А вот тебе другая пара – и Тася вплывает в цепочку хлопающих зрителей, меняется местами с какой-то девушкой. И уже новая лебедь плывет по кругу, уходя от коршуна, но затем к танцорам выходит еще мужчина, и первый парень, хлопнув второго по плечам, уходит из круга. Так меняются мужчины и женщины, молодые и пожилые – вот уже танцует какая-то старушка, а счастливые люди подбадривают ее и хвалят, и старушка румянится, плывет величавой птицей, и на мгновение кажется, что не бабушка там, а молодая чернобровая красавица, озорная и гибкая, – потому что танец не знает возрастов, танец душу показывает. – Понятно, почему перехват? – спрашивает служитель Синей. Глаза его горят, и он, махнув рукой на наблюдающего за этим ярким праздником жениха, спускается с помоста и через минуту сам присоединяется к танцующим под возгласы одобрения. Энтери дал людям еще порадоваться – ему не жалко, – и ждал еще целый час, пока запыхавшаяся, раскрасневшаяся Тася не поднялась к нему. Взглянула вопросительно и улыбнулась: поняла, что готов отвечать. – Готов? – недоверчиво спросил такой же румяный священник, поднимаясь на помост. – Готов, – кивнул Энтери. – Мне как отвечать, громко? – Нет, что ты, – испугалась Тася. – На площади много неженатых, им еще в свое время разгадывать. Мне ответишь, а отец Силайтис свидетелем будет. На площади зашевелились, начали подходить к сцене – почуяли, наверное, что жених решился. Служитель Синей подождал, пока дойдут все желающие, и объявил громко: – Жених будет отвечать, люди Теранови! Сейчас мы узнаем, готовить мне сегодня брачные покои в храме или нет! Люди одобрительно зашумели. – Говори, Таисия, – благосклонно кивнул священник. – Что мужчина держит, а женщина оживляет? – спросила Тася, и голос ее вдруг дрогнул. «Тоже волнуется», – понял Энтери. – Дом, – сказал он тихо. Тася улыбнулась. – Правильно? – строго поинтересовался отец Силайтис. – Правильно, – подтвердила невеста, с нежностью глядя на дракона. – Правильно! – закричали люди. – Правильно! Тогда поцелуй в награду! По-це-луй! По-це-луй! Энтери шагнул вперед, мягко прикоснулся к теплым губам невесты, прижал ее к себе – Тася только ойкнула, – и наконец-то настойчиво, долго поцеловал, наслаждаясь вкусом свежести и меда и женским запахом, таким родным, совсем не забытым. – А второй вопрос? – возмущенно и радостно кричали из толпы. Тася спрятала голову у дракона на груди и тихо гладила его по шее. Энтери вдруг стали казаться лишними и эти вопросы, и этот праздник – схватить бы, унести поскорее, сделать своей! – Второй, – настойчиво повторил священник. – Что важнее жены? – тихо произнесла Таисия. Губы ее порозовели, глаза сверкали, обещая самую сладкую радость. – Ничего, – сказал Энтери, и, не дожидаясь подтверждения, снова поцеловал ее – а что поделаешь, традиция! Народ хлопал в ладоши, топал ногами, шумел, но все было неважно, пока девушка, которую он разглядел не сразу, а разглядев, понял: вот оно – солнце для дракона, – радостно отвечала ему на поцелуй, снова делилась теплом и счастьем. – Что дороже всего на свете? – задала невеста третий вопрос. Отец Силайтис уже не вмешивался – все пошло волей Богини само, как надо. – Дети? – спросил Энтери тихо. – Правильно! – радостно крикнула Тася, и дракон снова потянулся к ее губам – какой хороший обычай! – Правильно! – обрадовал людей служитель Богини. – Эйя! – крикнули в толпе. – Эйя! Эйя! – Эйя? – прошептал Энтери в губы разомлевшей невесте, гладя ее по затылку, по шее. Косы ее, длинные, толстые, русые, лежали на плечах, а от волос вниз шел пушок – он помнил его, – шел по всему позвоночнику, мягкий, золотистый, почти незаметный. Сегодня он вдоволь насмотрится… – Свадебная песня, – пояснила Тася, – на старом языке. Песня-молитва, пожелание всех благ молодым. Народ уже запевал: пели одни мужчины, сначала тихо, низко, протяжно – слов было не разобрать, одни перекаты и вибрирующие голоса, – к ним присоединялись другие, кто выше, кто ниже, подхватывали песню, словно передавали из рук в руки огромную чашу, и каждый добавлял в нее что-то свое. И скоро уже торжественным гимном гудела вся площадь, сплетая стоявших на ней людей в единое целое, молящееся богам о счастье и благополучии для этой пары, и песня тяжелым, звонким языком колокола ударяла в купол неба, заполняя все вокруг чистой радостью. Звук оборвался тогда, когда Энтери показалось, что невозможно больше выносить эту красоту, – он слышал в эйе песню драконьей стаи из тысяч голосов, слышал голоса родителей, друзей и сжимал затихшую в его руках Тасю. Оборвался звук, и на площади стало тихо-тихо. Зашелестел ветерок, просыпая на город неизвестно откуда взявшиеся кристаллики льда: они тонким шлейфом налетели с гор, засверкали, запереливались алмазной россыпью на солнце – и вспыхнули над площадью вертикальными радугами, уходящими прозрачным семицветьем куда-то в небесные чертоги. – Хорошая эйя получилась, – вполголоса произнес отец Силайтис. – В храм теперь, обеты приносить. Радуги растворились в воздухе – и люди отмерли, заволновались, зашумели радостно. Вплотную к помосту несколько мужчин подкатили большую телегу, устланную синей тканью, и Тася, выскользнув из рук жениха, легко соскочила на эту телегу, уселась аккуратно, оглянулась на него весело – видимо, еще какая-то традиция. – Ну, – громко сказал священник, – муж на себе всю жизнь и жену везет, и детей, и хозяйство. А мы сейчас посмотрим, сможешь ли ты только жену до храма довезти. Впрягайся, жених. Энтери улыбнулся. Все-таки смешные у них обычаи. Но понятные. Спрыгнул с помоста под одобрительные крики и похлопывания по плечам, примерился к оглоблям, взял в руки и потянул. Телега двинулась легко, а он оглянулся на счастливую Таисию. – Командуй, куда везти! – крикнул ей под смех людей. – Прямо, – крикнула она в ответ. И дракон, как заправский тягловый жеребец, повез невесту в храм. Разве это сложно? Энтери двигался быстро, почти бежал, не обращая внимания на изумленные возгласы жителей Теранови – ему что-то кричали про лошадь, но он все ускорялся, а то вдруг еще какое испытание придумают по пути. Телега становилась все тяжелее – Тасе передавали подарки, закидывали их к ней в ноги, и гора свертков все росла, да и дорога пошла вверх – но он вез, торопился. Впереди бежали дети – показывали путь, а за драконьей упряжью длинным хвостом шли люди: пусть все не поместятся в храме, зато смогут поприветствовать молодых, когда обряд закончится. К концу Энтери немного запыхался, совсем чуть-чуть, но это не помешало ему вызволить невесту из груды подарков и спустить ее на землю. – Ты такой сильный, – шепнула она весело. – Хороший ты мой. – Справился? – спросил он не без гордости. – Справился, – подтвердила Тася. – Но вообще обычно после нескольких десятков шагов жениха меняют на лошадь. Просто ты так бежал, что пронесся мимо нее, – закончила она смешливо. Во дворе храма, в абсолютной тишине, под взглядами Великих Стихий отец Силайтис надел жениху и невесте на левые руки красные тиньки – с золотой вышивкой, с кисточками, – мазнул по лбам маслом розы – для любви, вручил по кинжалу с ножнами и поясами. – На себя наденьте да при себе держите. Перед брачной ночью муж жене косы обрезает и в дар Богине приносит, – сурово наставлял он. – Режь как можно короче, не жалей. А жена мужу кровь пускает, с тремя маслами смешивает да в чашу Синей сливает. И чтоб не забыли обмыться потом, – грозно добавил он, – а то не будет вам благословения! И теперь муж – это жена, а жена – это муж; как хотите, чтобы вас любили, так и супруга любите, как хотите, чтобы вас слушали, так и вы слушайте, делите всё поровну – и беды, и счастье, и пусть Богиня даст вам долгую жизнь и детей так много, как вырастить сможете! Свершилось! – Свершилось, – тихо откликнулись люди вокруг. – Счастья молодым! Счастья! Толпа окружила их, понесла обратно на площадь: впереди был праздник, и только потом – желанная ночь. К мэру Теранови подошел говоривший с ним утром человек из Управления безопасности Рудлога, стройный, с военной выправкой, представившийся капитаном Василием Рыжовым. Мэр только-только вышел из танца и утирал платком пот со лба, поглядывая на кружащиеся пары и жениха с невестой среди них. Увидел сыскаря и невольно пощупал толстое письмо, лежащее в кармане. Теранови был условно независим, но это не означало, что не нужно уважать правила и запросы государства-протектора. Так что мэр храбрился, но известия о том, что телепортом прибыла еще группа сотрудников Управления, его нервировали. Такая хорошая свадьба, не сорвали бы! – Хорошая свадьба, – вторя его мыслям, непринужденно заметил Рыжов. – Веселая. Это он что, угрожает или намекает на что-то? Мэр Трайтис был человеком хозяйственного, а не политического склада и намеков пугался. – Да, – ответил он скромно. – Не припомню такого же массового веселья. Главное, чтобы до конца все хорошо прошло. – Вы не волнуйтесь, господин Трайтис, – доброжелательно сказал капитан, – даю слово офицера, что мы вмешиваться не будем. Только понаблюдаем. Вон, видите, наши люди даже танцуют. И правда, в кругу танцующих мелькали нездешние лица – видимо, бойкие горожанки вытянули наблюдающих за собой и отпускать не собирались. – Но вот если бы вы мне пораньше письмо отдали, – как ни в чем ни бывало продолжил Рыжов, – то я бы вам очень благодарен был. И отметил бы перед начальством ваше безусловное желание сотрудничать. Мэр возмущенно глянул на своего собеседника, открыл рот… – Господин Трайтис, даже если вы оставите письмо до момента, как улетит дракон, никаких санкций к вам применено не будет, – мягко уговаривал его сыскарь, – но, сами поймите, королева Василина – молодая женщина, у нее маленькие дети, целая страна на плечах, а тут пропала старшая сестра… любимая… представляете, как она переживает? У мэра из живых родственников была только дочь, и, как он ее ни любил, он бы совсем не возражал, если бы она куда-нибудь пропала. – Говорят, – капитан доверительно наклонился к нему, – что у нее даже молоко пропало и малышка принцесса несколько дней голодала… представляете, какой кошмар? Мэр расчувствовался: у его супруги тоже как-то пропадало молоко, и Сенька орала как бешеная, пока не распробовала и не начала с голодухи принимать козье. – И вот сейчас она знает, что для нее есть письмо, в котором, возможно, проясняется судьба сестры, а ждать ей до завтра. Она же изведется вся, господин Трайтис. Представляете, настроение и здоровье ее величества зависят сейчас от вас и вашего доброго сердца… Успевший уже употребить теплого вина мэр тяжело вздохнул и потянул из кармана письмо. Рыжов просиял, принимая его. – Но, если испортите свадьбу, – как можно суровее сказал Трайтис, – получите серьезные политические последствия. – Вы не пожалеете, – заверил его капитан. – Вы всё сделали правильно. Корона не останется в долгу. – Дай-то боги, – пробурчал мэр, отворачиваясь.