– Прогуляюсь, – проворчал барон. – Спасибо. Он ушел, а Тандаджи, с удовлетворением заметив, что железный Байдек вовсе не железный – он заметно шатался, – вылил остатки виски в раковину, сделал себе пометку купить еще – с такой жизнью консорт еще не раз тут появится – и направился в свою комнатушку за кабинетом. Но сон не шел, и он, четко выявив причину, вызвал машину с водителем. Через полчаса в спящий дом начальника разведуправления осторожно ввели уже совершенно закосевшего хозяина. Майло, как был, в ботинках, на автомате, почти с закрытыми глазами прошел мимо вскочивших, обалдевших от вида в стельку пьяного мужа и сына женщин в спальню и там рухнул на кровать лицом вниз. Супруга, выплакавшая себе за эти дни все глаза и даже внезапно помирившаяся с ворчавшей «да, натворили мы дел с тобой» матушкой, аккуратно сняла с него ботинки, стащила штаны – упарилась вся, ворочая тело, но расстегнула и сняла рубашку. И даже протерла мужа влажной губкой, смачивая ее в теплой воде с капелькой лимонного масла и сока – тазик притащила свекровь и без слов поставила у входа в спальню. И только после этого легла рядом, обхватив руку мужа и внимательно слушая его дыхание. * * * Королева Василина-Иоанна открыла глаза от какого-то звука. Первым делом бросила взгляд на половинку кровати рядом. Мариана не было. Тихий стук повторился, и в дверях появилась встревоженная горничная. – Ваше величество, – она замялась, – простите, пожалуйста, что разбудила, но тут такое дело… Посмотрите, пожалуйста. Василина встала, накинула на ночную сорочку халатик, вышла в гостиную, выглянула в коридор. Там, носом к покоям, лежал на полу огромный медведь и шумно, тоскливо вздыхал. От него сильно пахло алкоголем. На лицах охранников застыло непередаваемое выражение усердного равнодушия. – Давно он здесь? – тихо спросила Василина у ближайшего гвардейца. – Да уж час как тоскует, – шепотом ответил он. – Заберите вы его, а, ваше величество? Хороший же мужик, правильный… – робко добавил он. – Никого так ребята не уважают, как его… – Хороший, – согласилась она, с укоризной глядя на мохнатого мужа. Тот поднял голову, печально и вопросительно посмотрел на королеву. – Заходите в покои, ваше высочество, – строго сказала Василина, отступая в сторону. Медведь помедлил немного, встал, покачиваясь, и прошел в дверь, едва вместившись своими боками в проем. Охранники почти незаметно улыбались. Медведь остановился посреди гостиной. Вид у него был потерянный. Василина закрыла дверь. – И как это понимать? Ушел неизвестно куда, напился, обернулся. Пьяный медведь во дворце! Мариан, ты же офицер! Мишка осторожно приблизился к ней, громко сопя, распахнул носом халат, уткнулся привычно в живот, лизнул сквозь тонкую ткань. – Я все еще сержусь! – сообщила Василина строго. – Очень сержусь, муж мой. Протянула руку, погладила его по лбу. – Ты меня очень обидел. Очень! Где ты бродил? Медведь лег на живот, стал тыкаться носом ей в ноги. Из черных глаз вдруг покатились слезы. – Вот только пьяных слез нам не хватало, – заворчала королева, присаживаясь на пол рядом с ним. – Ну хватит. Куда я от тебя денусь, любовь моя? Знаешь же, что не умею долго сердиться… Я ведь без тебя совсем никуда, не нужно мне ничего… Мариан, пойдем спать, а? Ее тоскливый собеседник посмотрел на жену с надеждой, снова засопел, уложил голову на колени. – Люблю, люблю тебя, люблю, – шептала она, начесывая его за ушами и по холке. – И ты меня извини, я таких слов наговорила, прости, прости, я просто так испугалась… Ну почему ты меня не остановил, когда я уходила? Почему? Хороший мой, муж мой. Ай! Спать, я сказала! Медведь подцепил зубами сорочку и настойчиво потащил ее вверх. – Мариан! Не безобразничай! Он рванул сорочку, и та полетела на пол. Василина повалилась на спину, хохоча, – он водил носом по бокам, лизал их шершавым языком, и это было очень щекотно. Спустился языком на живот, поглядывая на нее и ворча, ткнулся ниже… – Спать! Мариан! Ну Мариан! Ну что с тобой делать? Когда после продолжительных и убедительных извинений муж умиротворенно положил голову ей на плечо, обхватил всю своими ручищами и задышал ровно в шею, Василина уже не сердилась. Она, засыпая и ощущая блаженную тянущую негу во всем теле, думала о том, что ссоры иногда бывают очень полезны. А появившаяся было дыра в кружеве силы, удерживающей мир, спешно затягивалась любовью, способной преодолеть все. * * * Не всем в эту ночь повезло найти свой источник безмятежности. Не спала в соседних покоях принцесса Марина Рудлог. Голова была тяжелой и пустой, не спасал даже пронизывающий ветер из открытого окна. Марина курила в гостиной, все еще ощущая играющую в крови силу, и поглядывала на дверь своей спальни – на ночь к ней опять явился Мартин. Блакориец весь вечер после уничтожения чудовища ставил щиты на полы дворца вместе с Викторией и Зигфридом, по очереди с Вики переносился в Королевский лазарет, чтобы помогать врачам, и периодически отбивался от запозднившихся, но твердо намеренных поблагодарить спасителя аристократов. С ним было хорошо и уютно, тепло и безопасно, и как-то незаметно он стал очень важной частью ее жизни. И Марина очень не хотела терять его. Но побаливало запястье, напоминая о другом мужчине – неудобном и горьком, слишком остром, слишком раздражающем, который стал ее наваждением и сейчас боролся за жизнь в реанимации Королевского лазарета. И ночью не было возможности лгать себе, и поэтому Марина злилась, и курила, и не могла пойти спать. Сладко посапывала в объятьях своего персонального медведя, снова нелегально пробравшегося в ее спальню, четвертая Рудлог. Ей снова и снова снился Демьян с огромным сияющим молотом в руках, которым он поражал отвратительную тварь. Во сне было совсем не страшно, в отличие от яви, потому что теперь она совсем не сомневалась в нем. Металась и плакала в своей кровати маленькая принцесса Алина. Но никто не слышал ее за многими дверями ее покоев, и только в далеком южном городке вдруг проснулся от стремления бежать и кого-то спасать огромный молодой мужчина. Принцессе снился кошмар, из которого не было выхода, несмотря на то что она совершенно точно знала: это сон. Ведь в реальном мире никак не могло быть чересчур низкого стального неба без звезд и солнца, с отсвечивающими на нем багряными пятнами дальних пожаров. Кошмары мучали не только коронованных особ. Лорд Максимилиан Тротт снова видел во сне события семнадцатилетней давности и был слишком слаб, чтобы остановить этот показ. И мелькали перед ним, как кадры кинохроники: прием в королевском дворце, ссора с другом, смерть Михея. Но Макс даже не дергался – он уже привык. Спали их величества в своих покоях, спали врачи в лазарете, спали придворные, засыпали слуги, допоздна отчищавшие бальный зал, и ночь, способная быть как великим лекарем, так и жестоким палачом, каждому приоткрывала кусочек истины. И вопрос был лишь в том, сможет ли человек выхватить этот кусочек среди нагромождения страстей, смутных образов, забот, тревог и пустых снов. Сумеет ли прислушаться и найти свое место в сложном плетении спутанных нитей, соединяющих прошлое с будущим. А если не сумеет – судьба все равно поставит его туда, куда нужно. Как бы он ни сопротивлялся. Неторопливая осенняя ночь, укутывающая землю тьмой, гладила ее взмахами ладоней из холодного ветра, готовясь совсем скоро уступить место новому дню. Эта ночь была тревожной, горькой, страстной, умиротворенной. Одной из многих ночей, неумолимо двигающих мир к изменениям. Часть вторая Глава 1 – Па-а-ап, скоро уже? – Юля, не отвлекай отца! – Ску-у-учно! Сержант в отставке Марис Лонжак скрипнул зубами и снова нырнул под капот своего старого минивэна. Машина честно отслужила больше десяти лет, была перебрана руками отца семейства несколько раз и исправно возила большую семью бывшего военного по многочисленным семейным делам. Младших – в сад, старших – в школу. Этим вечером они возвращались в поселок из супермаркета, закупившись продуктами на месяц вперед, и старый конь, видимо, не выдержал аппетитов семьи – заглох посреди дороги. Прямо на пригорке у окружного кладбища. Солнце уже садилось, на эвакуатор у них денег не было – да и где в этой глуши найти эвакуатор? Под ногами поскрипывал легкий снежок – на Севере зима наступала рано, потихоньку присыпая землю белым хрустким крошевом, – а сержант копался в начинке своего «Пузыря» и матерился сквозь зубы. Тихо, чтобы дети не услышали. Он уже отзвонился своему другу – единственному, у кого был внедорожник, способный потянуть его минивэн, – но Петер работал в егерстве за поселком и прибыть мог минимум через час. Час в салоне с ноющими детьми сержант бы не выдержал, поэтому и осматривал двигатель, перебрасываясь репликами со старшим сыном, 16-летним Милошем, и стараясь не слушать раздраженные окрики супруги, занудное подвывание Юльки, писк близнецов и периодический плач годовалой младшей дочери. – Может, топливо некачественное залили? – со значительностью в голосе размышлял сын. – С пылью или водой? – Может, – коротко отвечал Марис, на всякий случай измеряя уровень масла длинным щупом и аккуратно вытирая его. В салоне заревели – видимо, близнецы ухитрились подраться, – рявкнула супруга, открылись двери, и семейство высыпало на свежий воздух. – Они меня сейчас с ума сведут, – тяжело сказала жена, поддерживая сидящую в рюкзачке-переноске младшую. – Мы пройдемся, круг вокруг машины сделаем. Может, на кладбище зайдем. Мы недалеко. Вокруг расстилались поля, припорошенные белым снегом, чуть дальше начинался хвойный лес. Было еще светло, и местность с холма просматривалась как на ладони. – Не потеряемся, – мягко сказала жена, увидев его размышления. Сержант кивнул, и она, взяв за руки близнецов, медленно зашагала по парковочной площадке в сторону кладбища, расположившегося метрах в тридцати от дороги. Юлька недовольно плелась следом. Кладбище это было местной достопримечательностью, так как первые захоронения тут начались чуть ли не шесть веков назад. На Севере говорили, что нет ни одной семьи, чей родственник не лежал бы на Тренском холме, и местные власти ухаживали за ним, организовали парковку, продажи ритуальных принадлежностей и цветов – магазинчик стоял прямо у входа; правда, работал он до пяти и сейчас был закрыт. У изгороди высадили зеленые ели и восстановили маленький старый храм – размером с крохотную комнатушечку, но с куполом и положенными статуэтками богов, – а внутри кладбища поставили скамейки, дорожки выложили узорчатой плиткой, окружили вечнозелеными кустарниками. Невысокие шестиугольные надгробные стелы с памятниками на них регулярно реставрировались, здесь же работали и археологи, и биографы родовитых семейств, проводились экскурсии для обучающихся искусствоведов и школьников – детям доставляло огромное удовольствие искать свои фамилии и захороненных дальних родственников. Получился почти семейный парк памяти, и днем народу тут обычно было много. Хоронили здесь уже редко и только где-то на окраине, так что все воспринимали Тренские могилы скорее как музей. Был и сторож – он сейчас курил у крыльца своего домика, перебросился парой слов с женой Мариса и продолжал меланхолично выпускать дым.