватило бы в них заглянуть, а значит, они могли обогнуть здание вдоль озера незамеченными и выйти к тропинке, ведущей в лес. – Где ваша лошадь? – Богомолов приготовился идти первым. – В лесу. – Где именно? – Вот там тропинка ведет к холмам, – она ткнула пальцем в стену, – но холмы или хребты, я не помню их название, будут, если идти с тропинки правее. А если взять левее, то начнется лес. Валаам сразу, как зайдете, привязан. Он умный, чужому не дастся. Там два дерева упавших, легко найти. Лес густой, но есть накатанная дорога, коляска пройдет. За лесом поле. Потом уже и до имения недалеко. А вы как сюда попали? – Со стороны хребтов. – Не стал вдаваться в подробности офицер. Темнота скрыла перемену в его лице. – Поняла. Анна Павловна пошла первой. Опередить её Богомолов не успел, боль в груди делала каждый шаг тяжелым испытанием. У второго торца Рябушинская остановилась, снова аккуратно выглянула за угол. Никого. Оставалась одна стена и центральный фасад конюшни, у входа в который их могли ждать. Железный прут в руке офицера с каждой секундой становился всё тяжелей. Очень быстро Рябушинская прошла вдоль узкой стены, дождалась опирающегося о стену офицера. За углом уже открывался широкий скотный двор. Где-то здесь должна спать собака, завоет, и всему конец. Богомолов придержал Анну Павловну за локоть и на этот раз выглянул сам. – Пусто. – Как пусто? – Удивилась Рябушинская. – А коляска? Я сама видела, как лошадей отвязывали. – Ни лошадей, ни коляски, ни приказчика, ни Клугена нет. – Уехали? Илья на секунду задумался. Убили офицера полиции, оставили здесь и скрылись. – Густав Максимович в коляске был? Живой? – Не знаю, я вас искать пошла. Он неожиданно представил себе её путь от дома до этой конюшни, глухой темной ночью в полном одиночестве. Когда всё закончится, он должен узнать, зачем она это сделала. Стараясь не делать резких движений, они поменялись местами, чтобы Илья мог идти первым. Вышли на пустынный двор. Устроенный водопой был пуст. Ворота в конюшню распахнуты, темный вход напоминал собою открытый чудовищный зев. «Я осмотрю конюшню и вернусь, ждите здесь, если что, бегите к лошади и уезжайте». Много бы отдала Рябушинская, чтобы Илья бежал вместе с ней, но несмотря на сковавший грудь страх, знала, этому не бывать. Собрав юбки, она перебежала двор и, оглянувшись увидела, как чернота поглотила Богомолова. 42. Пахнуло сырой свежестью дерева. Внутри было темнее, чем на улице, лунный свет тускло пробивался сквозь небольшие окошки и лишь немного оттенял потолок. Богомолов двинулся вдоль пустых стойл. У входа открытыми стояли каморки, где их держали. Как можно скорее он заглянул за одну и другую двери, оказаться там снова хотелось меньше всего. Только разбросанная по полу солома тихонько хрустела под ногами – они были пусты. Дальше Илья крался медленно, всматриваясь в каждый угол и вслушиваясь в разлетающееся по пустому помещению эхо. В надежде уловить шорох, шуршание или Варин стон он обернулся в слух и почти не дышал. Сзади мелькнула чья-та оставшаяся незамеченной тень. Обратную дорогу он преодолел в два раза быстрей, с каждым шагом ощущая кожей пустоту вокруг. Разочарование, от того, что на конюшне никого не оказалось, сменилось новой бестелесной надеждой, которая погнала его к озеру. Если на секунду представить, что Варя говорила правду, значит, девушки на берегу знают, где её искать. Где обитает нежить. До выхода оставалось меньше десятка шагов. Богомолов почти бежал, намереваясь пробраться незамеченным к озеру и поговорить с русалками. Он представил, как подготовится, снарядит небольшой поисковой отряд. Офицер по привычке провел рукой по поясу – сейчас у него при себе нет даже табельного оружия. Получит разрешение и перевернёт здесь всё вверх дном. Пусть не сразу, но он вызволит Варю, вытащит её из западни, в которую она попала. Увезет подальше от Низовки, они поселятся вместе, сначала, конечно, обвенчаться тайно. Он вспомнил, какой увидел её в первый раз. Очередное движение у входа Илья успел уловить краем глаза. Он резко оборонительно выставил перед собой руки, но знакомое острие ножа, вскинутое на мгновение раньше, встретило его, едва тот сделал шаг. На пороге стоял он. Мелкие желтые глазки хищно блестели. Морщинистое лицо излучало ликование от очередной победы, от того, как каждый раз он настигает и загоняет Богомолова в угол, словно зверя. – Дорогой Илья Иванович! И чего ж вы только от нас бегаете? – Старик наигранно тянул слова. – Ведь у нас для вас-с, рандеву-с. Илья, не сводя с мужика взгляда, запрокинул голову, так чтобы лезвие не проткнуло шею, и послушно вышел из конюшни. Не дожидаясь указаний, он поднял руки. – То-то же. – Разворачивая Богомолова спиной к себе, кряхтел старик. Теперь одна его рука впивалась в плечо Ильи, а вторая приставила к пояснице острие ножа. Офицер чувствовал досаду и смертельную усталость от всего, что с ними случилось. Нужно было бежать с Рябушинской. Они медленно вышли на пустой берег. В кустах свербело и стрекотало, плескало, чавкало, гулко ухало. Воняло рыбой, чем-то жженым, неприятно сладким. «Разложением» – подумал про себя офицер, стараясь не смотреть на ту часть берега, где лежали, сваленные друг на друга Переходовы. Старик остановил своего пленника лицом к озеру. Гладь его мерно покачивалась, играя с отблесками луны, не торопясь, прибивались к берегу дорожки золотых искр. Появившийся из ниоткуда женский крик огласил ночную тишину, разрезал явь надвое. Илья вздрогнул. «Пала, пала со небес звезда, - Глаза Богомолова расширились от озарения и осознания того, каким всё оказалось на самом деле. На мгновение он забыл об упирающемся в его спину ноже, Варе, Рябушинской, Клугене, Дрожжине, Феде Маклакове, перестал чувствовать миазмы от вспухших на жаре тел. – Потреслася мать-сыра земля! – Он узнал её. Неуловимые нити наконец сплетались в единый узор. – Сине море всколебалося». Та же женщина, которая унесла Варю, остановилась и трижды хлопнула в ладоши. Офицер не видел её, но слышал, каким сильным стал её голос, чувствовал, как уверенно она возносит над собой руки, каким диким стал нрав той, что прятала ладонью вышитую на воротнике лодочку. За последним ударом послышался шум, с середины озера вода начала подниматься бугром, и пена явила восемь девушек. Молодые, бледные, полуголые, простоволосые, головы в алых, голубых и вишневых лентах, словно звери, почуявшие слабую жертву, они с безумным нечеловеческим хохотом устремились к берегу. Их злые глаза впивались в фигуру Ильи, они толкали друг друга, безобразно отхаркиваясь, не то плыли, не то бежали наперегонки. Вместо ног их в воде то и дело мелькали жирные чешуйчатые хвосты. Офицер не сразу узнал в искаженном безумием лицо Катерины, которая вырвалась вперед, расшвыряв соперниц. Она первой выбралась на берег, исцарапав голый живот о песок, и замычала что-то просящее, жалобно протягивая к ним руки. Рот её был искривлён безумием. Илья, завороженно, смотрел на этого полузверя, беспомощно бившем черным хвостом по воде, и с трудом поднимавшем человеческую часть тела. Он не видел ничего подобного в своей жизни, и знал наверняка, не увидит уже никогда. Ему явилось чудо, оживший миф, чей-то кошмар наяву. Он видел то, что мироздание хранило тысячи лет. Женщина сделала несколько шагов к озеру, поравнялась с конюхом, повернула голову вбок, их взгляды с Ильей встретились. Её простоватое лицо было сосредоточенным и злым. Она бросила что-то Катерине словно кость надоедливой визгливой собаке, и та возбужденно забилась на берегу в мутной воде, жадно царапая грязными ногтями землю. Как только вещь оказалась в её руках, русалка громко вздохнула, присмирела, её движения стали плавнее, аккуратнее, дыхание ровным, в глазах уже не прыгали, а тлели безумные огоньки. Катерина развернула расшитый красной бумагой пояс и вновь обрела свое обличие. «Вот зачем Варя искала его». Дрожжина встала. На тонкой оказавшейся на ней рубахе запестрела яркая вышивка, ткань липла к мокрым бедрам, длинные нитки с кисточками повязанного пояса трепал поднявшийся ветер. Катерина подошла к Илье и кокетливо посмотрела сквозь полуопущенный веер черных ресниц, пока головы остальных водяниц, виднеющиеся на поверхности воды, наблюдали за своей сестрой. Как только девушка встала слева от офицера, голос тут же приказал: – Приутихните, волны на море. Приумолкните, гуси-лебеди! Женщина снова хлопнула в ладоши, и теперь из бурлящей воды показались серебристые рыбьи спины. – Вот и богатырская застава, невесты твоей родня. – Захихикал дед и тут же проткнул ножом его кожу. Илья почувствовал, как по пояснице потекла кровь. Довольный конюх проскрипел на округу: «Продана!» и отступил на два шага назад. «То был выкуп» – понял Богомолов. Озеро ожило. Стоял гул, жужжание, хохот, русалки размахивали руками, кричали и волновались птицы, рыба билась туповатыми мордами друг другу в бока, черную листву и ветки деревьев раскачивал ветер. Луны не было, наступил самый темный час ночи. Катерина взяла его за руку, и Илья почувствовал, как холодом её пальцев пронзило тело. Не глядя на него, она тихонько улыбалась русалочьим головам, рыбьим спинам, самой себе. «Вот какую ты свадьбу хотела?» – офицер не мог поверить, что погибнет из-за чьего-то безрассудного желания быть его женой. В ответ Катерина только опустила голову на его плечо и, по-прежнему избегая смотреть в глаза, нежным голосом альта ответила: «Ты нас искал, и вот мы нашли тебя». Илья только дернул плечом: «Черт бы тебя побрал».