Минут через двадцать раздался дружный рев близнецов, и злой, испачкавшийся в масле и грязи сержант увидел жену: она тянула за собой извивающихся детей – видимо, опять что-то не поделили. Рев становился ближе, сторож, поморщившись, ушел в свою будку, супруга остановилась, дернула пытающихся упасть на землю четырехлеток, в сердцах надавала им по задницам, отчего рев стал еще громче. Юлька, паразитка, даже не пыталась помочь матери – шла впереди с выражением брезгливости на лице. Они уже вышли за ограду – Марис вытирал руки, поглядывая на шоссе – не едет ли друг от поселка, – а на центральной кладбищенской дороге показалось еще несколько фигур – видимо, поздние посетители. Что-то царапнуло, и он нахмурился. Сын спешил к матери, чтобы помочь с братьями, а сержант закрывал капот и все хмурился. Если это посетители, то где их машина? Не пешком же они пришли? Ближайшее поселение километрах в десяти отсюда. Мимо проехал легковой автомобиль, водитель притормозил, сдал назад. – Чем помочь, земляк? – Не потянешь, – с разочарованием пробурчал сержант, – спасибо большое. – Могу семью довезти, – предложил добродушный водитель. – Куда надо-то? – В Перелесок, – ответил Марис с благодарностью. Ждать Петера без воплей детей будет куда проще. Младшие поместятся, а они с сыном подождут. – Довезу, – решил остановившийся, и они оба поглядели на медленно приближающуюся семью сержанта. Дети бились в истерике, мать их успокаивала, а малышка в рюкзаке присоединилась к плачу. – Тяжело тебе, – посочувствовал водитель. Лонжак только скрипнул зубами. Фигуры за спинами его семьи становились ближе, ускорялись. Мелкие какие-то. Корявые. Твою ж мать!!! – Беги, дура! – заорал он так, что водила дернулся. – Беги, Машка!!! Милош, хватай младших, беги к машине!!! Жена – дура баба! – непонимающе застыла на месте, а сын – выйдет-таки из него толк! – не стал раздумывать, ускорился: до матери оставалось метров десять. – Ты чего это? – испуганно спросил водитель легковушки. – Окно задрай, – рявкнул сержант, – нежить прет! Марис метнулся к багажнику, открыл его, вытянул охотничий карабин, магазины к нему, зарядил и побежал навстречу семье. Сын уже домчался до матери, схватил братьев на руки – здоров бычок, – что-то крикнул, но сержант не расслышал. – Бегите! – снова заорал он. – Нежить! Расслышали. Юлька обернулась, завизжала и припустила к машине. Жена тяжело трусила следом, младшие орали, дочка плакала. Из будки на крики выглянул сторож – корявые фигуры уже шустро ковыляли снаружи, – дверь с грохотом захлопнулась. Теперь Марис четко видел их. Стернихи – человеческие восставшие кости, обросшие неживой плотью. Он в свое время пару раз принимал участие в зачистке вдруг проснувшихся захоронений и четко знал, что поднимаются сначала единицы, но, если их не остановить, – все кладбище может восстать такими тварями. Размером с крупную обезьяну, с заплывшими бельмами глазами, безносые, черные и жирно блестящие, как пиявки, с вытянутой вперед зубастой широкой пастью, которая делила башку на две половинки – такая пасть легко может голову оторвать, – и длинными передними конечностями, заканчивающимися когтями-иглами: пришпилит к земле и сосет ими кровь. – В машину, – скомандовал Марис резко, поравнявшись с родными, – окна все задраить. Милош, звони в полицию, сообщи, затем бери ружье, один не справлюсь. Стернихи разделились: двое шустро направилась к домику сторожа, шестеро – за убегающей человечинкой. Марис тщательно прицелился и выстрелил. Выругался, отступил немного, выстрелил снова. Патрон может разнести голову, и это единственный шанс остановить стернихов, но сумерки, да и зрение уже не то. Третий выстрел – башка одной твари лопнула черной слизью, тело упало навзничь, задергалось и стало расплываться темной лужей на белом снегу. Позади хлопнула дверь машины. Значит, свои добрались; уже спокойнее. Снова выстрел – тварь дернулась, – разнес плечо, но стая двигалась вперед, он уже слышал характерные горловые булькающие звуки. Отбежал назад, снова прицелился в ближайшую «пиявку». Выстрелил. На этот раз точно. Отбросил магазин, быстро зарядил вторым. Тупые твари у дома сторожа нюхали порог, царапались в дверь: если не остановить – прогрызут, зубы как лезвия. Выстрел сзади – это сын с ружьем, промахнулся. Сержант снова нажал на курок – уложил на землю еще одну пиявку. Сбоку забабахали еще выстрелы – давешний водитель подбежал с пистолетом в руке и достаточно бестолково отстреливался. Что им эти пули? Люди еще отступили, буквально прижавшись спинами к минивэну – внутри истошно голосили дети, плакала жена. – В голову, – прорычал сержант, выцеливая. Десять шагов осталось. Девять. Восемь. Бах! – и еще одна тварь растеклась по земле. Семь. Шесть. Целься, сержант, целься. Сбоку дернулся сын – опять промазал. Пять. Выстрел! Пиявка на земле. Водила стрелял рядом, ухитряясь перезаряжать пистолет с невероятной скоростью. Последняя оставшаяся тварь забулькала, вытянула иглы, прыгнула – Марис присел и выстрелил почти не глядя. Тяжелая туша врезалась в него, пробила иглами плечо, растеклась вонючей слизью прямо по телу. Он согнулся – его вырвало. Кровь, смешанная с черным гноем, текла на снег. – Папа, – баском простонал Милош. – Еще бегут!! Двое оставшихся, привлеченные шумом, уже быстро ковыляли к ним, и жирная черная кожа их окрашивалась красным в лучах уходящего солнца. – В голову, – прохрипел сержант. Все вокруг кружилось, и желудок сжимался в бесконечных спазмах. – Мужик, держись, – попросил испуганно водитель, быстро перезаряжая пистолет. Не остался ведь сидеть, вышел помочь, хотя мог и уехать. Сержант Лонжак поднял карабин, оперся спиной на машину, преодолевая тошноту, и выстрелил. Через полчаса на место происшествия прибыли военные листолеты с магами на борту. Потерявшего сознание сержанта принял виталист, додержал до приезда скорой. Военные с собаками, приученными выслеживать нежить, вооруженные огнеметами и винтовками с разрывными патронами, сопровождаемые двойками боевых магов, отрядами уходили на кладбище. Сторожа отпоили сердечными каплями и отправили домой. А минивэн с притихшими измотанными детьми и заплаканной Марией Лонжак отбуксировал в Перелесок доехавший наконец на помощь Петер. 30 октября, Иоаннесбург Наутро после дня рождения королевы произошло сразу два совершенно невероятных события. Во-первых, не вышел на утреннюю зарядку капитан Байдек, и майор Васильев, подождав для приличия несколько минут, встал перед строем и зычно объявил невыспавшимся гвардейцам: – Построились!! Смирно! Сегодня проводить физподготовку буду я! – Разрешите обратиться, господин майор? – раздался неуверенный голос из строя. – Разрешаю, – рявкнул вояка, уже зная, о чем будет вопрос. – Вам известна дислокация капитана Байдека? – Рядовой Малочкин! – майор грозно встопорщил усы. – Личная жизнь начальства вне нашей компетенции! Гвардейцы понимающе заулыбались и немного расслабились. – Команды «вольно» не было! – заорал майор. – Построились для бега! Десять кругов для разогрева! А тебе, – добавил он ехидно, – Малочкин, как самому любознательному, – двадцать! Майор бежал перед строем и ухмылялся в усы, пока его не видели подчиненные. Ему-то доложили о том, что произошло ночью у покоев королевы. А еще он думал о том, что как-то неприлично и не по уставу: его начальник – капитан. И пока он, Васильев, старший по званию, надо сделать представление ее величеству на повышение для Байдека. Второй сюрприз ожидал сотрудников разведуправления, которые, придя на запланированное утреннее совещание к кабинету начальника, не обнаружили его на месте. И это было похлеще чудовища, выползшего из-под земли, потому что утренний и бодрый Тандаджи в кресле был чем-то незыблемым, как луна на небе. Прибывшего Стрелковского пропустили в кабинет, и он, заметив и огромную бутыль в корзине, и бокалы – такое ощущение, что кто-то нес их к раковине, но не донес, сунув на полку с подшитыми делами, – и запах алкоголя, сделал совершенно верные выводы и позвонил начальству домой. Ядовитый женский голос ответил ему, что супруг изволит спать и разбудить его невозможно, потому что вы его в вашем Управлении совсем заездили, так что справляйтесь без него и вообще дайте отдохнуть. В результате собрание проводил Игорь Иванович, он же и взял на себя распределение дел и планирование. Пятую принцессу Алину Рудлог разбудил звонок телефона, и она, нащупывая на столике очки, спросонья пыталась сообразить, кому понадобилась в такую рань. В комнате горел ночник, освещая ее аккуратную спальню, но за окнами еще было темно. Наконец Алина нацепила очки на нос, нашла трубку и нажала «ответить». – Малявочка, с тобой все в порядке? – пробасил в трубку Матвей. – Вроде бы да, – с сомнением сказала принцесса, и, не удержавшись, зевнула. Тело было тяжелым; еще и закуталась в одеяло так, что неприятно взмок затылок. – А что случилось? – Просто, – буркнул он с неловкостью, – показалось. Извини, что разбудил. Досыпай, принцесса. – Матвей, погоди, – торопливо остановила его Алина. – Ты сегодня к Димке пойдешь? Она размоталась наконец из тяжелого одеяла, глянула на часы – семь утра. Вчера читала допоздна, да так с книгой в руках и задремала. И снилась какая-то муть. И кстати, любопытно: зачем ночью заглядывала горничная? Просто открыла дверь, увидела читающую принцессу, извинилась шепотом и закрыла. – Ага, – откликнулся Ситников почему-то радостно. – Ты со мной хочешь? – Хочу, – призналась Алина. – Давай часов в десять, сможешь? Встретимся на крыльце лазарета. – Конечно смогу, – бодро заявил семикурсник. – А ты давай спи. Я-то у мамки рано встаю. – Я и так сплю, – пробормотала она, снимая очки и выключая ночник, и Матвей, поддразнив ее «сразу видно, не деревенская ты», отключился. К завтраку вместе с Алинкой вышли только Каролина и отец; остальные, видимо, отсыпались после бала. Хотя если для сестер это было нормально, то отсутствие Мариана вызывало удивление. Удивляться пришлось недолго – Святослав Федорович рассказал дочерям о вчерашнем происшествии. Ему доложил личный помощник, и отец уже успел пообщаться с охраной. Он хмурился, с тревогой глядел на девочек и говорил по-мужски, без прикрас, как передали. Может, хоть это заставит их быть осторожными и задумываться о последствиях своих поступков.